Горячий снег читать. Горячий снег. Юрий Васильевич Бондарев"Горячий снег"

Дивизию полковника Деева, в состав которой входила артиллерийская батарея под командованием лейтенанта Дроздовского, в числе многих других перебрасывали под Сталинград, где скапливались основные силы Советской Армии. В состав батареи входил взвод, которым командовал лейтенант Кузнецов. Дроздовский и Кузнецов окончили одно училище в Актюбинске. В училище Дроздовский «выделялся подчёркнутой, будто врождённой своей выправкой, властным выражением тонкого бледного лица - лучший курсант в дивизионе, любимец командиров-строевиков». И вот теперь, после окончания училища, Дроздовский стал ближайшим командиром Кузнецова.

Взвод Кузнецова состоял из 12 человек, среди которых были Чибисов, наводчик первого орудия Нечаев и старший сержант Уханов. Чибисов успел побывать в немецком плену. На таких, как он, смотрели косо, поэтому Чибисов изо всех сил старался услужить. Кузнецов считал, что Чибисов должен был покончить с собой, вместо того, чтобы сдаться, но Чибисову было больше сорока, и в тот момент он думал только о своих детях.

Нечаев, бывший моряк из Владивостока, был неисправимым бабником и при случае любил поухаживать за санинструктором батареи Зоей Елагиной.

До войны сержант Уханов служил в уголовном розыске, потом окончил Актюбинское военное училище вместе с Кузнецовым и Дроздовским. Однажды Уханов возвращался из самоволки через окно туалета, наткнулся на командира дивизиона, который восседал на толчке и не смог сдержать смеха. Разразился скандал, из-за которого Уханову не дали офицерского звания. По этой причине Дроздовский относился к Уханову пренебрежительно. Кузнецов же принимал сержанта как равного.

Санинструктор Зоя на каждой остановке прибегала к вагонам, в которых размещалась батарея Дроздовского. Кузнецов догадывался, что Зоя приходила только для того, чтобы увидеть командира батареи.

На последней остановке к эшелону прибыл Деев, командир дивизии, в которую входила и батарея Дроздовского. Рядом с Деевым «опираясь на палочку, шёл сухощавый, слегка неровный в походке незнакомый генерал. Это был командующий армией генерал-лейтенант Бессонов». Восемнадцатилетний сын генерала пропал без вести на Волховском фронте, и теперь каждый раз, когда взгляд генерала падал на какого-нибудь молоденького лейтенанта, он вспоминал о сыне.

На этой остановке дивизия Деева выгрузилась из эшелона и двинулась дальше на лошадиной тяге. Во взводе Кузнецова лошадьми управляли ездовые Рубин и Сергуненков. На закате сделали короткий привал. Кузнецов догадывался, что Сталинград остался где-то за спиной, но не знал, что их дивизия двигалась «навстречу начавшим наступление немецким танковым дивизиям с целью деблокировать окружённую в районе Сталинграда многотысячную армию Паулюса».

Кухни отстали и затерялись где-то в тылу. Люди были голодны и вместо воды собирали с обочин затоптанный, грязный снег. Кузнецов заговорил об этом с Дроздовским, но тот резко осадил его, заявив, что это в училище они были на равных, а теперь командир - он. «Каждое слово Дроздовского поднимало в Кузнецове такое необоримое, глухое сопротивление, как будто то, что делал, говорил, приказывал ему Дроздовский, было упрямой и рассчитанной попыткой напомнить о своей власти, унизить его». Армия двинулась дальше, на все лады ругая пропавших где-то старшин.

В то время как танковые дивизии Манштейна начали прорыв к окружённой нашими войсками группировке генерал-полковника Паулюса, свежесформированная армия, в составе которой входила и дивизия Деева, по приказу Сталина была брошена на юг, навстречу немецкой ударной группе «Гот». Этой новой армией и командовал генерал Пётр Александрович Бессонов, немолодой замкнутый человек. «Он не хотел нравиться всем, не хотел казаться приятным для всех собеседником. Подобная мелкая игра с целью завоевания симпатий всегда претила ему».

В последнее время генералу казалось, что «вся жизнь сына чудовищно незаметно прошла, скользнула мимо него». Всю жизнь, переезжая из одной военной части в другую, Бессонов думал, что ещё успеет переписать свою жизнь набело, но в госпитале под Москвой ему «впервые пришла мысль, что его жизнь, жизнь военного, наверное, может быть только в единственном варианте, который он сам выбрал раз и навсегда». Именно там произошла его последняя встреча с сыном Виктором - свежеиспечённым младшим лейтенантом пехоты. Жена Бессонова, Ольга, просила, чтобы он взял сына к себе, но Виктор отказался, а Бессонов не настаивал. Теперь его мучило сознание, что он мог уберечь единственного сына, но не сделал этого. «Он всё острее чувствовал, что судьба сына становится его отцовским крестом».

Даже во время приёма у Сталина, куда Бессонова пригласили перед новым назначением, возник вопрос о его сыне. Сталин был прекрасно осведомлён о том, что Виктор входил в состав армии генерала Власова, да и сам Бессонов был с ним знаком. Тем не менее, назначение Бессонова генералом новой армии Сталин утвердил.

C 24 по 29 ноября войска Донского и Сталинградского фронтов вели бои против окружённой немецкой группировки. Гитлер приказал Паулюсу сражаться до последнего солдата, затем поступил приказ об операции «Зимняя гроза» - прорыве окружения немецкой армией «Дон» под командованием генерал-фельдмаршала Манштейна. 12 декабря генерал-полковник Гот нанёс удар в стык двух армий Сталинградского фронта. К 15 декабря немцы продвинулись на сорок пять километров к Сталинграду. Введённые резервы не смогли изменить обстановку - немецкие войска упорно пробивались к окружённой группировке Паулюса. Главной задачей армии Бессонова, усиленной танковым корпусом, было задержать немцев, а затем заставить их отступать. Последним рубежом была река Мышкова, после которой до самого Сталинграда простиралась ровная степь.

На КП армии, расположенном в полуразрушенной станице, произошёл неприятный разговор между генералом Бессоновым и членом военного совета, дивизионным комиссаром Виталием Исаевичем Весниным. Бессонов не доверял комиссару, считал, что его послали присматривать за ним из-за мимолётного знакомства с предателем, генералом Власовым.

Глубокой ночью дивизия полковника Деева начала окапываться на берегу реки Мышковой. Батарея лейтенанта Кузнецова вкапывала орудия в мёрзлую землю на самом берегу реки, ругая старшину, на сутки отставшего от батареи вместе с кухней. Присев немного отдохнуть, лейтенант Кузнецов вспомнил родное Замоскворечье. Отец лейтенанта, инженер, простудился на строительстве в Магнитогорске и умер. Дома остались мать и сестра.

Окопавшись, Кузнецов вместе с Зоей отправился в командный пункт к Дроздовскому. Кузнецов смотрел на Зою, и ему казалось, что он «видел её, Зою, в уютно натопленном на ночь доме, за столом, покрытым к празднику чистой белой скатертью», в своей квартире на Пятницкой.

Командир батареи объяснил военную обстановку и заявил, что недоволен дружбой, которая возникла между Кузнецовым и Ухановым. Кузнецов возразил, что Уханов мог бы быть хорошим командиром взвода, если бы получил звание.

Когда Кузнецов вышел, Зоя осталась с Дроздовским. Он заговорил с ней «ревнивым и одновременно требовательным тоном человека, который имел право спрашивать её так». Дроздовский был недоволен тем, что Зоя слишком часто навещает взвод Кузнецова. Он хотел скрыть ото всех свои отношения с ней - боялся сплетен, которые начнут ходить по батарее и просочатся в штаб полка или дивизии. Зое горько было думать, что Дроздовский так мало любит её.

Дроздовский был из семьи потомственных военных. Его отец погиб в Испании, мать умерла в том же году. После смерти родителей Дроздовский не пошёл в детский дом, а жил у дальних родственников в Ташкенте. Он считал, что родители предали его и боялся, что Зоя тоже его предаст. Он требовал у Зои доказательств её любви к нему, но она не могла переступить последнюю черту, и это злило Дроздовского.

На батарею Дроздовского прибыл генерал Бессонов, который ждал возвращения разведчиков, отправившихся за «языком». Генерал понимал, что наступил переломный момент войны. Показания «языка» должны были дать недостающие сведения о резервах немецкой армии. От этого зависел исход Сталинградской битвы.

Бой начался с налёта «Юнкерсов», после которого в атаку пошли немецкие танки. Во время бомбёжки Кузнецов вспомнил об орудийных прицелах - если их разобьют, батарея не сможет стрелять. Лейтенант хотел послать Уханова, но понял, что не имеет права и никогда не простит себе, если с Ухановым что-то случится. Рискуя жизнью, Кузнецов пошёл к орудиям вместе с Ухановым и обнаружил там ездовых Рубина и Сергуненкова, с которыми лежал тяжело раненный разведчик.

Отправив разведчика на НП, Кузнецов продолжал бой. Вскоре он уже не видел ничего вокруг себя, он командовал орудием «в злом упоении, в азартном и неистовом единстве с расчётом». Лейтенант ощущал «эту ненависть к возможной смерти, эту слитость с орудием, эту лихорадку бредового бешенства и лишь краем сознания понимая, что он делает».

Тем временем немецкая самоходка спряталась за двумя подбитыми Кузнецовым танками и начала в упор расстреливать соседнее орудие. Оценив обстановку, Дроздовский вручил Сергуненкову две противотанковые гранаты и приказал подползти к самоходке и уничтожить её. Молодой и испуганный, Сергуненков погиб, так и не выполнив приказа. «Он послал Сергуненкова, имея право приказывать. А я был свидетелем - и на всю жизнь прокляну себя за это», - подумал Кузнецов.

К концу дня стало ясно, что русские войска не выдерживают натиск немецкой армии. Немецкие танки уже прорвались на северный берег реки Мышковой. Генерал Бессонов не хотел вводить в бой свежие войска, боясь, что у армии не хватит сил для решающего удара. Он приказал биться до последнего снаряда. Теперь Веснин понял, почему ходили слухи о жестокости Бессонова.

Перебравшись на КП Деева, Бессонов понял, что именно сюда немцы направили основной удар. Разведчик, найденный Кузнецовым, сообщил, что ещё два человека вместе с захваченным «языком» застряли где-то в немецком тылу. Вскоре Бессонову доложили, что немцы начали окружать дивизию.

Из штаба прибыл начальник контрразведки армии. Он показал Веснину немецкую листовку, где была напечатана фотография сына Бессонова, и рассказывалось, как хорошо ухаживают в немецком госпитале за сыном известного русского военачальника. В штабе хотели, чтобы Бесснонов неотлучно пребывал в КП армии, под присмотром. Веснин не поверил в предательство Бессонова-младшего, и решил пока не показывать эту листовку генералу.

Бессонов ввёл в бой танковый и механизированный корпуса и попросил Веснина поехать навстречу и поторопить их. Выполняя просьбу генерала, Веснин погиб. Генерал Бессонов так и не узнал, что его сын жив.

Единственное уцелевшее орудие Уханова замолчало поздним вечером, когда кончились снаряды, добытые у других орудий. В это время танки генерал-полковника Гота форсировали реку Мышкову. С наступлением темноты бой стал стихать за спиной.

Теперь для Кузнецова всё «измерялось другими категориями, чем сутки назад». Уханов, Нечаев и Чибисов были еле живы от усталости. «Это одно-единственное уцелевшее орудие и их четверо были награждены улыбнувшейся судьбой, случайным счастьем пережить день и вечер нескончаемого боя, прожить дольше других. Но радости жизни не было». Они оказались в немецком тылу.

Внезапно немцы снова начали атаковать. При свете ракет они увидели в двух шагах от своей огневой площадки тело человека. Чибисов выстрелил в него, приняв за немца. Это оказался один из тех русских разведчиков, которых так ждал генерал Бессонов. Ещё двое разведчиков вместе с «языком» спрятались в воронке возле двух подбитых бронетранспортёров.

В это время у расчёта появился Дроздовский, вместе с Рубиным и Зоей. Не взглянув на Дроздовского, Кузнецов взял Уханова, Рубина и Чибисова и отправился на помощь разведчику. Вслед за группой Кузнецова увязался и Дроздовский с двумя связистами и Зоей.

Пленного немца и одного из разведчиков нашли на дне большой воронки. Дроздовский приказал искать второго разведчика, несмотря на то, что, пробираясь к воронке, он привлёк внимание немцев, и теперь весь участок находился под пулемётным огнём. Сам Дроздовский пополз обратно, взяв с собой «языка» и уцелевшего разведчика. По дороге его группа попала под обстрел, во время которого Зою тяжело ранило в живот, а Дроздовского контузило.

Когда Зою на развёрнутой шинели донесли до расчёта, она была уже мертва. Кузнецов был как во сне, «всё, что держало его эти сутки в неестественном напряжении вдруг расслабилось в нём». Кузнецов почти ненавидел Дроздовского за то, что тот не уберёг Зою. «Он плакал так одиноко и отчаянно впервые в жизни. И когда вытирал лицо, снег на рукаве ватника был горячим от его слёз».

Уже поздним вечером Бессонов понял, что немцев не удалось столкнуть с северного берега реки Мышковой. К полуночи бои приостановились, и Бессонов думал, не связано ли это с тем, что немцы использовали все резервы. Наконец, на КП доставили «языка», который сообщил, что немцы действительно ввели в бой резервы. После допроса Бессонову сообщили, что погиб Веснин. Теперь Бессонов жалел, что их взаимоотношения «по вине его, Бессонова, выглядели не такими, как хотел Веснин и какими они должны были быть».

С Бессоновым связался командующий фронтом и сообщил, что четыре танковых дивизии успешно выходят в тыл армии «Дон». Генерал приказал атаковать. Тем временем адъютант Бессонова нашёл среди вещей Веснина немецкую листовку, но так и не осмелился сказать о ней генералу.

Минут через сорок после начала атаки бой достиг переломной точки. Следя за боем, Бессонов не поверил своим глазам, когда увидел, что на правом берегу уцелело несколько орудий. Введённые в бой корпуса оттеснили немцев на правый берег, захватили переправы и начали окружать немецкие войска.

После боя Бессонов решил проехать по правому берегу, взяв с собой все имеющиеся в наличии награды. Он награждал всех, кто остался в живых после этого страшного боя и немецкого окружения. Бессонов «не умел плакать, и ветер помогал ему, давал выход слезам восторга, скорби и благодарности». Орденом Красного Знамени был награждён весь расчёт лейтенанта Кузнецова. Уханова задело, что Дроздовскому тоже достался орден.

Кузнецов, Уханов, Рубин и Нечаев сидели и пили водку с опущенными в неё орденами, а впереди продолжался бой.

Юрий Васильевич Бондарев

«Горячий снег»

Дивизию полковника Деева, в состав которой входила артиллерийская батарея под командованием лейтенанта Дроздовского, в числе многих других перебрасывали под Сталинград, где скапливались основные силы Советской Армии. В состав батареи входил взвод, которым командовал лейтенант Кузнецов. Дроздовский и Кузнецов окончили одно училище в Актюбинске. В училище Дроздовский «выделялся подчёркнутой, будто врождённой своей выправкой, властным выражением тонкого бледного лица — лучший курсант в дивизионе, любимец командиров-строевиков». И вот теперь, после окончания училища, Дроздовский стал ближайшим командиром Кузнецова.

Взвод Кузнецова состоял из 12 человек, среди которых были Чибисов, наводчик первого орудия Нечаев и старший сержант Уханов. Чибисов успел побывать в немецком плену. На таких, как он, смотрели косо, поэтому Чибисов изо всех сил старался услужить. Кузнецов считал, что Чибисов должен был покончить с собой, вместо того, чтобы сдаться, но Чибисову было больше сорока, и в тот момент он думал только о своих детях.

Нечаев, бывший моряк из Владивостока, был неисправимым бабником и при случае любил поухаживать за санинструктором батареи Зоей Елагиной.

До войны сержант Уханов служил в уголовном розыске, потом окончил Актюбинское военное училище вместе с Кузнецовым и Дроздовским. Однажды Уханов возвращался из самоволки через окно туалета, наткнулся на командира дивизиона, который восседал на толчке и не смог сдержать смеха. Разразился скандал, из-за которого Уханову не дали офицерского звания. По этой причине Дроздовский относился к Уханову пренебрежительно. Кузнецов же принимал сержанта как равного.

Санинструктор Зоя на каждой остановке прибегала к вагонам, в которых размещалась батарея Дроздовского. Кузнецов догадывался, что Зоя приходила только для того, чтобы увидеть командира батареи.

На последней остановке к эшелону прибыл Деев, командир дивизии, в которую входила и батарея Дроздовского. Рядом с Деевым «опираясь на палочку, шёл сухощавый, слегка неровный в походке незнакомый генерал. <…> Это был командующий армией генерал-лейтенант Бессонов». Восемнадцатилетний сын генерала пропал без вести на Волховском фронте, и теперь каждый раз, когда взгляд генерала падал на какого-нибудь молоденького лейтенанта, он вспоминал о сыне.

На этой остановке дивизия Деева выгрузилась из эшелона и двинулась дальше на лошадиной тяге. Во взводе Кузнецова лошадьми управляли ездовые Рубин и Сергуненков. На закате сделали короткий привал. Кузнецов догадывался, что Сталинград остался где-то за спиной, но не знал, что их дивизия двигалась «навстречу начавшим наступление немецким танковым дивизиям с целью деблокировать окружённую в районе Сталинграда многотысячную армию Паулюса».

Кухни отстали и затерялись где-то в тылу. Люди были голодны и вместо воды собирали с обочин затоптанный, грязный снег. Кузнецов заговорил об этом с Дроздовским, но тот резко осадил его, заявив, что это в училище они были на равных, а теперь командир — он. «Каждое слово Дроздовского <…> поднимало в Кузнецове такое необоримое, глухое сопротивление, как будто то, что делал, говорил, приказывал ему Дроздовский, было упрямой и рассчитанной попыткой напомнить о своей власти, унизить его». Армия двинулась дальше, на все лады ругая пропавших где-то старшин.

В то время как танковые дивизии Манштейна начали прорыв к окружённой нашими войсками группировке генерал-полковника Паулюса, свежесформированная армия, в составе которой входила и дивизия Деева, по приказу Сталина была брошена на юг, навстречу немецкой ударной группе «Гот». Этой новой армией и командовал генерал Пётр Александрович Бессонов, немолодой замкнутый человек. «Он не хотел нравиться всем, не хотел казаться приятным для всех собеседником. Подобная мелкая игра с целью завоевания симпатий всегда претила ему».

В последнее время генералу казалось, что «вся жизнь сына чудовищно незаметно прошла, скользнула мимо него». Всю жизнь, переезжая из одной военной части в другую, Бессонов думал, что ещё успеет переписать свою жизнь набело, но в госпитале под Москвой ему «впервые пришла мысль, что его жизнь, жизнь военного, наверное, может быть только в единственном варианте, который он сам выбрал раз и навсегда». Именно там произошла его последняя встреча с сыном Виктором — свежеиспечённым младшим лейтенантом пехоты. Жена Бессонова, Ольга, просила, чтобы он взял сына к себе, но Виктор отказался, а Бессонов не настаивал. Теперь его мучило сознание, что он мог уберечь единственного сына, но не сделал этого. «Он всё острее чувствовал, что судьба сына становится его отцовским крестом».

Даже во время приёма у Сталина, куда Бессонова пригласили перед новым назначением, возник вопрос о его сыне. Сталин был прекрасно осведомлён о том, что Виктор входил в состав армии генерала Власова, да и сам Бессонов был с ним знаком. Тем не менее, назначение Бессонова генералом новой армии Сталин утвердил.

C 24 по 29 ноября войска Донского и Сталинградского фронтов вели бои против окружённой немецкой группировки. Гитлер приказал Паулюсу сражаться до последнего солдата, затем поступил приказ об операции «Зимняя гроза» — прорыве окружения немецкой армией «Дон» под командованием генерал-фельдмаршала Манштейна. 12 декабря генерал-полковник Гот нанёс удар в стык двух армий Сталинградского фронта. К 15 декабря немцы продвинулись на сорок пять километров к Сталинграду. Введённые резервы не смогли изменить обстановку — немецкие войска упорно пробивались к окружённой группировке Паулюса. Главной задачей армии Бессонова, усиленной танковым корпусом, было задержать немцев, а затем заставить их отступать. Последним рубежом была река Мышкова, после которой до самого Сталинграда простиралась ровная степь.

На КП армии, расположенном в полуразрушенной станице, произошёл неприятный разговор между генералом Бессоновым и членом военного совета, дивизионным комиссаром Виталием Исаевичем Весниным. Бессонов не доверял комиссару, считал, что его послали присматривать за ним из-за мимолётного знакомства с предателем, генералом Власовым.

Глубокой ночью дивизия полковника Деева начала окапываться на берегу реки Мышковой. Батарея лейтенанта Кузнецова вкапывала орудия в мёрзлую землю на самом берегу реки, ругая старшину, на сутки отставшего от батареи вместе с кухней. Присев немного отдохнуть, лейтенант Кузнецов вспомнил родное Замоскворечье. Отец лейтенанта, инженер, простудился на строительстве в Магнитогорске и умер. Дома остались мать и сестра.

Окопавшись, Кузнецов вместе с Зоей отправился в командный пункт к Дроздовскому. Кузнецов смотрел на Зою, и ему казалось, что он «видел её, Зою, <…> в уютно натопленном на ночь доме, за столом, покрытым к празднику чистой белой скатертью», в своей квартире на Пятницкой.

Командир батареи объяснил военную обстановку и заявил, что недоволен дружбой, которая возникла между Кузнецовым и Ухановым. Кузнецов возразил, что Уханов мог бы быть хорошим командиром взвода, если бы получил звание.

Когда Кузнецов вышел, Зоя осталась с Дроздовским. Он заговорил с ней «ревнивым и одновременно требовательным тоном человека, который имел право спрашивать её так». Дроздовский был недоволен тем, что Зоя слишком часто навещает взвод Кузнецова. Он хотел скрыть ото всех свои отношения с ней — боялся сплетен, которые начнут ходить по батарее и просочатся в штаб полка или дивизии. Зое горько было думать, что Дроздовский так мало любит её.

Дроздовский был из семьи потомственных военных. Его отец погиб в Испании, мать умерла в том же году. После смерти родителей Дроздовский не пошёл в детский дом, а жил у дальних родственников в Ташкенте. Он считал, что родители предали его и боялся, что Зоя тоже его предаст. Он требовал у Зои доказательств её любви к нему, но она не могла переступить последнюю черту, и это злило Дроздовского.

На батарею Дроздовского прибыл генерал Бессонов, который ждал возвращения разведчиков, отправившихся за «языком». Генерал понимал, что наступил переломный момент войны. Показания «языка» должны были дать недостающие сведения о резервах немецкой армии. От этого зависел исход Сталинградской битвы.

Бой начался с налёта «Юнкерсов», после которого в атаку пошли немецкие танки. Во время бомбёжки Кузнецов вспомнил об орудийных прицелах — если их разобьют, батарея не сможет стрелять. Лейтенант хотел послать Уханова, но понял, что не имеет права и никогда не простит себе, если с Ухановым что-то случится. Рискуя жизнью, Кузнецов пошёл к орудиям вместе с Ухановым и обнаружил там ездовых Рубина и Сергуненкова, с которыми лежал тяжело раненный разведчик.

Отправив разведчика на НП, Кузнецов продолжал бой. Вскоре он уже не видел ничего вокруг себя, он командовал орудием «в злом упоении, в азартном и неистовом единстве с расчётом». Лейтенант ощущал «эту ненависть к возможной смерти, эту слитость с орудием, эту лихорадку бредового бешенства и лишь краем сознания понимая, что он делает».

Тем временем немецкая самоходка спряталась за двумя подбитыми Кузнецовым танками и начала в упор расстреливать соседнее орудие. Оценив обстановку, Дроздовский вручил Сергуненкову две противотанковые гранаты и приказал подползти к самоходке и уничтожить её. Молодой и испуганный, Сергуненков погиб, так и не выполнив приказа. «Он послал Сергуненкова, имея право приказывать. А я был свидетелем — и на всю жизнь прокляну себя за это», — подумал Кузнецов.

К концу дня стало ясно, что русские войска не выдерживают натиск немецкой армии. Немецкие танки уже прорвались на северный берег реки Мышковой. Генерал Бессонов не хотел вводить в бой свежие войска, боясь, что у армии не хватит сил для решающего удара. Он приказал биться до последнего снаряда. Теперь Веснин понял, почему ходили слухи о жестокости Бессонова.

Перебравшись на К. П. Деева, Бессонов понял, что именно сюда немцы направили основной удар. Разведчик, найденный Кузнецовым, сообщил, что ещё два человека вместе с захваченным «языком» застряли где-то в немецком тылу. Вскоре Бессонову доложили, что немцы начали окружать дивизию.

Из штаба прибыл начальник контрразведки армии. Он показал Веснину немецкую листовку, где была напечатана фотография сына Бессонова, и рассказывалось, как хорошо ухаживают в немецком госпитале за сыном известного русского военачальника. В штабе хотели, чтобы Бесснонов неотлучно пребывал в КП армии, под присмотром. Веснин не поверил в предательство Бессонова-младшего, и решил пока не показывать эту листовку генералу.

Бессонов ввёл в бой танковый и механизированный корпуса и попросил Веснина поехать навстречу и поторопить их. Выполняя просьбу генерала, Веснин погиб. Генерал Бессонов так и не узнал, что его сын жив.

Единственное уцелевшее орудие Уханова замолчало поздним вечером, когда кончились снаряды, добытые у других орудий. В это время танки генерал-полковника Гота форсировали реку Мышкову. С наступлением темноты бой стал стихать за спиной.

Теперь для Кузнецова всё «измерялось другими категориями, чем сутки назад». Уханов, Нечаев и Чибисов были еле живы от усталости. «Это одно-единственное уцелевшее орудие <…> и их четверо <…> были награждены улыбнувшейся судьбой, случайным счастьем пережить день и вечер нескончаемого боя, прожить дольше других. Но радости жизни не было». Они оказались в немецком тылу.

Внезапно немцы снова начали атаковать. При свете ракет они увидели в двух шагах от своей огневой площадки тело человека. Чибисов выстрелил в него, приняв за немца. Это оказался один из тех русских разведчиков, которых так ждал генерал Бессонов. Ещё двое разведчиков вместе с «языком» спрятались в воронке возле двух подбитых бронетранспортёров.

В это время у расчёта появился Дроздовский, вместе с Рубиным и Зоей. Не взглянув на Дроздовского, Кузнецов взял Уханова, Рубина и Чибисова и отправился на помощь разведчику. Вслед за группой Кузнецова увязался и Дроздовский с двумя связистами и Зоей.

Пленного немца и одного из разведчиков нашли на дне большой воронки. Дроздовский приказал искать второго разведчика, несмотря на то, что, пробираясь к воронке, он привлёк внимание немцев, и теперь весь участок находился под пулемётным огнём. Сам Дроздовский пополз обратно, взяв с собой «языка» и уцелевшего разведчика. По дороге его группа попала под обстрел, во время которого Зою тяжело ранило в живот, а Дроздовского контузило.

Когда Зою на развёрнутой шинели донесли до расчёта, она была уже мертва. Кузнецов был как во сне, «всё, что держало его эти сутки в неестественном напряжении <…> вдруг расслабилось в нём». Кузнецов почти ненавидел Дроздовского за то, что тот не уберёг Зою. «Он плакал так одиноко и отчаянно впервые в жизни. И когда вытирал лицо, снег на рукаве ватника был горячим от его слёз».

Уже поздним вечером Бессонов понял, что немцев не удалось столкнуть с северного берега реки Мышковой. К полуночи бои приостановились, и Бессонов думал, не связано ли это с тем, что немцы использовали все резервы. Наконец, на КП доставили «языка», который сообщил, что немцы действительно ввели в бой резервы. После допроса Бессонову сообщили, что погиб Веснин. Теперь Бессонов жалел, что их взаимоотношения «по вине его, Бессонова, <…> выглядели не такими, как хотел Веснин и какими они должны были быть».

С Бессоновым связался командующий фронтом и сообщил, что четыре танковых дивизии успешно выходят в тыл армии «Дон». Генерал приказал атаковать. Тем временем адъютант Бессонова нашёл среди вещей Веснина немецкую листовку, но так и не осмелился сказать о ней генералу.

Минут через сорок после начала атаки бой достиг переломной точки. Следя за боем, Бессонов не поверил своим глазам, когда увидел, что на правом берегу уцелело несколько орудий. Введённые в бой корпуса оттеснили немцев на правый берег, захватили переправы и начали окружать немецкие войска.

После боя Бессонов решил проехать по правому берегу, взяв с собой все имеющиеся в наличии награды. Он награждал всех, кто остался в живых после этого страшного боя и немецкого окружения. Бессонов «не умел плакать, и ветер помогал ему, давал выход слезам восторга, скорби и благодарности». Орденом Красного Знамени был награждён весь расчёт лейтенанта Кузнецова. Уханова задело, что Дроздовскому тоже достался орден.

Кузнецов, Уханов, Рубин и Нечаев сидели и пили водку с опущенными в неё орденами, а впереди продолжался бой. Пересказала Юлия Песковая

Кузнецом со своими однокурсниками едет, предположительно, на Западный фронт, но после стоянки в Саратове оказалось, что всю дивизию перебрасывают под Сталинград. Незадолго до выгрузки у передовой, паровоз делает остановку. Солдаты, ожидая завтрака, вышли размяться.

Санинструктор Зоя, влюблённая в Дроздовского - командира батареи и однокурсника Кузнецова, постоянно приходила к их вагонам. На этой стоянке к составу присоединился Деев-командир дивизии и генерал-лейтенант Бессонов - командующий армией. Бессонова утвердил при личной встрече сам Сталин, предположительно из-за его репутации жестокого, готового на все ради победы. Вскоре всю дивизию выгрузили из состава и направили навстречу армии Паулюса.

Дивизия ушла далеко вперёд, а кухни остались позади. Солдаты были голодными, ели грязный снег, когда пришел приказ присоединиться к армии генерала Бессонова и выйти навстречу фашистской ударной группе генерал-полковника Гот. Перед армией Бессонова, куда входила дивизия Деева, верховным руководством страны была поставлена задача любыми жертвами удержать армию Гота и не пустить их к группировке Паулюса. Дивизия Деева окапывается у рубежа на берегу речки Мышковой. Выполняя приказ, батарея Кузнецова вкопала орудия у берега реки. После Кузнецов берёт с собой Зою и отправляются к Дроздовскому. Дроздовский недоволен, что Кузнецов водит дружбу с ещё одним их однокурсником Ухановым (Уханов не смог получить достойного звания, как его однокурсники только потому, что возвращаясь из самовольной отлучки через окно мужского сортира, застал генерала, восседающим на унитазе, и долго хохотал). Но Кузнецов не поддерживает снобизма Дроздовского и общается с Ухановым, как с равным себе. К Дроздовскому приезжает Бессонов и ждёт разведчиков, ушедших за «языком». От доноса «языка» зависит исход битвы за Сталинград. Неожиданно начинается бой. Налетели Юнкерсы, следом пошли танки. Кузнецов с Ухановым пробираются к своим орудиям и обнаруживают у них раненого разведчика. Он сообщает, что «язык» с двумя разведчиками сейчас в фашистском тылу. А тем временем гитлеровская армия берет в окружение дивизию Деева.

Вечером закончились все снаряды у последнего уцелевшего вкопанного орудия, за которым стоял Уханов. Немцы продолжали атаковать и продвигаться вперёд. Кузнецов, Дроздовский с Зоей, Уханов и ещё несколько человек из дивизии оказываются в тылу немцев. Они пошли разыскивать разведчиков с «языком». Их находят у воронки от взрыва и пытаются вызволить оттуда. Под обстрелом, контузит Дроздовского и ранит в живот Зою. Зоя умирает и Кузнецов винит в этом Дроздовского. Ненавидит его и рыдает, утирая лицо горячим от слёз снегом. «Язык», доставленный к Бессонову, подтверждает, что немцы ввели резервы.

Переломным моментом, повлиявшим на исход боя, стали орудия, вкопанные у берега и по счастливой случайности уцелевшие. Именно эти орудия, вкопанные батареей Кузнецова, оттеснили нацистов на правый берег, удержали переправы и позволили окружить германские войска. После окончания этого кровавого сражения Бессонов собрал все награды, которые у него были в наличии и, проехав по берегу реки Мышковой, награждал всех, кто выжил в немецком окружении. Кузнецов, Уханов и ещё несколько человек из взвода сидели и выпивали.

Особенности проблематики одного из произведений военной прозы Впечатляющая сила реализма в романе «Горячий снег» Правда войны в романе Юрия Бондарева "Горячий снег" События романа Бондарева "Горячий снег" Война беда мечта и юность! (по произведению «Горячий снег») Особенности проблематики одного из произведений военной прозы (По роману Ю. Бондарева «Горячий снег»)

Юрий Бондарев

ГОРЯЧИЙ СНЕГ

Глава первая

Кузнецову не спалось. Все сильнее стучало, гремело по крыше вагона, вьюжно ударяли нахлесты ветра, все плотнее забивало снегом едва угадываемое оконце над нарами.

Паровоз с диким, раздирающим метель ревом гнал эшелон в ночных полях, в белой, несущейся со всех сторон мути, и в гремучей темноте вагона, сквозь мерзлый визг колес, сквозь тревожные всхлипы, бормотание во сне солдат был слышен этот непрерывно предупреждающий кого-то рев паровоза, и чудилось Кузнецову, что там, впереди, за метелью, уже мутно проступало зарево горящего города.

После стоянки в Саратове всем стало ясно, что дивизию срочно перебрасывают под Сталинград, а не на Западный фронт, как предполагалось вначале; и теперь Кузнецов знал, что ехать оставалось несколько часов. И, натягивая на щеку жесткий, неприятно влажный воротник шинели, он никак не мог согреться, набрать тепло, чтобы уснуть: пронзительно дуло в невидимые щели заметенного оконца, ледяные сквозняки гуляли по нарам.

«Значит, я долго не увижу мать, - съеживаясь от холода, подумал Кузнецов, - нас провезли мимо…».

То, что было прошлой жизнью, - летние месяцы в училище в жарком, пыльном Актюбинске, с раскаленными ветрами из степи, с задыхающимися в закатной тишине криками ишаков на окраинах, такими ежевечерне точными по времени, что командиры взводов на тактических занятиях, изнывая от жажды, не без облегчения сверяли по ним часы, марши в одуряющем зное, пропотевшие и выжженные на солнце добела гимнастерки, скрип песка на зубах; воскресное патрулирование города, в городском саду, где по вечерам мирно играл на танцплощадке военный духовой оркестр; затем выпуск в училище, погрузка по тревоге осенней ночью в вагоны, угрюмый, в диких снегах лес, сугробы, землянки формировочного лагеря под Тамбовом, потом опять по тревоге на морозно розовеющем декабрьском рассвете спешная погрузка в эшелон и, наконец, отъезд - вся эта зыбкая, временная, кем-то управляемая жизнь потускнела сейчас, оставалась далеко позади, в прошлом. И не было надежды увидеть мать, а он совсем недавно почти не сомневался, что их повезут на запад через Москву.

«Я напишу ей, - с внезапно обострившимся чувством одиночества подумал Кузнецов, - и все объясню. Ведь мы не виделись девять месяцев…».

А весь вагон спал под скрежет, визг, под чугунный гул разбежавшихся колес, стены туго качались, верхние нары мотало бешеной скоростью эшелона, и Кузнецов, вздрагивая, окончательно прозябнув на сквозняках возле оконца, отогнул воротник, с завистью посмотрел на спящего рядом командира второго взвода лейтенанта Давлатяна - в темноте нар лица его не было видно.

«Нет, здесь, возле окна, я не усну, замерзну до передовой», - с досадой на себя подумал Кузнецов и задвигался, пошевелился, слыша, как хрустит иней на досках вагона.

Он высвободился из холодной, колючей тесноты своего места, спрыгнул с нар, чувствуя, что надо обогреться у печки: спина вконец окоченела.

В железной печке сбоку закрытой двери, мерцающей толстым инеем, давно погас огонь, только неподвижным зрачком краснело поддувало. Но здесь, внизу, казалось, было немного теплее. В вагонном сумраке этот багровый отсвет угля слабо озарял разнообразно торчащие в проходе новые валенки, котелки, вещмешки под головами. Дневальный Чибисов неудобно спал на нижних нарах, прямо на ногах солдат; голова его до верха шапки была упрятана в воротник, руки засунуты в рукава.

Чибисов! - позвал Кузнецов и открыл дверцу печки, повеявшей изнутри еле уловимым теплом. - Все погасло, Чибисов!

Ответа не было.

Дневальный, слышите?

Чибисов испуганно вскинулся, заспанный, помятый, шапка-ушанка низко надвинута, стянута тесемками у подбородка. Еще не очнувшись ото сна, он пытался оттолкнуть ушанку со лба, развязать тесемки, непонимающе и робко вскрикивая:

Что это я? Никак, заснул? Ровно оглушило меня беспамятством. Извиняюсь я, товарищ лейтенант! Ух, до косточек пробрало меня в дремоте-то!..

Заснули и весь вагон выстудили, - сказал с упреком Кузнецов.

Да не хотел я, товарищ лейтенант, невзначай, без умыслу, - забормотал Чибисов. - Повалило меня…

Затем, не дожидаясь приказаний Кузнецова, с излишней бодростью засуетился, схватил с пола доску, разломал ее о колено и стал заталкивать обломки в печку. При этом бестолково, будто бока чесались, двигал локтями и плечами, часто нагибаясь, деловито заглядывал в поддувало, где ленивыми отблесками заползал огонь; ожившее, запачканное сажей лицо Чибисова выражало заговорщицкую подобострастность.

Я теперича, товарищ лейтенант, тепло нагоню! Накалим, ровно в баньке будет. Иззябся я сам за войну-то! Ох как иззябся, кажную косточку ломит - слов нет!..

Кузнецов сел против раскрытой дверцы печки. Ему неприятна была преувеличенно нарочитая суетливость дневального, этот явный намек на свое прошлое. Чибисов был из его взвода. И то, что он, со своим неумеренным старанием, всегда безотказный, прожил несколько месяцев в немецком плену, а с первого дня появления во взводе постоянно готов был услужить каждому, вызывало к нему настороженную жалость.

Чибисов мягко, по-бабьи опустился на нары, непроспанные глаза его моргали.

В Сталинград, значит, едем, товарищ лейтенант? По сводкам-то какая мясорубка там! Не боязно вам, товарищ лейтенант? Ничего?

Приедем - увидим, что за мясорубка, - вяло отозвался Кузнецов, всматриваясь в огонь. - А вы что, боитесь? Почему спросили?

Да, можно сказать, того страху нету, что раньше-то, - фальшиво весело ответил Чибисов и, вздохнув, положил маленькие руки на колени, заговорил доверительным тоном, как бы желая убедить Кузнецова: - После, как наши из плена-то меня освободили, поверили мне, товарищ лейтенант. А я цельных три месяца, ровно щенок в дерьме, у немцев просидел. Поверили… Война вон какая огромная, разный народ воюет. Как же сразу верить-то? - Чибисов скосился осторожно на Кузнецова; тот молчал, делая вид, что занят печкой, обогреваясь ее живым теплом: сосредоточенно сжимал и разжимал пальцы над открытой дверцей. - Знаете, как в плен-то я попал, товарищ лейтенант?.. Не говорил я вам, а сказать хочу. В овраг нас немцы загнали. Под Вязьмой. И когда танки ихние вплотную подошли, окружили, а у нас и снарядов уж нет, комиссар полка на верх своей «эмки» выскочил с пистолетом, кричит: «Лучше смерть, чем в плен к фашистским гадам!» - и выстрелил себе в висок. От головы брызнуло даже. А немцы со всех сторон бегут к нам. Танки их живьем людей душат. Тут и… полковник и еще кто-то…

«Высок и свят их подвиг незабвенный»

1-й ведущий:

Мы рады приветствовать всех собравшихся сегодня в зале! Повод для нашей встречи – торжественный и печальный одновременно. В 2015 году отмечается 70 лет со Дня победы.

Прошло немало лет с тех пор, как отгремели победные залпы Великой Отечественной войны. Но и сегодня время раскрывает перед нами новые подробности, незабываемые факты и события тех героических дней. И чем дальше уходим мы от той войны, от тех суровых сражений, чем меньше остаётся в живых героев того времени, тем дороже, ценнее становится военная летопись, которую создавали и продолжают создавать писатели. В своих произведениях они воспевают мужество и героизм народа, доблестной армии, миллионов и миллионов людей, вынесших на своих плечах все тяготы войны и совершивших подвиг во имя мира на Земле.

Специально к 70-летию Победы МБУ «ЦБС города Пензы» был разработан просветительский проект «Повесть военных лет: Книга+Кино», посвященный прозе военных лет.

Этот проект призван сформировать у читательской аудитории верный образ истинного патриота и защитника Родины, способствовать продвижению культуры чтения во всех возрастных читательских категориях, пробудить интерес к литературе военных лет, истории России.

Литературный вечер «Высок и свят их подвиг незабвенный» посвящен произведению Юрия Бондарева «Горячий снег», повествующего о событиях Сталинградской битвы.

2-й ведущий:

Вхожу под своды Сталинградской панорамы,

И оживает пред глазами страшный ад.

Я вижу, словно наяву, моменты драмы,

Произошедшей много лет тому назад,

Когда фашистское зверьё отпор впервые

Нежданно встретило в неистовой борьбе.

Весь мир ловил отсюда сводки фронтовые.

Враг просчитался и сломал хребет себе.

Смотрю с волненьем, а в душе слова молитвы.

Лилась за эту землю кровь моих родных,

Их героизм решал исход великой битвы.

Герой был каждый воин, не было иных!

Над Волгой дым пожарищ, пепел, хлопья сажи,

Горит измученный боями Сталинград.

Трезвеет Гитлер от своей нелепой блажи

Не вышло! Славная победа нам досталась.

Не сдался город, развернул к концу войну.

А ныне в нём живущим остаётся малость:

Чтить память павших, жизнь отдавших за страну.

Это стихотворение Татьяны Богаченко как нельзя лучше отражает события, описанные в романе Юрия Бондарева «Горячий снег».

Действительно, значение Сталинградской битвы трудно переоценить. Победа Советских войск в Сталинградской битве имела большое влияние на дальнейший ход Второй мировой войны. Начавшись 17 июля 1942 года, долгие 200 дней проходили сражения.

Сталинградская битва активизировала борьбу с фашистами во всех странах Европы. В результате этой победы немецкая сторона перестала доминировать. Итог этой битвы вызвал замешательство в странах гитлеровской коалиции. Наступил кризис профашистских режимов в странах Европы.

События романа «Горячий снег» разворачиваются как раз под Сталинградом, южнее блокированной советскими войсками 6-й армии генерала Паулюса, в холодном декабре 1942 года, когда одна из наших армий сдерживала в приволжской степи удар танковых дивизий фельдмаршала Манштейна, который стремился пробить коридор к армии Паулюса и вывести её из окружения. От успеха или неуспеха этой операции в значительной степени зависел исход битвы на Волге и, может, даже сроки окончания самой войны. Время действия романа ограничено всего несколькими днями, в течение которых герои Юрия Бондарева самоотверженно обороняют крошечный пятачок земли от немецких танков.

1-й ведущий:

Великая Отечественная война потребовала от каждого человека напряжения всех его душевных и физических сил. Она не только не отменила, но сделала ещё более острыми нравственные проблемы.

Жизнь на войне – это жизнь со всеми её проблемами и трудностями. Сложнее всего в ту пору приходилось писателям, для которых война была настоящим потрясением. Они были переполнены увиденным и пережитым, поэтому стремились правдиво показать, какой высокой ценой досталась нам победа над врагом. Те писатели, которые пришли в литературу после войны, а в годы испытаний сами воевали на передовой, отстаивали своё право на так называемую «окопную правду». Их творчество получило наименование «прозы лейтенантов».

Именно в этом жанре написан роман Юрия Бондарева «Горячий снег».

Когда началась война - этот «резкий толчок истории, рождающий смертельный ветер», Бондареву было всего лишь семнадцать лет. А в восемнадцать - в августе 1942 года - он уже на фронте. Дважды был ранен. В 1945 году вместе со всей страной праздновал Победу.

Вот и вся довоенная и военная биография писателя. Биография, которую, по словам одного бондаревского героя, можно «уложить в одну строчку», и в то же время, если принять во внимание все то, что пришлось испытать и пережить ему на дорогах войны, учесть переполнявший его душевный опыт, ее не вместить и в несколько объемистых томов...

Для будущего писателя, как и для всего его поколения, война была первым и, пожалуй, главным жизненным опытом. Она явилась не только школой мужества, не только тяжелым испытанием, но и главной школой жизни.

«Война,- признавался Ю. Бондарев,- была жестокой и грубой школой, мы сидели не за партами, не в аудиториях, а в мерзлых окопах, и перед нами были не конспекты, а батарейные снаряды и пулеметные гашетки. Мы еще не обладали жизненным опытом и вследствие этого не знали простых, элементарных вещей, которые приходят к человеку в будничной, мирной жизни...Но наш душевный опыт был переполнен до предела...».

Слова эти Бондарев напишет через четверть века после окончания войны. Напишет о своем поколении и о самом себе. Но их с полным правом можно отнести и к героям его произведений, ибо их биография - это, в значительной степени, биография самого Юрия Бондарева.

1-й ведущий:

В 1941 году комсомолец Бондарев вместе с тысячами молодых москвичей участвовал в сооружении оборонительных укреплений под Смоленском. Летом 1942 года, после окончания 10 класса средней школы, направлен на учёбу во 2-е Бердичевское пехотное училище, которое было эвакуировано в город Актюбинск.

В боях под Котельниковским был контужен, получил обморожение и легкое ранение в спину. После лечения в госпитале служил командиром орудия в составе 23-й Киевско-Житомирской дивизии. Участвовал в форсировании Днепра и освобождении Киева. В боях за Житомир был ранен и снова попал в полевой госпиталь.

За уничтожение в районе села Боромля Сумской области трёх огневых точек и автомашины противника был награжден медалью "За отвагу".


2-й ведущий:

В 1951 году Юрий Бондарев окончил Литературный институт им. А. М. Горького. В печати дебютировал в 1949 году. Роман «Горячий снег» был написан автором в 1969 году, одноимённый фильм по которому был снят в 1972 году. Уникальность киноленты заключается в том, что сценарий к ней написал сам Юрий Бондарев.

Жизнь и смерть героев романа «Горячий снег», сами их судьбы освещаются тревожным светом подлинной истории, в результате чего все обретает особую весомость, значительность.

В романе батарея Дроздовского поглощает едва ли не все читательское внимание, действие сосредоточено по преимуществу вокруг небольшого числа персонажей. Кузнецов, Уханов, Рубин и их товарищи - частица великой армии, они - народ, народ в той мере, в какой типизированная личность героя выражает духовные, нравственные черты народа.

В «Горячем снеге» образ вставшего на войну народа возникает перед нами в еще небывалой до того у Юрия Бондарева полноте выражения, в богатстве и разнообразии характеров, а вместе с тем и в целостности.

Этот образ не исчерпывается ни фигурами молодых лейтенантов - командиров артиллерийских взводов, ни колоритными фигурами тех, кого традиционно принято считать лицами из народа, - вроде немного трусливого Чибисова, спокойного и опытного наводчика Евстигнеева или прямолинейного и грубого, ездового Рубина; ни старшими офицерами, такими, как командир дивизии полковник Деев или командующий армией генерал Бессонов. Только все вместе, при всей разнице чинов и званий, они составляют образ сражающегося народа. Сила и новизна романа заключается в том, что единство это достигнуто как бы само собой, запечатлено без особых усилий автора - живой, движущейся жизнью.

1-й ведущий:

«Как трудно было умирать

солдатам, помнящим о долге,

в том самом городе на Волге -

глаза навеки закрывать.

Как страшно было умирать:

давно оставлена граница,

а огневая колесница войны

еще ни шагу вспять...

Как горько было умирать:

«Чем ты подкошена, Россия?

Чужою силой иль бессильем своим?»

- им так хотелось знать.

А пуще им хотелось знать,

солдатам, помнящим о долге,

чем битва кончится на Волге,

чтоб легче было умирать...»

Стихотворение Сергея Викулова – отражение последних минут жизни персонажей Юрия Бондарева.

Гибель героев накануне победы, преступная неизбежность смерти заключает в себе высокую трагедийность и вызывает протест против жестокости войны и развязавших её сил. Умирают герои «Горячего снега» - санинструктор батареи Зоя Елагина, застенчивый ездовой Сергуненков, член Военного совета Веснин, гибнет Касымов и многие другие… И во всех этих смертях виновата война.

Пусть в гибели Сергуненкова повинно и бездушие лейтенанта Дроздовского, пусть и вина за смерть Зои ложится отчасти на него, но как ни велика вина Дроздовского, они прежде всего - жертвы войны.

В романе выражено понимание смерти - как нарушения высшей справедливости и гармонии. Вспомним, как смотрит Кузнецов на убитого Касымова: «Сейчас под головой Касымова лежал снарядный ящик, и юношеское, безусое лицо его, недавно живое, смуглое, ставшее мертвенно-белым, истонченным жуткой красотой смерти, удивленно смотрело влажно-вишневыми полуоткрытыми глазами на свою грудь, на разорванную в клочья, иссеченную телогрейку, точно и после смерти не постиг, как же это убило его и почему он так и не смог встать к прицелу».


2 -й ведущий:

Трагична история возникновения названия «Горячий снег».

Наверное, самое загадочное из мира человеческих отношений в романе - это возникающая между Кузнецовым и Зоей любовь. Война, её жестокость и кровь, её сроки, опрокидывающие привычные представления о времени, - именно она способствовала столь стремительному развитию этой любви.

Само это чувство складывалось в те короткие часы марша и сражения, когда нет времени для размышлений и анализа своих чувств. И начинается все это с тихой, непонятной ревности Кузнецова к отношениям между Зоей и Дроздовским. А вскоре - так мало времени проходит - Кузнецов уже горько оплакивает погибшую Зою, и именно из этих строчек взято название романа, когда Кузнецов вытирал мокрое от слез лицо, «снег на рукаве ватника был горячим от его слез».


2-й ведущий:

Интересна история создания романа "Горячий снег".

Вот что напишет в своих мемуарах автор книги Юрий Бондарев, сам в то время воевавший под Сталинградом в составе 2-й гвардейской армии и вставший со своей батареей на прямую наводку против армады танков Манштейна: «Фельдмаршал фон Манштейн получил приказ начать операцию деблокирования, прорыва с юга к окруженным войскам. Эта операция могло решить многое, но не все. Только теперь я понимаю, что весь исход битвы на волге, вся каннская операция трех наших фронтов, может быть даже сроки окончания всей войны как бы зависели от успеха или неуспеха начатого в декабре Манштейном деблокирования: танковые дивизии были тараном, нацеленным с юга на Сталинград. Об этом и рассказывает мой роман «Горячий снег».

Через много лет, находясь в Мюнхене, Юрий Бондарев, собиравший материал для романа, попытался встретиться с Манштейном, но 80-летний фашистский фельдмаршал, опасаясь вопросов о Сталинградской битве, не решился на встречу с русским писателем, сославшись на плохое самочувствие.

«В сущности, - вспоминал Юрий Бондарев, - я не очень хотел бы встречи с восьмидесятилетним гитлеровским фельдмаршалом, ибо испытывал к нему то, что и двадцать пять лет назад, когда стрелял по его танкам в незабытые дни 1942 года. Я понимал, почему этот «непобежденный на поле боя» не хотел встречаться с русским солдатом»…

1-й ведущий:

Сила литературы военных лет, секрет её замечательных творческих успехов – в неразрывной связи с народом, героически сражающимся с немецкими захватчиками.

У каждого из бондаревских персонажей был свой «берег», надежный и твердый, никогда не изменяющий, - это родина. Россия для героев Бондарева – святая святых, неиссякаемый источник, в котором черпают они силы для борьбы и жизни. И где бы они ни были, как далеко их не забросила бы судьба, образ родины постоянно жил в их душах.

Ты тоже родился в России –

В краю полевом и лесном.

У нас в каждой песне – береза,

Береза под каждым окном.

На каждой весенней полянке-

Их белый живой хоровод…

Но есть в Волгограде березка, –

Увидишь – и сердце замрет.

Ее привезли издалека

В края, где шумят ковыли.

Как трудно она привыкала

К огню Волгоградской земли!

Как долго она тосковала

О светлых лесах на Руси…

Лежат под березкой ребята,

Книга Юрия Бондарева «Горячий снег» о войне, которую писатель видел своими глазами. Она посвящена одному из важнейших событий, которое повлияло на ход войны, и рассказывает о том, что происходило во время блокады Ленинграда в декабре 1942 года. Она описывает всего пару дней, но именно от того, что случилось тогда, зависело многое. Это книга о людях, о войне и потерях, о боли, страданиях, о невероятной силе духа и героизме, патриотизме. Её больно читать, то и дело появляется комок в горле, автор отобразил войну такой жестокой, какой она была в реальности.

Армия Паулюса находилась в окружении, ей на помощь двигалась танковая дивизия Манштейна. Она должна была пробить кольцо и создать коридор для вывода армии Паулюса. От исхода этой операции во многом зависел дальнейший ход войны. Армия генерала Бессонова защищала небольшой участок земли, чтобы не дать танкам пройти вперёд. Это были два тяжёлых и холодных дня и две бесконечные ночи. Но им удалось выстоять, хотя они понесли большие потери.

Внимание читателя сосредоточено в основном на нескольких главных героях. Писатель стремился отразить судьбу и характер каждого из них. Во время военных действий характер проявляется лучше всего. Кто-то откровенно боится, кто-то готов рисковать жизнью, преодолевая свой страх. Некоторые скрывают свои эмоции с помощью злости, пошлости или грубости. А порой те, от кого совершенно не ожидаешь, проявляют отвагу. Они все разные, но здесь нет различий в социальном статусе, здесь никого не волнует, кем ты был раньше. Здесь важно лишь то, какой ты воин. И самые мудрые, имеющие опыт в боевых действиях, и самые молодые, ещё не знавшие вкуса женских губ, встают на защиту своей родины, готовые пожертвовать жизнью ради её спасения.

На нашем сайте вы можете скачать книгу "Горячий снег" Бондарев Юрий Васильевич бесплатно и без регистрации в формате fb2, rtf, epub, pdf, txt, читать книгу онлайн или купить книгу в интернет-магазине.

Поделиться