Рождение: Рид , Австро-Венгрия Смерть: Нюрнберг , Бавария , Американская зона оккупации Германии Имя при рождении: Эрнст Кальтенбруннер Отец: Гуго Кальтенбруннер Мать: Тереза Кальтенбруннер Супруга: Элизабет Эдер Дети: трое детей Партия: НСДАП Образование: Грацский университет имени Карла и Франца Учёная степень: доктор права Профессия: юрист Награды:

• Почётная сабля Рейхсфюрера СС

Эрнст Ка́льтенбруннер (нем. Ernst Kaltenbrunner ; 4 октября (19031004 ) , Рид , Австро-Венгрия - 16 октября , Нюрнберг , Германия) - начальник Главного управления имперской безопасности СС и статс-секретарь имперского министерства внутренних дел Германии ( -), обергруппенфюрер СС и генерал полиции (1943), генерал войск СС ().

Биография

Предки Кальтенбруннера со стороны отца были кузнецами из Михельдорфа , Верхняя Австрия. Прадед, Карл-Адам Кальтенбруннер , был чиновником в аудиторской палате и поэтом. Дед, Карл Кальтенбруннер, был адвокатом в Грискирхене и более двадцати лет занимал пост бургомистра Эфердинга .

Сын юриста Гуго Кальтенбруннера. Учился в университете в Граце , сначала на химическом факультете, затем на юридическом. В 1926 году получил степень доктора юриспруденции. Занимался юридической практикой в Линце, затем примкнул к политической деятельности нацистов (вступил в австрийскую НСДАП в октябре 1930, в СС - в августе 1931 года). № в НСДАП - 300179, № в СС - 13039. За нацистскую деятельность был арестован властями Австрии, находился под стражей в январе-апреле 1934. В мае 1935 года был вновь арестован по подозрению в государственной измене. Однако был приговорён только к шести месяцам тюремного заключения и к запрету занятия юридической практикой. Впоследствии за эти аресты был награждён партийной наградой НСДАП - «Орденом Крови» .

30 января 1943 года сменил убитого 4 июня 1942 года в Праге Рейнхарда Гейдриха на посту начальника РСХА (в период с июня 1942 года по 30 января 1943 года этот пост занимал Генрих Гиммлер).

Финал

В конце Второй мировой войны Кальтенбруннер был арестован американцами на территории Австрии и предстал перед Международным военным трибуналом в Нюрнберге , который за многочисленные преступления против мирного населения и военнопленных приговорил его к смертной казни через повешение . 16 октября 1946 года приговор был приведён в исполнение. Перед тем, как ему набросили на голову капюшон, Кальтенбруннер произнёс: «Glück auf , Deutschland!» («счастливо выбраться, Германия!»)

Награды

• Медаль «В память 1 октября 1938 года» со шпангой «Пражский замок»
• Золотой партийный знак НСДАП (30.01.1939)
• Орден крови (06.05.1942)
• Немецкий крест в серебре (22.10.1943)
• Крест военных заслуг 1-го класса с мечами (30.01.1943)
• Рыцарский крест Креста военных заслуг (15.11.1944)
• Медаль За выслугу лет в НСДАП в бронзе и серебре
• Медаль за выслугу лет в СС
• Почётная сабля рейхсфюрера СС

Эрнст Кальтенбруннер в искусстве

Кинематограф

• «Секретная миссия» (1950) - Марк Перцовский .
• «Семнадцать мгновений весны» (1972); «Жизнь и смерть Фердинанда Люса » (1976) - Михаил Жарковский .
• «Нюрнбергский эпилог» / Nirnberski epilog (Югославия, 1971) - Бранко Плеса.
• «Нюрнбергский эпилог » / Epilog norymberski (Польша, 1971) - Рышард Петруский .
• «Холокост» / «Holocaust» (США, 1978); «Внутри Третьего Рейха» / Inside the Third Reich (1982) - Ханс Мейер (Hans Meyer)
• «Возвращение живых мертвецов» (1984) - персонаж фильма Эрни Кальтенбруннер (Дон Калфа), управляющий крематорием, по сюжету является нацистским преступником, сбежавшим из Германии.
• Нюрнберг (фильм) (2000) - Кристофер Хейердал.
• Приказано уничтожить! Операция: «Китайская шкатулка» (2009) - Александр Тараньжин.
• Контригра (2011) - Сергей Агафонов.

Напишите отзыв о статье "Кальтенбруннер, Эрнст"

Ссылки

• .

Примечания

Смертная казнь Тюремное заключение Оправданы Решение не принято Внесены в список обвиняемых, но не предстали перед судом

Отрывок, характеризующий Кальтенбруннер, Эрнст

– Так уж из Потсдама пишут? – повторил он последние слова князя Василья и вдруг, встав, подошел к дочери.
– Это ты для гостей так убралась, а? – сказал он. – Хороша, очень хороша. Ты при гостях причесана по новому, а я при гостях тебе говорю, что вперед не смей ты переодеваться без моего спроса.
– Это я, mon pиre, [батюшка,] виновата, – краснея, заступилась маленькая княгиня.
– Вам полная воля с, – сказал князь Николай Андреевич, расшаркиваясь перед невесткой, – а ей уродовать себя нечего – и так дурна.
И он опять сел на место, не обращая более внимания на до слез доведенную дочь.
– Напротив, эта прическа очень идет княжне, – сказал князь Василий.
– Ну, батюшка, молодой князь, как его зовут? – сказал князь Николай Андреевич, обращаясь к Анатолию, – поди сюда, поговорим, познакомимся.
«Вот когда начинается потеха», подумал Анатоль и с улыбкой подсел к старому князю.
– Ну, вот что: вы, мой милый, говорят, за границей воспитывались. Не так, как нас с твоим отцом дьячок грамоте учил. Скажите мне, мой милый, вы теперь служите в конной гвардии? – спросил старик, близко и пристально глядя на Анатоля.
– Нет, я перешел в армию, – отвечал Анатоль, едва удерживаясь от смеха.
– А! хорошее дело. Что ж, хотите, мой милый, послужить царю и отечеству? Время военное. Такому молодцу служить надо, служить надо. Что ж, во фронте?
– Нет, князь. Полк наш выступил. А я числюсь. При чем я числюсь, папа? – обратился Анатоль со смехом к отцу.
– Славно служит, славно. При чем я числюсь! Ха ха ха! – засмеялся князь Николай Андреевич.
И Анатоль засмеялся еще громче. Вдруг князь Николай Андреевич нахмурился.
– Ну, ступай, – сказал он Анатолю.
Анатоль с улыбкой подошел опять к дамам.
– Ведь ты их там за границей воспитывал, князь Василий? А? – обратился старый князь к князю Василью.
– Я делал, что мог; и я вам скажу, что тамошнее воспитание гораздо лучше нашего.
– Да, нынче всё другое, всё по новому. Молодец малый! молодец! Ну, пойдем ко мне.
Он взял князя Василья под руку и повел в кабинет.
Князь Василий, оставшись один на один с князем, тотчас же объявил ему о своем желании и надеждах.
– Что ж ты думаешь, – сердито сказал старый князь, – что я ее держу, не могу расстаться? Вообразят себе! – проговорил он сердито. – Мне хоть завтра! Только скажу тебе, что я своего зятя знать хочу лучше. Ты знаешь мои правила: всё открыто! Я завтра при тебе спрошу: хочет она, тогда пусть он поживет. Пускай поживет, я посмотрю. – Князь фыркнул.
– Пускай выходит, мне всё равно, – закричал он тем пронзительным голосом, которым он кричал при прощаньи с сыном.
– Я вам прямо скажу, – сказал князь Василий тоном хитрого человека, убедившегося в ненужности хитрить перед проницательностью собеседника. – Вы ведь насквозь людей видите. Анатоль не гений, но честный, добрый малый, прекрасный сын и родной.
– Ну, ну, хорошо, увидим.
Как оно всегда бывает для одиноких женщин, долго проживших без мужского общества, при появлении Анатоля все три женщины в доме князя Николая Андреевича одинаково почувствовали, что жизнь их была не жизнью до этого времени. Сила мыслить, чувствовать, наблюдать мгновенно удесятерилась во всех их, и как будто до сих пор происходившая во мраке, их жизнь вдруг осветилась новым, полным значения светом.
Княжна Марья вовсе не думала и не помнила о своем лице и прическе. Красивое, открытое лицо человека, который, может быть, будет ее мужем, поглощало всё ее внимание. Он ей казался добр, храбр, решителен, мужествен и великодушен. Она была убеждена в этом. Тысячи мечтаний о будущей семейной жизни беспрестанно возникали в ее воображении. Она отгоняла и старалась скрыть их.
«Но не слишком ли я холодна с ним? – думала княжна Марья. – Я стараюсь сдерживать себя, потому что в глубине души чувствую себя к нему уже слишком близкою; но ведь он не знает всего того, что я о нем думаю, и может вообразить себе, что он мне неприятен».
И княжна Марья старалась и не умела быть любезной с новым гостем. «La pauvre fille! Elle est diablement laide», [Бедная девушка, она дьявольски дурна собою,] думал про нее Анатоль.
M lle Bourienne, взведенная тоже приездом Анатоля на высокую степень возбуждения, думала в другом роде. Конечно, красивая молодая девушка без определенного положения в свете, без родных и друзей и даже родины не думала посвятить свою жизнь услугам князю Николаю Андреевичу, чтению ему книг и дружбе к княжне Марье. M lle Bourienne давно ждала того русского князя, который сразу сумеет оценить ее превосходство над русскими, дурными, дурно одетыми, неловкими княжнами, влюбится в нее и увезет ее; и вот этот русский князь, наконец, приехал. У m lle Bourienne была история, слышанная ею от тетки, доконченная ею самой, которую она любила повторять в своем воображении. Это была история о том, как соблазненной девушке представлялась ее бедная мать, sa pauvre mere, и упрекала ее за то, что она без брака отдалась мужчине. M lle Bourienne часто трогалась до слез, в воображении своем рассказывая ему, соблазнителю, эту историю. Теперь этот он, настоящий русский князь, явился. Он увезет ее, потом явится ma pauvre mere, и он женится на ней. Так складывалась в голове m lle Bourienne вся ее будущая история, в самое то время как она разговаривала с ним о Париже. Не расчеты руководили m lle Bourienne (она даже ни минуты не обдумывала того, что ей делать), но всё это уже давно было готово в ней и теперь только сгруппировалось около появившегося Анатоля, которому она желала и старалась, как можно больше, нравиться.
Маленькая княгиня, как старая полковая лошадь, услыхав звук трубы, бессознательно и забывая свое положение, готовилась к привычному галопу кокетства, без всякой задней мысли или борьбы, а с наивным, легкомысленным весельем.
Несмотря на то, что Анатоль в женском обществе ставил себя обыкновенно в положение человека, которому надоедала беготня за ним женщин, он чувствовал тщеславное удовольствие, видя свое влияние на этих трех женщин. Кроме того он начинал испытывать к хорошенькой и вызывающей Bourienne то страстное, зверское чувство, которое на него находило с чрезвычайной быстротой и побуждало его к самым грубым и смелым поступкам.
Общество после чаю перешло в диванную, и княжну попросили поиграть на клавикордах. Анатоль облокотился перед ней подле m lle Bourienne, и глаза его, смеясь и радуясь, смотрели на княжну Марью. Княжна Марья с мучительным и радостным волнением чувствовала на себе его взгляд. Любимая соната переносила ее в самый задушевно поэтический мир, а чувствуемый на себе взгляд придавал этому миру еще большую поэтичность. Взгляд же Анатоля, хотя и был устремлен на нее, относился не к ней, а к движениям ножки m lle Bourienne, которую он в это время трогал своею ногою под фортепиано. M lle Bourienne смотрела тоже на княжну, и в ее прекрасных глазах было тоже новое для княжны Марьи выражение испуганной радости и надежды.

Главный процесс человечества. Репортаж из прошлого. Обращение к будущему Звягинцев Александр Григорьевич

Допрос Кальтенбруннера [Стенограмма заседаний Международного военного трибунала от 12 и 13 апреля 1946 г.]

Допрос Кальтенбруннера

Эймен : Подсудимый, для того чтобы в максимальной степени сократить перекрестный допрос, я хочу быть уверенным в том, что мы друг друга понимаем.

Во-первых, я хочу спросить, признаете ли вы, что вы были начальником главного имперского управления безопасности и начальником полиции безопасности и СД с конца января 1943 года до конца войны? Это правильно?

Кальтенбруннер : Да, это верно с теми ограничениями, которые я указал вчера относительно моего права давать приказы государственной и уголовной полиции.

Эймен : И когда вы говорите об этих ограничениях, вы ссылаетесь на договоренность, которая якобы существовала между вами и Гиммлером?

Кальтенбруннер : Это не было мнимым соглашением с Гиммлером, это было фактом, существовавшим с первого дня. Было предусмотрено, что мне будет поручено создание аппарата центральной информационной службы, а он удержит в своих руках власть в других секторах.

Эймен : Во всяком случае вы признаете, что вы занимали такой пост, но вы отрицаете, что пользовались некоторыми полномочиями?

Кальтенбруннер : Да.

Эймен : Этот пост, который вы занимали, был тем же, который занимал Гейдрих, умерший 4 июня 1942 г.?

Кальтенбруннер : Да.

Эймен : В названии поста изменений не произошло?

Кальтенбруннер : Нет.

Эймен : И вы показали, что вы берете ответственность за все акты, которые были совершены вами лично или о которых вы узнали? Это правильно, не так ли?

Кальтенбруннер : Да. Разрешите мне дополнить. Мое звание было несколько изменено 14 февраля 1944 г., когда военный отдел информации в виде отдела разведки и контрразведки ОКВ был передан Гитлером Гиммлеру. Тогда наименование моей должности – начальник имперской центральной службы информации – было несколько изменено…

Эймен : Подсудимый, пытайтесь ограничиться ответами на мои вопросы и по возможности отвечайте «да» или «нет».

Кальтенбруннер : Хорошо.

Эймен : Было ли вам лично известно или имели ли вы какое-либо личное отношение к каким-либо зверствам, совершенным в концлагерях во время войны? Кальтенбруннер : Нет.

Эймен : Таким образом, вы не берете на себя никакой ответственности за такие зверства. Правильно это?

Кальтенбруннер : Да, в этом отношении я не беру на себя никакой ответственности.

Эймен : И в этой связи те показания, которые были даны Хельригелем, например, относительно того, что вы присутствовали при казнях в Маутхаузене, вы тоже отрицаете, да?

Кальтенбруннер : Вчера меня обвиняли в том, что сказал Хельригель. Я считаю неверным утверждение о том, что я когда-либо видел газовые камеры в действии или в иное время.

Эймен : Очень хорошо. Лично вам не было известно и вы лично не участвовали в проведении программы уничтожения евреев? Это правильно? То есть вы только выступали против них?

Кальтенбруннер : Да, за исключением того, что я был против нее; в тот момент, когда я узнал об этом факте и убедился в достоверности его, я заявил свой протест по этому поводу Гитлеру и Гиммлеру, и в конечном результате эти действия были прекращены.

Эймен : Таким образом, вы не берете на себя ответственность за действия, совершенные в связи с программой по уничтожению евреев, верно это?

Кальтенбруннер : Да.

Эймен : И то же самое относится к плану принудительного использования рабочей силы?

Кальтенбруннер : Да.

Эймен : И то же самое относится к уничтожению Варшавского гетто?

Кальтенбруннер : Да.

Эймен : И то же самое относится к казни пятидесяти летчиков в лагере № 3?

Кальтенбруннер : Да.

Эймен : И то же самое относится к различным приказам об убийстве союзных летчиков, правильно?

Кальтенбруннер : Да.

Эймен : Во время предварительного допроса вы тоже отрицали все это?

Кальтенбруннер : Да.

Эймен : И вы придерживаетесь этого сегодня?

Кальтенбруннер : Так точно, но относительно допросов: разрешите мне еще раз высказаться перед Судом в ходе перекрестного допроса.

Эймен : Когда мы дойдем до соответствующего места, вы будете иметь возможность высказаться.

Действительно ли гестапо – IV отдел главного имперского управления безопасности – составляло доклады о концлагерях, которые представлялись вам на подпись, а потом передавались вами Гиммлеру?

Кальтенбруннер : Нет, я не могу вспомнить подобных докладов. Обычно Мюллер непосредственно докладывал Гиммлеру…

Эймен : Вы также отрицаете, что Мюллер в качестве начальника IV управления всегда совещался с вами по всем важным документам?

Кальтенбруннер : Не только я отрицаю это, но и факты говорят против этого; он имел непосредственные полномочия от Гиммлера и не имел никакого повода заранее обсуждать какие-либо вопросы со мной.

Эймен : Прошу показать подсудимому документ Л-50, который представляется под номером США-793.

Председатель : Разве этот документ еще не представлялся?

Эймен : Нет, милорд. Между прочим, знакомы ли вы были с Куртом Линдов, который дал это письменное показание 2 августа 1945 г.? Кальтенбруннер : Нет.

Эймен : Несмотря на то, что он был чиновником главного имперского управления безопасности до 1944 года?

Давайте вместе с вами прочитаем абзацы второй и четвертый. Только эти два абзаца, я не хочу тратить время Трибунала на чтение первого и третьего абзацев.

Второй абзац, как вы видите, гласит:

«На основании общего опыта, а также осведомленности об отдельных случаях, я могу подтвердить, что IV отдел (гестапо) составлял доклады относительно действий административных властей в концентрационных лагерях и что эти доклады передавались начальником IV отдела начальнику главного имперского управления безопасности на подпись, а потом передавались рейхсфюреру Гиммлеру».

Кальтенбруннер : Разрешите мне сейчас же сказать по этому поводу. Может быть, было бы важно зачитать и первый пункт.

Эймен : Только кратко, пожалуйста, отвечайте как можно более кратко.

Кальтенбруннер : Пункт первый важен в том отношении, что из этого пункта я заключаю, что свидетель Линдов с 1938 по 1940 год находился в том отделе, в котором составлялись эти доклады. В 1940–1941 гг. он был в отделе по борьбе со шпионажем. В 1942–1943 гг. – в отделе по борьбе с коммунизмом, затем в отделе по информации. Мне кажется, что его показания в пункте втором, когда он говорит об обычаях в отделе государственной тайной полиции, о том, что передавались донесения о событиях в концентрационных лагерях Гиммлеру через начальника IV отдела и начальника главного имперского управления безопасности, относятся только к периоду 1938–1940 гг. В более поздний период, по его собственным словам, у него не было никаких сведений.

Эймен : Другими словами, он говорит правду? Во всяком случае в отношении того периода, когда вы действовали в главном имперском управлении безопасности, правильно?

Кальтенбруннер : Об этом я еще ничего не читал.

Эймен : Я лишь обращаю ваше внимание на два абзаца. Второй абзац мы уже прочли, читаем четвертый:

«Насколько я знаю, ни один из начальников или чиновников главного имперского управления безопасности не имел права подписывать документы, имевшие большое политическое значение, без согласия начальника полиции безопасности, даже в период его временного отсутствия. На основании собственного опыта я могу заявить, что, в частности, начальник IV отдела Мюллер был очень осторожен при подписании документов, имевших общий характер, и особенно в случаях особой важности; он откладывал подписание этих документов до возвращения начальника полиции безопасности, хотя из-за этого пропадало много времени». Подписано: «Курт Линдов».

Кальтенбруннер : По этому поводу следует сделать два замечания. Во-первых, это показание противоречит показаниям различных свидетелей, устанавливающих необычайные полномочия и самостоятельность Мюллера. Во-вторых, это описание Линдова относится к тому времени, когда действовал Гейдрих, то есть, когда Линдов мог собирать сведения, в период 1938–1940 гг. Это не относится к тому времени, когда Гиммлер оставил за собой право отдавать приказы прямо Мюллеру, так как мои обязанности были настолько велики, что одному человеку почти невозможно было с ними справляться.

Эймен : Я не хочу тратить слишком много времени, подсудимый. Но абзацы, которые я прочел вам, соответствуют показаниям Олендорфа на этом Суде, не правда ли?

Кальтенбруннер : Показания Олендорфа по этому поводу были мне представлены вчера моим защитником. Но из показаний Олендорфа, я думаю, ясно, что право отдавать всякий оперативный приказ, то есть и приказ о превентивном заключении, который, как он сказал, касается «последней прачки», находилось в непосредственном ведении Гиммлера, который мог передать это право только Мюллеру.

Эймен : Все мы знаем, что показал Олендорф. Я лишь хочу спросить вас, считаете ли вы показания Олендорфа правильными?

В ходе предварительного допроса вы сказали, что имели самую тесную связь с Олендорфом и вы можете надеяться, что он скорее чем кто-либо другой из ваших коллег скажет правду. Правильно это?

Кальтенбруннер : Это последнее замечание я не помню. Первое утверждение, что он был одним из моих основных сотрудников, оправдывается и доказывается уже тем, что он был начальником управления внутригерманской информационной службы, которое составляло часть моего информационного аппарата, то есть все сведения внутриполитического характера, и сведения о всех германских жизненных областях я получал большей частью именно из этого 3-го управления, исключая те сведения, которые я получал из своего, лично мною созданного, дополнительного аппарата.

Эймен : Вскоре после Пасхи 1934 года вы находились под арестом в лагере Кайзерштейнбрух?

Кальтенбруннер : Повторите, пожалуйста, в каком году?

Эймен: В 1934 году.

Эймен : Совместно с другими чиновниками СС вы когда-либо обследовали концентрационный лагерь Маутхаузен?

Кальтенбруннер : С другими чиновниками СС? Нет. Насколько я помню, я поехал туда один и должен был явиться к Гиммлеру, который, как я уже рассказал вчера, находился в этот момент в поездке по Южной Германии.

Эймен : И вы осмотрели только каменоломню?

Кальтенбруннер : Да.

Эймен : Вы знакомы были с Карвинским, статс-секретарем в кабинетах Дольфуса и Шушнига с сентября 1933 года по октябрь 1935 года?

Кальтенбруннер : Я видел однажды Карвинского. Я думаю, что он посетил нас во время нашей голодной забастовки в лагере Кайзерштейнбрух. Больше я его никогда не видел. Возможно, что это был один из его представителей. Этого я не помню.

Эймен : Попрошу показать подсудимому документ ПС-3843, который представляется под номером США-794. Я хотел бы сказать членам Трибунала, что в этом документе довольно неприличный язык. Но мне кажется, что в силу обвинений, выдвинутых против подсудимого, следует все же огласить его.

Обратите внимание, подсудимый.

Кальтенбруннер : Разрешите мне сначала прочесть весь документ?

Эймен : Нет, это займет слишком много времени, подсудимый. Меня интересует только абзац, начиная со слов: «Вскоре после Пасхи…» Нашли это место? Кальтенбруннер : Да, нашел.

Эймен : «Вскоре после Пасхи 1934 года мне было сообщено, что заключенные в лагере Кайзерштейнбрух объявили голодовку. Поэтому я сам туда отправился, чтобы узнать, каково положение дел. В то время, как в большинстве бараков поддерживалась дисциплина, в одном бараке был большой беспорядок. Я заметил, что высокий человек был зачинщиком всего этого беспорядка. Это был Кальтенбруннер, который был в то время кандидатом в адвокаты и который был арестован за его противозаконную деятельность в Австрии. В то время как все остальные заключенные отказались от голодовки после того, как я побеседовал с ними, бараки, в которых командовал Кальтенбруннер, продолжали голодовку.

Я вновь увиделся с Кальтенбруннером в лагере Маутхаузен, когда я был очень серьезно болен и лежал на гнилой соломе совместно с сотнями других, тяжело больных, умиравших заключенных. Заключенные, больные самыми серьезными желудочными болезнями, страдали от истощения и находились в неотапливаемых бараках в самый разгар зимы. Им не оказывалось никакой, даже самой элементарной санитарной помощи. В течение многих месяцев нельзя было пользоваться ни умывальником, ни уборной, которая была испорчена. Тяжело больные вынуждены были оправляться в маленькие ведра из-под мармелада. Загаженная солома в течение многих недель не менялась, так что образовалась зловонная жидкость, в которой ползали черви и насекомые. Не было никакой медицинской помощи, лекарств. Положение было таково, что от 10 до 20 человек умирали каждый вечер.

Кальтенбруннер прошел через барак со свитой блестящих чиновников СС, видел все – должен был видеть все. Нам показалось, что эти нечеловеческие условия теперь будут изменены. Но, по-видимому, Кальтенбруннер согласился с ними, так как ничего после этого не изменилось».

Это правда? Или это неправда, подсудимый?

Кальтенбруннер : Этот документ, который, по-видимому, предъявлен мне с целью застать меня врасплох, может быть мною полностью опровергнут…

Эймен : Одну минуточку. Я спросил вас, правда или неправда, что там написано?

Кальтенбруннер : Это не соответствует действительности и может быть полностью опровергнуто мною во всех деталях.

Эймен : Одну минуту. Подсудимый, может быть, вы подождете, пока я прочту два других документа по этому же вопросу и, может быть, потом вы дадите объяснения сразу по трем документам. Это вас удовлетворит?

Кальтенбруннер : Как Вы желаете.

Эймен : Прошу показать подсудимому документ ПС-3845, который представляется под номером США-795. Вы заявили, что вы отрицаете посещение и обследование вами крематория в Маутхаузене?

Кальтенбруннер : Да.

Эймен : Вы знакомы с Альбертом Тифенбахером?

Кальтенбруннер : Нет.

Эймен : У нас есть документ. Тифенбахер был заключен в концлагере Маутхаузен с 1938 года по 11 мая 1945 года. Он работал в крематории в Маутхаузене в течение трех лет, он переносил трупы. Вы видите это?

Кальтенбруннер : Да.

Эймен : В конце первой страницы имеется вопрос:

«Вопрос : Вы помните Айгрубера?

Ответ : Айгрубер и Кальтенбруннер были из города Линца.

Вопрос : Вы когда-либо видели их в Маутхаузене?

Ответ : Я очень часто видел Кальтенбруннера.

Вопрос : Сколько раз?

Ответ : Он время от времени приезжал и осматривал крематорий.

Вопрос : Сколько раз?

Ответ : Три или четыре раза.

Вопрос : Когда он приезжал, вы слышали, что он говорил что-нибудь кому-нибудь?

Ответ : Когда приезжал Кальтенбруннер, большинство заключенных должно было исчезнуть и только некоторые лица были представлены ему». Это правильно или нет?

Кальтенбруннер : Это абсолютно неверно.

Эймен : Теперь покажем вам третий документ, а потом вы вкратце дадите объяснения. Прошу показать подсудимому документ ПС-3845, который представляется под номером США-796. Между прочим, вы когда-либо видели исполнение трех различных видов казней в Маутхаузене одновременно? Три различных вида казней?

Кальтенбруннер : Нет, это неправда.

Эймен : Вы знали Иоганна Кандута, который писал эти показания?

Кальтенбруннер : Нет.

Эймен : Из его показаний вы увидите, что он жил в Линце. Он был заключен в концлагерь Маутхаузен с 21 марта 1939 г. по 5 мая 1945 г. и работал на кухне; кроме того, он работал истопником крематорской печи.

«Вопрос : Вы когда-либо видели Кальтенбруннера в Маутхаузене?

Ответ : Да.

Вопрос: Помните, когда это было?

Ответ : В 1942–1943 гг.

Вопрос : Можете более точно определить?

Ответ : Я не помню даты.

Вопрос : Вы помните только это одно посещение в 1942 или 1943 гг.?

Ответ : Я видел Кальтенбруннера три раза.

Вопрос : В каком году?

Ответ : В 1942 и 1943 гг.

Вопрос : Скажите нам вкратце, что вы думали об этих посещениях Кальтенбруннера, то есть, что вы видели, что вы делали и когда вы увидели, что он присутствовал при казнях?

Ответ : С Кальтенбруннером приехали Айгрубер, Шульц, Зейрейс, Штрейтвизер, Бахмейер и некоторые другие лица. Кальтенбруннер вошел со смехом в газовую камеру. Затем людей привезли из барака на казнь, и потом были продемонстрированы все три вида казни: повешение, расстрел в затылок и отравление газом. После того, как улеглась пыль, мы должны были оттащить трупы.

Вопрос : Когда вы видели эти различные виды казней, это было демонстрирование способов казни или обычные казни?

Ответ : Я не знаю, были ли это обычные казни или же демонстрирование. Во время этих казней присутствовали, помимо Кальтенбруннера, начальники бараков и гауптшарфюрер, Зейдель и Дюлен также присутствовали, последний повел заключенных вниз.

Вопрос : Известно ли вам, были ли казни назначены на этот день или же это был показ для приехавших?

Ответ : Да, эти казни были назначены на этот день.

Вопрос : Откуда вам было известно, что эти казни были назначены на этот день? Кто-нибудь сообщил вам о том, что казни назначены?

Ответ : Мне сказал об этом начальник крематория гауптшарфюрер Роот, он всегда меня звал к себе в комнату и говорил мне: „Кальтенбруннер сегодня приедет, и нужно все подготовить для казни в его присутствии“. Затем нам нужно было затопить и прочистить печь».

Кальтенбруннер : Могу я отвечать?

Эймен : Это правда или неправда, подсудимый?

Кальтенбруннер : Ссылаясь на данную мною присягу, я торжественно заявляю, что ни единое слово из этого утверждения не является правдой. Разрешите мне начать с первого документа?

Эймен : Да, пожалуйста.

Кальтенбруннер : Свидетель Карвинский заявляет, что он видел меня в 1934 г. в связи с голодовкой в лагере Кайзерштейнбрух… Я был арестован не за националсоциалистскую деятельность, а в документе об аресте, который был представлен в письменной форме и о котором Карвинский должен был знать как бывший начальник службы безопасности в Австрии было написано дословно: «В целях предотвращения национал-социалистской деятельности», то есть в тот период не было никакой запрещенной деятельности, которая могла бы быть мне инкриминирована.

Эймен : Разрешите мне прервать вас, подсудимый. Я вполне буду удовлетворен, если вы заявите, что это показание не соответствует действительности. Если для вас этого достаточно, то для меня также достаточно.

Кальтенбруннер : Господин представитель обвинения, я не могу довольствоваться этим. Если вы зачитываете Высокому Суду и всей мировой общественности целые страницы показаний, о которых вы утверждаете, что они достоверны, и которые выдвигают против меня чудовищное обвинение, то мне должна быть предоставлена возможность отвечать больше, чем «да» или «нет». Я не могу просто, как какой-либо тупой преступник…

Эймен : Хорошо, подсудимый. Теперь перейдем к вопросу о Варшавском гетто. Вспоминаете ли вы доказательства, представленные Трибуналу, согласно которым 400 тысяч евреев были вначале согнаны в гетто, а затем войска СС замучили 56 тысяч, из которых более 14 тысяч были убиты. Припоминаете ли вы эти доказательства?

Кальтенбруннер : Я не помню в деталях этих доказательств, а то, что мне известно об этом, я уже сегодня рассказал.

Эймен : Было ли вам известно о том, что почти все из этих 400 тысяч евреев были истреблены в лагере смерти в Треблинке? Вы знали об этом? Кальтенбруннер : Нет.

Эймен : Какое отношение вы имели к уничтожению евреев в Варшавском гетто?

Никакого, разумеется, как вы обычно отвечаете?

Кальтенбруннер : Я уже заявлял, что я не имел к этому никакого отношения.

Эймен : Я прошу, чтобы подсудимому предъявили документ ПС-3840, который я представляю за номером США-803.

(Документ предъявляется Кальтенбруннеру .) Вы были знакомы с Карлом Калеске?

Кальтенбруннер : Нет, этого имени я не знаю.

Эймен : Сможете ли вы восстановить его фамилию в памяти, если я вам напомню, что он был адъютантом генерала Штропа?

Кальтенбруннер : Я не знаю адъютанта генерала Штропа. Я не знаю имени, которое вы мне сейчас назвали – Калеске.

Эймен : Перейдем к письменному показанию, данному им под присягой. Оно имеется у вас?

Кальтенбруннер : Да.

Эймен : «Моя фамилия и имя Карл Калеске. Я был адъютантом доктора фон Заммерн-Франкенегга с ноября 1942 по апрель 1943 года в то время, когда он был начальником СС и полицайфюрером в Варшаве. Затем я стал адъютантом Штропа, начальника СС и полиции до августа 1943 года. План действий в Варшавском гетто был составлен в то время, когда Заммерн-Франкенегг был начальником СС и полицайфюрером. Генерал Штроп принял на себя командование в тот день, когда начались эти действия. Функции полиции безопасности во время действий против Варшавского гетто заключались в том, чтобы сопровождать войска СС. Некоторые эсэсовские части получили задание очистить определенные улицы. С каждой эсэсовской группой были 4–6 полицейских из полиции безопасности, потому что они хорошо знали гетто. Эти полицейские подчинялись доктору Ханну – начальнику полиции безопасности города Варшавы. Ханн получил свое приказание не от начальника СС и полицайфюрера Варшавы, а непосредственно от Кальтенбруннера из Берлина. Подобным образом поступали приказания не только в отношении действий против гетто, но и в отношении всех других вопросов. Часто доктор Ханн приходил к нам в управление и сообщал СС и полицайфюреру о том, что он получил такой-то и такой-то приказ от Кальтенбруннера, о содержании которого он хотел бы информировать начальника СС и полицайфюрера. Но он поступал так только в отношении некоторых приказов, а не всех, которые он получал.

Я помню один случай, когда 300 иностранцев-евреев были собраны полицией безопасности в польском отеле. Когда подходили к концу действия, направленные против гетто, Кальтенбруннер приказал полиции безопасности вывести этих людей. Во время моего пребывания в Варшаве полиция безопасности занималась вопросами, касающимися подпольного движения. Полиция безопасности в этих вопросах действовала независимо от СС и полицайфюрера и получала приказы Кальтенбруннера из Берлина. Когда руководитель подпольного движения в Варшаве был захвачен в июне или июле 1943 года, его самолетом отправили непосредственно к Кальтенбруннеру в Берлин».

Подсудимый, считаете ли вы эти показания соответствующими действительности или нет?

Кальтенбруннер : Эти показания совершенно не соответствуют действительности. Я должен сказать обвинению…

Эймен : Точно так же, как и все другие показания, данные другими лицами и сегодня оглашавшиеся для вас? Это правильно?

Кальтенбруннер : Это заявление не соответствует действительности, и оно может быть опровергнуто.

Эймен : Вы то же самое говорили в отношении всех других показаний, которые я вам оглашал сегодня? Разве это не так?

Кальтенбруннер : Господин обвинитель, я должен…

Эймен : Я спрашиваю вас: так это или не так?

Кальтенбруннер :…Я не могу соглашаться со всем тем, что мне ошибочно инкриминирует обвинение, хотя ответственность за это и ложится на Гиммлера.

Эймен : Хорошо, продолжайте. Вы можете говорить все, что желаете.

Кальтенбруннер : Я прошу сегодня вспомнить то, что я уже говорил относительно подчинения высших начальников СС и полиции и об их полномочиях в оккупированных областях. Все они непосредственно подчинялись Гиммлеру. Высшим начальникам СС и полиции подчинялись чиновники СС и полиции в маленьких областях; последним подчинялись такие ответвления, как полиция порядка и безопасности.

Весь полицейский аппарат в оккупированных областях не подчинялся центральному имперскому управлению безопасности. Здесь есть люди, которые должны подтвердить мои показания. Здесь был допрошен Бах-Зелевский, который все время находился в оккупированных областях и знает это. Здесь есть подсудимый Франк, который работал с одним таким высшим начальником СС и полиции, который позднее стал его статс-секретарем.

Эймен : Хорошо, ваш защитник может вызвать всех этих людей. Я вас спрашиваю только о том, соответствует ли данный документ действительности или нет.

А затем я попрошу вас дать краткие объяснения, которые вы считаете необходимыми.

Кальтенбруннер : Этот документ неверен.

Эймен : А сейчас перейдем к генералу Штропу. Знал ли он что-либо об этом распоряжении ликвидировать Варшавское гетто?

Кальтенбруннер : Да, раз он был руководителем СС и полиции безопасности в Варшаве и вы мне представили его дневник и доклад. Штроп подчинялся тамошнему высшему начальнику СС и полиции и провел эту акцию по приказу Гиммлера, полученному через высшего начальника СС и полиции.

Эймен : Штроп был очень хорошим вашим другом, не так ли?

Кальтенбруннер : Я видел Штропа, может быть, два или три раза в своей жизни у рейхсфюрера Гиммлера.

Эймен : Если бы здесь был Штроп, он, по-видимому, мог бы сказать правду относительно всего, что касается Варшавского гетто. Не так ли?

Кальтенбруннер : Он должен был бы, по крайней мере, подтвердить, что он подчинялся высшему начальнику СС и полиции в генерал-губернаторстве, а не мне. Я был бы рад, если бы он сейчас подтвердил это. Из Ваших слов я должен предположить, что этот человек находится здесь.

Эймен : Он сейчас не находится здесь, но, к счастью, у нас имеется его письменное показание, данное им под присягой, касающееся тех же самых вопросов, по которым я вас допрашиваю. Я попрошу передать подсудимому документ ПС-3841, который представляется за номером США-804.

Сейчас мы узнаем, подтверждает ли Штроп то, что вы пытаетесь сейчас доказать Трибуналу. Вы согласитесь с тем, что подтверждает Штроп, не так ли?

Кальтенбруннер : Я еще не читал этого документа.

Эймен : Хорошо, я сейчас зачитаю эти показания. «Мое имя – Юрген Штроп. Я был начальником СС и полицайфюрером района Варшавы с 17–18 апреля 1943 г. и до конца августа 1943 года. План действий против Варшавского гетто был составлен моим предшественником оберфюрером доктором фон Заммерн-Франкенеггом. В день начала этих действий я принял на себя командование, и фон Заммерн-Франкенегг пояснил мне, что следовало делать в этом направлении. Он имел у себя приказ от Гиммлера, и, кроме того, я получил телеграмму от Гиммлера, в которой он мне приказал очистить Варшавское гетто и сравнять его с землей. Для того чтобы выполнить это, я имел в своем распоряжении два батальона войск СС, 100 вооруженных людей из частей регулярной полиции и 75–100 полицейских из полиции безопасности. Полиция безопасности была активна в проведении действий против Варшавского гетто. При этом они должны были сопровождать эсэсовские части группой в 6–8 человек, как проводники или люди, знакомые со всеми вопросами, касающимися гетто. Оберштурмбанфюрер доктор Ханн был начальником полиции безопасности Варшавы в то время. Ханн передал полиции безопасности приказы относительно ее задач во время этих действий. Эти приказы не были переданы Ханну мною, они поступили от Кальтенбруннера из Берлина. Как начальник СС и полицайфюрер Варшавы, я не отдавал никаких приказаний полиции безопасности. Все приказы Ханн получал от Кальтенбруннера из Берлина. Например, в июне или в июле того же года я вместе с Ханном посетил управление Кальтенбруннера, и Кальтенбруннер сообщил мне, что хотя мы и должны работать совместно, но все основные приказы для полиции безопасности должны поступать от него из Берлина. После того как примерно 50–60 тысяч человек были захвачены из гетто, их привезли на железнодорожную станцию. Полиция безопасности должна была осуществлять надзор за этими людьми и отвечать за перевозку их в Люблин. Немедленно после того как были закончены действия против гетто, примерно 300 иностранных евреев были собраны в польский отель. Эти лица частично находились здесь до начала действий против гетто, а частично были переведены во время осуществления этих действий. Кальтенбруннер приказал Ханну вывезти этих лиц. Сам Ханн сказал мне, что он получил этот приказ от Кальтенбруннера. Все смертные казни проводились согласно приказам из главного имперского управления безопасности, а именно – от Кальтенбруннера.

Я прочел эти показания и полностью подтверждаю их. Я дал эти показания без принуждения, по собственной воле».

Считаете ли вы эти показания Штропа правильными или нет?

Кальтенбруннер : Это – ложные показания. Я прошу доставить сюда Штропа.

Эймен : Вы видите, что эти письменные показания совершенно опровергают ваши показания и подтверждают в основном каждую деталь показания, данного Калеске, который в то время был адъютантом Штропа. Разве это не так?

Кальтенбруннер : Это неправильно уже потому, что Штроп приближается к моему утверждению, указывая на первой же странице, что приказ относительно Варшавского гетто он получил от Гиммлера, чего свидетель Калеске нигде не говорит.

Эймен : С этим я могу согласиться.

Кальтенбруннер : При допросе генерала Штропа должно было бы выясниться, что Ханн, само собой разумеется, получал от гестапо в Берлине приказы; получал ли он их по этому делу, я не знаю, но, несомненно, органы полиции безопасности должны были в некоторых случаях, в частности по вопросам судопроизводства, подчиняться IV отделу главного имперского управления безопасности.

Эймен : А теперь, подсудимый, я хотел бы обратить ваше внимание на документ ПС-3819, ВБ-306, который уже был представлен в качестве доказательства. Это – протокол совещания в рейхсканцелярии от 11 июля 1944 г. за подписью Ламмерса, который на днях давал свои показания Трибуналу по этому же вопросу. Я думаю, что вы помните о том, что вы присутствовали на этом совещании.

Кальтенбруннер : Я этого еще не знаю. Я не знаю, что обсуждалось на этом совещании.

Эймен : Вы нашли это место, подсудимый?

Кальтенбруннер : Да, нашел.

Эймен : Хорошо, я читаю:

«Начальник полиции безопасности доктор Кальтенбруннер изъявил свое согласие, когда его запросил уполномоченный по использованию рабочей силы, передать полицию безопасности в его распоряжение для выполнения этой задачи. Но он указал, что численность полиции была недостаточна, и поэтому полиция не представляла собой большой силы. Во всей Франции он имел только 2400 человек. И поэтому вопрос о том, могут ли быть все возрастные группы захвачены такой слабой полицией, был сомнительным. По его мнению, министерство иностранных дел должно оказать более сильное влияние на иностранные правительства».

Подсудимый, действительно ли этот документ отражает то, что имело место на этом совещании?

Кальтенбруннер : Я сейчас не могу утверждать этого на основании данного текста, но должен сказать по этому поводу следующее… Нужно было бы установить, был ли там я по поручению имперского министерства внутренних дел и начальника германской полиции Гиммлера… То, что я был там по поручению Гиммлера, показывает цифра, которая здесь названа, а именно то, что только 2400 человек находятся у нас в распоряжении. Такого числа никогда не было ни у полиции безопасности, ни у СД, ни у обеих вместе; сюда была причислена и полиция порядка и другие мелкие организации, которые были подчинены Гиммлеру.

Во всяком случае, в этом документе нет одного – того, что Кальтенбруннер только передавал здесь мнение Гиммлера по поручению последнего.

Эймен : Хорошо, подсудимый. Вспомните ли вы о показаниях, которые представлялись Трибуналу относительно того, как Германия пыталась провоцировать словаков на восстание против Чехословакии и как Гитлер использовал это восстание словаков для того, чтобы оккупировать Чехословакию в марте 1939 года?

Кальтенбруннер : Я не знаю, кто давал такие показания.

Эймен : Хорошо, но, во всяком случае, вы с 1938 года по 1939 год были статссекретарем полиции безопасности в Австрии. Не так ли?

Кальтенбруннер : Нет, я тогда не был статс-секретарем полиции безопасности. Я был статс-секретарем по вопросам безопасности в Австрийском правительстве в Вене. Это важно, так как полиция безопасности в Австрии была создана из Берлина и управлялась Берлином.

Эймен : Хорошо… Разве в действительности вы лично не руководили деятельностью словацких заговорщиков и не оказывали им помощь тем, что снабжали их оружием и взрывчатыми веществами? Отвечайте, пожалуйста, «да» или «нет»? Кальтенбруннер : Нет.

Эймен : Не припоминаете ли вы, что вы присутствовали на каком-либо совещании, где разрабатывался план относительно того, как спровоцировать это восстание в Словакии? Вы отрицаете это?

Кальтенбруннер : Это неверно. Я никогда не участвовал в таком подстрекательстве к восстанию в Словакии. Я участвовал лишь на первом заседании правительства Словакии в качестве уполномоченного германской империи.

Эймен : Помогал ли вам ваш друг Шпациль осуществлять ваши планы?

Кальтенбруннер : Я не помню. Во всяком случае это не были немецкие планы; если вы рассмотрите политическую обстановку в Словакии в тот момент, вы убедитесь, что империи совершенно не нужно было подстрекать Словакию. Само движение Глинки, которым тогда руководил, по-моему, доктор Тука, а также доктор Тисо, пришло к такому решению.

Эймен : Были ли вы знакомы с оберштурмбанфюрером Фрицем Мундхенке?

Кальтенбруннер: Я не понимаю…

Эймен : Вы это увидите из документа ПС-3842, который я попрошу передать вам, я представляю его за номером США-805.

Подсудимый, это довольно пространный документ и я не хочу подробно останавливаться на нем. Я хочу обратить ваше внимание прежде всего на первые строчки.

«Что касается оккупации Чехословакии, то были предприняты два различных действия.

1. Оккупация Судетской области и пограничных районов, населенных немецкими согражданами.

2. Оккупация самой Чехословакии».

И затем идут следующие строки:

«За некоторое время до проведения второго действия офицеры из „Глинка Гарде“ (подпольной, нелегальной полуэсэсовской организации в словацкой части бывшей Чехословацкой республики) стали посещать управление СС в Донау (которое первоначально называлось „Управление СС Австрии“)».

Затем подробно излагается план того, как спровоцировать это восстание. И в конце первого параграфа вы найдете следующее:

«В секретном заседании я не принимал участия. Я чувствовал, что мне не полностью доверяли. Я видел каких-то людей в приемной Кальтенбруннера и затем, насколько я помню, в столовой. Мне ничего не говорили об обсуждавшейся теме, которая, без сомнения, имела отношение к выработке плана действий».

Затем вы найдете следующее:

«Один Кальтенбруннер несет ответственность за эти действия…»

Подсудимый, я спрашиваю вас, соответствует ли действительности содержание данного документа в том виде, как я его предъявил вам или нет?

Кальтенбруннер : Нельзя сказать, что это правда, и нельзя сказать, что это неправда; это ясно только тому, кто хорошо знает всю ситуацию…

Я должен сказать, что в этом документе правильно одно. Это то, что я совещался с членами гвардии Глинки в Вене, Парк-Ринг, № 8; речь шла о том, чтобы немецкое национальное меньшинство в Словакии и гвардия Глинки совместно выставили кандидатов в Словацкое правительство. Именно об этом свидетельствуют документы и события в Прессбурге. Все это может быть подтверждено любым человеком, в том числе и Мундхенке, который был руководителем национального меньшинства. Но ввиду того, что оккупации Словакии вообще не было, мне и не следует оправдываться по этому поводу.

Эймен : Подсудимый, во время этого процесса в качестве доказательства был представлен приказ Гиммлера о том, что гражданское население не должно наказываться за линчевание союзных летчиков, и вы слышали показания, данные под присягой Шелленбергом и Гердезом относительно того, что вы, как начальник СД и полиции безопасности, дали соответствующие указания вашим подчиненным. Отрицаете ли вы правильность этих показаний? Говорите, пожалуйста, «да» или «нет».

Кальтенбруннер : Я не хочу отрицать правильность их, но отрицаю, что я делал когда-либо такое заявление… Я заявил, например, в присутствии Гитлера, что я никогда не буду выполнять подобный приказ. Правда, это было позднее, но это было моим глубоким личным убеждением. Впрочем, я уже говорил вчера по этому вопросу со своим защитником.

Эймен : Ну, хорошо, подсудимый. Сейчас перейдем к документу ПС-3855, который представляется в качестве доказательства под номером США-806. Вы увидите, что в конце этого документа имеется ваша фамилия. Вы сами должны определить, является ли это вашей подписью, факсимиле или еще чем-нибудь другим.

Вы имеете этот документ перед собой?

Кальтенбруннер : Да.

Эймен: Вы видите, что этот документ исходит от начальника полиции безопасности и СД, и, кроме того, согласно пометкам в левом верхнем углу, он был передан вам на подпись четвертым отделом А-2-Б.

Кальтенбруннер : Эта первая и очень крупная ошибка, господин обвинитель.

Эймен : Хорошо… Адресовано:

a) Всем начальникам и инспекторам полиции безопасности и СД (для устной информации всех подчиненных управлений).

b) Отделам IV-A и IV-Б подотделам

IV А 4–IV А 6

c) 5-му управлению имперской уголовной полиции. К сведению старших начальников СС и полицайфюреров, а также начальников полиции охраны порядка.

d) Начальникам отделов I–III и VI главного имперского управления безопасности…

Целый ряд вопросов относительно обращения со сбитыми вражескими летчиками нуждается в разъяснении. В принципе: всех захваченных вражеских летчиков следует заковывать в кандалы.

Эта мера необходима, и она должна выполняться с полного согласия начальника штаба верховного командования вооруженными силами – 1) с целью предотвратить частые побеги и

2) из-за недостатка персонала на сборных пунктах. Команды вражеских летчиков: а) которые оказывают сопротивление при их захвате в плен или д) которые носят гражданскую одежду под военной формой должны расстреливаться немедленно.

Вражеские летчики, особенно из состава англо-американских воздушных сил, в большинстве случаев носят при себе особые мешки, в которых имеются кинжалы, различные карты, купоны на паек, инструменты и все необходимое для совершения побега. Все эти мешки, которые приготовлены на случай побега, должны отбираться полицейскими агентами, ибо эти мешки облегчают побег. Их следует передавать командованию военно-воздушных сил. Приказ рейхсфюрера СС от 10 августа 1943 г. (о котором, согласно вашим показаниям, насколько я помню, вам ничего неизвестно) полностью не выполняется, так как, по-видимому, этот приказ не был в устной форме доведен до сведения всех подчиненных полицейских управлений, как это было приказано. Поэтому вторично приказывается:

«Полиция не должна вмешиваться в конфликт между германским населением и спустившимися на парашютах англо-американскими летчиками-террористами.

Около тела одного из сбитых английских летчиков были найдены нарукавная повязка с надписью «немецкие военно-вооруженные силы» и кокарда. Эту нарукавную повязку носил только личный состав действующих войск; она дает право доступа каждому лицу, имеющему ее, на все важнейшие военные и стратегические пункты в различных зонах действий. Вражеские агенты, сброшенные с самолетов, вероятно, будут применять этот новый вид маскировки…

6) В течение последних месяцев отдельные случаи показали, что германское население арестовывает вражеских летчиков, однако до передачи их полиции или вооруженным силам оно слишком мягко обращается с ними. Строгие меры, принятые по отношению к этим гражданам со стороны государственной полиции, удержат их от ареста вражеских летчиков, ибо подобные случаи не следует смешивать с преступными действиями по оказанию содействия скрывающимся вражеским летчикам. Рейхсфюрер СС приказал применять следующие меры в отношении тех граждан, которые обращаются с вражескими летчиками подобным образом либо умышленно, либо проявляя ненужную жалость к ним:

1. В особенно серьезных случаях нарушения этого приказа направлять таких лиц в концлагеря; помещать в местных газетах объявления.

2. В менее серьезных случаях следует применять превентивное заключение в управлениях государственной полиции длительностью не менее 14 дней. Следует также использовать таких лиц для расчистки районов, подвергшихся бомбардировке.

Если же таких разрушенных районов нет на той территории, которая находится под юрисдикцией управления гестапо, то следует применять кратковременное превентивное заключение в одном из ближайших управлений гестапо.

Рейхсфюрер СС установил контакт с рейхслейтером Борманом относительно данного вопроса и указал, что задача партийных официальных лиц заключается в том, чтобы инструктировать население о неуместном проявлении сдержанности по отношению к вражеским летчикам».

Я приказываю начальникам и инспекторам полиции безопасности и СД в письменной форме информировать подчиненные им управления и секции 5 и 6 о вышеизложенном приказе». Подписано: «Доктор Кальтенбруннер. Верно: Розен…»

Отрицаете ли вы тот факт, что вы имеете какое-то отношение к изданию этого приказа, и то, что вы подписали его?

Кальтенбруннер : Я никогда не получал этого приказа. Я ссылаюсь здесь на свои вчерашние показания относительно системы подчинения отдела IV-A, который является составителем этого письма, как это видно из пометки наверху; в этих вопросах отдел подчинялся непосредственно Гиммлеру.

Эймен : Таким образом, вы отрицаете, что эта подпись ваша, и утверждаете, что вы ничего не знаете о данном документе, на котором имеется ваша подпись.

Это правильно?

Кальтенбруннер : Господин обвинитель…

Эймен : Подсудимый, ответьте, пожалуйста, на этот вопрос. Вы что же – отрицаете, что этот документ исходил от вас, так же как вы отрицали все другие документы, которые были вам представлены сегодня. Это правильно?

Кальтенбруннер : Я заявил вчера и здесь и моему защитнику, что я не получал этих документов. Я должен был бы знать это. Конечно, я частично виноват в том, что не обращал внимания, не даются ли от моего имени такие приказы. Я вчера совершенно не отрицал эту свою вину. Но какова была моя точка зрения по этому вопросу, явствует из показаний Келлера.

Председатель : Я не понимаю, либо вы говорите, что это не ваша подпись на документе, либо, что подписали этот документ, не глядя на содержание? Что именно вы утверждаете?

Кальтенбруннер : Господа! Я никогда не получал этого документа, этого приказа. Я не мог подписать его, так как это противоречило бы моим убеждениям.

А каковы были мои убеждения, видно из показаний свидетеля Келлера.

Председатель : Я не спрашиваю о ваших внутренних убеждениях, я спрашиваю только о том, подписывали вы этот документ или нет? Кальтенбруннер : Нет…

Смирнов : Подсудимый, вчера полковник Эймен предъявил Суду документ, изобличающий ваше активное участие в ликвидации Варшавского гетто. Опровергая это, вы пытались утверждать, что начальники полиции в оккупированных областях подчинялись рейхсфюреру СС Гиммлеру и к вам отношения не имели. Вы подтверждаете это заявление?

Кальтенбруннер : Да, но оно нуждается в дополнении, ибо я вчера уже сказал, что в подчинении Гиммлера находился начальник СС и полиции генералгубернаторства и что последнему подчинялись начальники СС и полиции областей.

Начальнику СС и полиции генерал-губернаторства были подчинены начальники полиции охраны порядка, полиции безопасности и войск СС; начальникам СС и полиции областей – командиры соответствующих частей полиции по области.

Смирнов : Может быть, вы скажете, кому подчинялись полицейские чиновники?

Может быть, вы помните и второе заявление, где говорили, что вы были против крайних мер Крюгера в отношении польских евреев и старались удержать его от этого?

Кальтенбруннер : Я заявил, что я выступал за устранение Крюгера от занимаемой им должности в генерал-губернаторстве.

Смирнов : Я прошу передать подсудимому дневник Франка. Пусть он обратит внимание сначала на страницу 13, где выступает Крюгер, а потом на страницу 15. Я оглашу три абзаца из этого места на странице 15. Читайте и следите, правильно ли это переведено:

«Нет сомнения, – говорит Крюгер, – что устранение евреев повлияло на успокоение…»

Кальтенбруннер : Это место мне не передано. У меня в руках страница 13 документа.

Смирнов : Я снова начну: «Нет сомнения, что устранение евреев повлияло на успокоение. Полиции пришлось выполнить самую трудную и неприятную задачу, но она выполняла ее по приказу фюрера ради защиты интересов Европы. Мы вынуждены устранить евреев также из военной промышленности».

Я пропускаю один абзац, прошу вас тоже пропустить его. Читаю дальше:

«Мы вынуждены устранить евреев также и из военной промышленности и с заводов, имевших военно-хозяйственное значение, если их использование не вызывалось исключительно важными соображениями военного характера. Евреи в этих случаях будут сосредоточены в больших лагерях и оттуда в дневное время будут отправляться на работу на военные заводы. Рейхсфюрер СС, однако, желает, чтобы и эти евреи были устранены с заводов. По этому поводу он, Крюгер, вел разговоры с РСХА и предполагает, что это желание рейхсфюрера не может быть выполнено в полном объеме. Среди рабочих-евреев имеются специалисты, механики по точным работам и прочие квалифицированные рабочие, которых нельзя сегодня без всяких последствий заменить поляками».

Я обращаю ваше внимание особенно на следующую фразу:

«Поэтому он просит доктора Кальтенбруннера доложить об этом рейхсфюреру СС и просить его, чтобы он отказался от устранения этих рабочих-евреев. На заводах остались наиболее выносливые в физическом отношении евреи, так называемые маккавеи, которые отлично работают. Кроме них, работают также женщины, в отношении которых установлено, что они сильнее евреев. К такому же заключению мы, впрочем, пришли и во время ликвидации Варшавского гетто. Выполнение этой задачи было сопряжено с большими трудностями».

Я опускаю одну фразу и привожу следующую: «Есть сведения, что в этом случае евреи также защищались до последнего с оружием в руках от СС и полиции».

Из книги Главный процесс человечества. Репортаж из прошлого. Обращение к будущему автора Звягинцев Александр Григорьевич

Из выступления представителя обвинения США Вальтера Брудно по делу подсудимого Розенберга [Стенограмма заседания Международного военного трибунала от 9 января 1946 г.] Подсудимому Розенбергу предъявлено обвинение по всем четырем разделам обвинительного акта.

Из книги автора

Представление доказательств помощником главного обвинителя от СССР Н. Д. Зоря по разделу обвинения «Агрессия против СССР» [Стенограмма заседаний Международного военного трибунала от 11, 12 и 13 февраля 1946 г.] Господа судьи! Моей обязанностью является представление

Из книги автора

Представление доказательств заместителем главного обвинителя от СССР Ю. В. Покровским по разделу обвинения «Преступное попрание законов и обычаев войны об обращении с военнопленными» [Стенограмма заседаний Международного военного трибунала от 13 и 14 февраля

Из книги автора

Представление доказательств заместителем главного обвинителя от Франции Ш. Дюбостом о преступлениях в отношении военнопленных [Стенограмма заседания Международного военного трибунала от 30 января 1946 г.] …Другая сторона вопроса в этой политике террора и уничтожения

Из книги автора

Представление доказательств помощником главного обвинителя от СССР Л. Н. Смирновым по разделу обвинения «преступления против мирного населения» [Стенограмма заседаний Международного военного трибунала от 14, 15, 18 и 19 февраля

Из книги автора

Представление доказательств помощником главного обвинителя от СССР Л. Р. Шейниным по разделу обвинения «разграбление и расхищение частной, общественной и государственной собственности» [Стенограмма заседания Международного военного трибунала от 20 февраля

Из книги автора

Допрос свидетеля И. А. Орбели [Стенограмма заседания Международного военного трибунала от 22 февраля 1946 г.] Рагинский: Господин председатель! Чтобы исчерпать представление доказательств по моему разделу, прошу Вашего разрешения допросить свидетеля Орбели, который уже

Из книги автора

Представление доказательств помощником главного обвинителя от СССР М. Ю. Рагинским по разделу обвинения «разрушение городов и сел, промышленности, транспорта и связи» [Стенограмма заседания Международного военного трибунала от 22 февраля 1946 г.] Господа судьи!Я приступаю

Из книги автора

Представление доказательств заместителем главного обвинителя от Франции Ш. Дюбостом о казнях заложников и других нарушениях законов и обычаев войны [Стенограмма заседаний Международного военного трибунала от 24, 25, 29 и 30 января 1946 г.] Мои британские и американские

Из книги автора

Допрос свидетеля Рудольфа Гесса [Стенограмма заседания Международного Военного Трибунала от 15 апреля 1946 г.] Кауфман: С разрешения Трибунала я вызываю свидетеля Рудольфа Гесса.(Свидетель занимает свое место.)Председатель: Встаньте. Назовите свое имя.Свидетель: Рудольф

Из книги автора

Уничтожение славянских и других народов [Стенограмма заседания Международного военного трибунала от 14 декабря 1945 г.] Когда мы говорим о планах германизации, мы имеем в виду планы ассимилирования захваченных территорий экономически, политически и в культурном

Из книги автора

Представление доказательств американским обвинителем У. Уолшем по разделу обвинения «Преследование евреев» [Стенограмма заседаний Международного военного трибунала от 13 и 14 декабря 1945 г.] От имени Главного обвинителя от Соединенных Штатов Америки и в соответствии с

Из книги автора

Допрос фельдмаршала бывшей германской армии Фридриха Паулюса [Стенограмма заседаний Международного военного трибунала от 11 и 12 февраля 1946 г.] Зоря: Господин председатель. В соответствии с заявлением, сделанным советской делегацией, я прошу разрешения ввести в зал для

Из книги автора

Из допроса гитлеровского фельдмаршала Герхардта Мильха. [Из стенограммы заседаний Международного военного трибунала от 8 и 11 марта 1946 г.] Штамер: Когда вы в первый раз узнали, что Гитлер планирует войну с Россией?Мильх: Насколько я помню, это было весной 1941 года…Штамер:

Из книги автора

Допрос Шахта [Стенограмма заседаний Международного военного трибунала от 2 и 3 мая 1946 г.] Джексон: Подсудимый Шахт, в то время, когда нацисты захватили власть, у вас ведь были связи во всем мире и вы занимали высокое положение одного из первых банкиров не только Германии, но

Из книги автора

Речь Дикса, защитника подсудимого Гельмара Шахта [Стенограмма заседания Международного военного трибунала от 15 июля 1946 г.] Господин председатель, господа судьи! Исключительный характер дела Шахта становится совершенно очевидным уже при одном взгляде на скамью

Еще одна глава из "Фюреров третьего рейха"

После гибели Гейдриха Гитлер медлил с назначением нового главы РСХА: этот пост пустовал более 8 месяцев! У него под рукой было достаточно закаленных убийц, но на это место требовался человек особой закваски. Фюреру нужен был исполнитель, чьи личные интересы полностью совпадали бы со служебными, кроме того, он должен был быть фанатичным нацистом. Эрнст Кальтенбруннер принадлежал именно к этой категории людей, кроме того, он родился всего в нескольких десятков километров от Браунау, те есть был земляком фюрера. В высших эшелонах партии ходили слухи, что именно это обстоятельство сыграло решающую роль в назначении Кальтенбруннера шефом Главного управления имперской безопасности.
Кальтенбруннеры издавна жили в небольшим городке Рид на австро-баварской границе. Длинная цепочка сельских ремесленников, славившихся на всю округу своими косами, предшествовала деду будущего обергруппенфюрера СС, который первым забыл дорогу в кузницу и стал адвокатом. Его сын Гуго Кальтенбруннер также презрел ремесло предков и продолжил дело отца. Кроме того, он заинтересовался политикой. С 1893 по 1898 году, обучаясь на юридическом факультете университета Граца, Кальтенбруннер был активным членом националистической студенческой корпорации «Арминия». В то время среди буршей этой корпорации встречались и евреи, поскольку главной политической целью союза была борьба с засилием славянского элемента в Австро-Венгрии. Корпоранты также разделяли взгляды известного австрийского политического деятеля Георга фон Шонерера, одного из идеологических предшественников Гитлера.
После окончания университета Гуго Кальтенбруннер вернулся в родные места и завел практику в городке Рааб, где 4 октября 1903 года у него родился сын Эрнст. Вскоре семья переехала в Линц. Если старший Кальтенбруннер славился своим антиклерикальными настроениями, то его сын наоборот испытывал сильное влечение в католичеству, что не могло не вызывать недовольство отца. Однако, только уже будучи учеников в реальной гимназии Линца Эрнст поддался уговорам отца и без особого энтузиазма вступил в антиклерикальный молодежный союз «Гогенштауфен».
В конце концов, влияние отца сало сказываться на формировании характера молодого Кальтенбруннера. Поступив в 1921 году на юридический факультет университета Граца, он сразу же вступил в корпорацию «Арминия», став один из самых активные ее членов. Эрнст Кальтенбруннер стал инициатором и организатором бойкота еврейских студентов и профессоров университета, а также вступил в борьбу с клерикальной корпорацией буршей «Каролина». Однако, с 1924 года он отошел от активной политической жизни, поскольку родители не могли больше помогать ему материально. Теперь Кальтенбруннер был вынужден самостоятельно зарабатывать себе на жизнь и платить за учебу. Чтобы свести концы с концами, сразу после лекций Эрнст Кальтенбруннер отправлялся в забой, где работал шахтером в ночную смену. В 1926 году он получил диплом доктора права и смог покинуть шахту, чтобы до конца жизни проработать за письменным столом.
В течении двух последующих лет Эрнст Кальтенбруннер провел в постоянных поисках достойного его диплома места, часто меняя одну адвокатскую контору на другую. Свободное время он тратил на безуспешные поиски круга друзей, которые разделяли бы его ультраправые политические взгляды. Только в 1928 году он нашел таких людей и сразу же вступил в их организацию – линцкую секцию Германского фелькишского гимнастического союза (через несколько лет это объединения станет базой для подготовки австрийских эсэсовцев). Одновременно он наладил контакты с отрядами верхнеавстрийского Хайматшутца (Heimatschutz). Эта организация, стаявшая на позициях крайнего антисемитизма и выступавшая за влияния Австрии и Германии, финансировалась «Организацией Эшериха» из Баварии. Ее главою был граф Эрнст Рюдигер фон Штархемберг, в начале 20-х годов сражавшийся в поляками в Силезии в радах фрайкора «Оберланд», принимавшего участие в мюнхенском путче Гитлера. Современники описывали графа как «идола германского национализма в Австрии».(1) Среди восхищенный поклонников графа Штархемберга был и молодой Кальтенбруннер.
Он вступил в Хаймшутц в 1929 году, когда его финансовое положение было просто катастрофическим. В отличии от большинства своих сверстников с дипломами, которые, несмотря на разразившийся экономический кризис еще могли обеспечить себе более-менее достойный уровень жизни, Кальтенбруннер был безработным. Однако, эта организация не оправдала его ожиданий, и спустя пять месяцев Эрнст Кальтенбруннер покинул ряды Хаймшутца, вступив 18 октября 1930 года в Австрийскую национал-социалистскую рабочую партию – филиал НСДАП. Теперь Кальтенбруннер почувствовал, что попал туда, куда так давно стремился. Его устраивала жесткая структура нацисткой партии с харизматическим лидером во главе, идеология которой базировалась на стремлении создать чистое в расовом отношении германское общество, объединив в единый Рейх всех немцев. Обретя душевное спокойствие, Эрнст Кальтенбруннер смог поправить и свои финансовые дела. Партии нужны были люди с дипломами, и Кальтенбруннер довольно быстро занял весьма высокое положение. Кроме того, он организовал платные юридические консультации для членов партии и сочувствующих нацистскому движению. В начале 1931 года он по партийным делам прибыл в Мюнхен, где встретился с Зеппом Дитихом, который и предложил ему вступить в СС. 31 августа того же года Эрнст Кальтенбруннер был занесен в книгу СС под номером 13039. Он стал членом линцкого штурма 37-го штандарта СС, входящего в 1-й абшнит СС (2) под командованием штандартенфюрера Дитриха, штаб которого был расположен в Мюнхене. В конце 1931 года австрийские СС были выведены в отдельный 8-й абшнит, который подчинялся напрямую Гиммлеру. Спустя несколько месяцев Кальтенбруннер стал командиром линцкого штурма СС. К этому времени в Австрии насчитывалось всего 2177 эсэсовцев, которые не подчинялись ни руководству местной нацисткой партии ни командованию австрийских СА, а получали приказы напрямую из Мюнхена.(3)
Главной задачей линцкой роты СС была охрана здания администрации гауляйтера Верхней Австрии и также поддержание порядка на митингах нацистов. На практике это выглядело следующим образом. 27 мая 1932 года 25 эсэсовцев Кальтенбруннера в сопровождении своего шефа и гауляйтера Андреаса Болека порвались в линцкий Фольскгартен, где проходил митинг социал-демократов, и устроили там побоище, длившееся с 8 часов вечера до 11 часов утра. В неравной схватке с полицией отличился и сам Кальтенбруннер – он получил пивной кружкой по голове и был доставлен в больницу. Его доблесть не осталась незамеченной руководством, и спустя полгода он стал официальным юридическим консультантом 8-го абшнита СС. Теперь его обязанностью стало вытаскивать из тюрем и судов австрийских эсэсовцев и штурмовиков. Это провело к окончательному разрыву Эрнста Кальтенбруннера с отцом, который не смог смириться с тем, что сын использует полученные в университете знания на благо откровенных уголовников.
Весной 1932 года в Австрии было сформировано правительство во главе с Энгельбертом Дольфусом. Год спустя новый австрийский канцлер распустил парламент и ввел в стране чрезвычайное положение, чтобы не позволить красным либо коричневым захватить власть в стране. Дольфус прекрасно понимал, что вступать в дискуссии с радикалами бесполезно, поэтому нацистская и коммунистическая партии были запрещены, а их активные члены арестованы и отправлены в специально созданные для них концентрационные лагеря, самыми известными из которых были Веллерсдорф (Нижняя Австрия) и Кайзерштайнбрух (Верхняя Австрия).В январе 1934 года Кальтенбруннер принял участие в организации нескольких диверсионных актов, после чего он был схвачен полицией и отправлен в Кайзерштайнбрух. Находясь в заключении, в апреле того же года Эрнст Кальтенбруннер и его товарищи по бараку объявили голодовку, которую вскоре подхватил весь лагерь. Государственный секретарь безопасности Людвиг Карвински попробовал вести переговоры с Кальтенбруннером, но он требовал освобождения и полной реабилитации всех заключенных-нацистов и продолжал голодать. Через неделю голодающих перевезли в госпиталь в Вене и после лечения освободили. Концлагерь Кайзерштайнбрух был расформирован; 90 процентов заключенных нацистов выпустили на свободу, а остальных отправили к коммунистам в Веллерсдорф.
В лагере Эрнст Кальтенбруннер свел знакомство с известным австрийским нацистом Антоном Райнтхаллером, который был хорошо знаком с Гессом и Даре. Именно он отговорил будущего шефа РСХА от участие в заранее обреченном на провал нацистском путче 25 июля 1934 года.
В этот день венский 89-й штандарт СС под командованием штандартенфюрера Фридолина Гласса захватил резиденцию федерального канцлера и захватили Дольфуса. Тяжелораненый канцлер отказался пойти на переговоры с нацистами и умер без медицинской помощи, так и не подписав требования эсэсовцев. Благодаря его стойкости, на этот раз австрийское государство смогло сохранить свою независимость. К сожалению, четыре года спустя у Австрии не оказалось второго Дольфуса. В течении нескольких дней мятеж был полностью подавлен. Муссолини стянул к австрийской границе 4 дивизии и объявил, что не потерпит присоединения этого государства к Германии, поэтому Гитлер побоялся поддержать своих товарищей по партии. Более того, Рудольф Гесс подписал директиву, официально запрещавшую германским нацистам сотрудничать с их австрийскими коллегами. Поставленная в такие условия австрийская нацистская партия вынуждена была пойти на переговоры с правительством нового канцлера, которым стал Курт фон Шушниг.
В декабре 1934 года на партийной конференции в Инсбруке Райнтхаллер предложил объединить в единый фронт все прогерманские силы Австрии и добиваться прихода к власти легальным путем. В это время Кальтенбруннер стал его личным секретарем, что позволило ему познакомиться с известным венским адвокатом, личным поверенным Шушнига и активным членом национал-социалистской Артуром Зейсс-Инквартом и многими другими полезными людьми. Одновременно он получил повышение по линии СС. После провала путча австрийские части СС были переформированы и переименованы в оберабшнит СС «Дунай». В 8-й Абшнит СС были сведены 52-й штандарт (Нижняя Австрия) и 37-й штандарт (Линц), командиром которого Гиммлер назначил Эрнста Кальтенбруннера.
Однако Райнтхаллер не смог договориться с фон Шушнигом, и Кальтенбруннер, принимавший активное участие в переговорах, вновь отправился в тюрьму. Его обвинили в пропаганде нацизма в армии и передали военному трибуналу, что вполне могло окончиться расстрелом. Но суд смог доказать только членство Кальтенбруннера в запрещенных законом СС и приговорил к 6 месяцам тюрьмы, которые покрылись сроком предварительного заключения.
В это время многие члены нацисткой партии эмигрировали из Австрии, но Эрнст Кальтенбруннер получил личный приказ Гиммлера оставаться на родине. Сразу после выхода из тюрьмы он был назначен командиром 8-го абшнита СС. К этому времени австрийские СС были основательно «почищены» -- специальная комиссия В Мюнхене под руководством обергруппенфюрера Альфреда Биглера уволила более полоны их личного состава, то есть всех, кто был замешан в путче. Теперь главными задачами австрийских эсэсовцев было:
1) охрана руководства австрийской национал-социалистской партии;
2) шпионаж за деятельностью подполья австрийской нацистской партии, Хаймвером и полицией;
3) отслеживание настроения населения Австрии;
Позиции Кальтенбруннера окрепли настолько, что он открыто игнорировал командующего австрийскими СС оберфюрера Карла Тауза, обращаясь по всех вопросам напрямую в Берлин в Гиммлеру или Гейдриху. С 1936 года по именному распоряжению рейхсфюрера СС он стал получать жалование из столицы Рейха и получил право распоряжаться денежными фондами, выделяемыми Берлином для финансирования австрийского нацистского подполья.
11 июля 1936 года фон Шушниг подписал с Гитлером договор о дружбе, к которому прилагался секретный протокол, содержащий своего рода джентльменское соглашение. Австрийский канцлер прекращал репрессии против нацистов, а фюрер официально признавал независимость Австрии. Кроме того, Шушниг обязался согласовывать свою внешнюю политику с действиями Берлина. Сразу после этого в Австрии была объявлена амнистия всем осужденным членам национал-социалистской партии, которая выходила из подполья и получала возможность заниматься легальной политической деятельностью. Гитлер со своей стороны приказал австрийским нацистам свернуть всю нелегальную работу.
В январе 1937 года Эрнст Кальтенбруннер был назначен командующим оберабшнита СС «Дунай». Оберфюрер Таус остался без работы, и Гиммлер запретил ему возвращаться в Австрию. Впоследствии Таус служил в Дахау и Бухенвальде, где его нашли слишком мягким для работы в концлагерях и отправили в отставку.
Теперь главной задачей Кальтенбруннера стала медленная и планомерная подготовка аншлюса и одновременно сдерживание частей СС от преждевременных выступлений, которые могли только испортить все дело и спровоцировать международный кризис. В марте 1937 года венская полиция раскрыла явку СС и выяснила, что Кальтенбруннер является главою австрийских эсэсовцев, чья деятельность не подпадала под соглашение 11 июля и была по-прежнему запрещена. Уже был выписал орден на арест Кальтенбруннера, когда в дело вмешался Зейсс-Инкварт. Он смог убедить венские власти оставить лидера СС в покое. Однако спустя два месяца Кальтенбруннера все равно арестовали в Линце, правда, почти сразу же и освободили. Шеф австрийских СС сал связующим звеном между Берлином и Зейссом-Инквартом, занявшим лидирующее положение в местной нацисткой партии. Одновременно Кальтербруннер создал эффективную разведывательную сеть, которая проникла во все сферы жизни австрийского государства и стала основой для подготовки оккупации этой страны. Сам еще не зная того, Кальтенбруннер своим увлечением разведкой прокладывал себе дорогу в главный офис РСХА.
Однако, стремительный развал Австрии и присоединение ее к Рейху в феврале 1938 года стало полной неожиданностью как для Зейсс-Инкварта, так и для Кальтенбруннера, которых Берлин до последней минуты держал в полном неведении относительно грядущего аншлюсса. Только днем 11 марта 1938 года, когда президент Австрии Вильгельм Миклас под давлением Гитлера назначил Зейсса-Инкварта федеральным канцлером, Эрнст Кальтенбруннер и глава австрийских штурмовиков Иоханнес Лукеш узнали о грядущем присоединении. Кальтенрбуннер удва успел собрать 700 эсэсовцев, чтобы окружить резиденцию канцлера и охранять ее до подхода частей вермахта. Затем он бросился к телефону и начал передавать на места гауляйтерам приказы захватить власть в свои руки при помощи отрядов СС. В 10 часов вечера 50 эсэсовцев под командованием адъютанта Кальтенбруннера оберштурмфюрера Феликса Риннера заняли здание федеральной канцелярии в центре Вены, где спустя еще три часа воцарился Зейсс-Инкварт. Кальтенбруннер рассчитывал на кресло государственного секретаря безопасности и уже получил санкцию Геринга, но Гейдрих воспротивился этому. Дело в том, что Эрнст Кальтенбрунер был законченным алкоголиком, а шеф РСХА терпеть не мог пьяниц. В итоге, после аншлюса ему пришлось довольствоваться должностью начальника СС и полиции в Вене. Действительно, эта личность уже тогда вызывала отвращение даже у соратников-нацистов. В своих мемуарах Вальтер Шелленберг поделился впечатлением от первой встречи с Кальтенбруннером: «Когда я увидел его, меня чуть не стошнило. У него во рту было всего лишь несколько зубов, причем все гнилые. В результате он говорил невнятно, и я с трудом понимал его речь с сильным австрийским акцентом. На Гиммлера это тоже произвело чрезвычайно неприятное впечатление, и он в конце концов приказал Кальтенбруннеру пойти к зубному врачу [этот приказ так и остался невыполненным, поскольку Кальтенбруннер смертельно боялся дантистов – прим. автора]... Он смотрел на вас в упор, подобно змее, жаждущей проглотить свою жертву. Когда его просили высказать мнение по тому или иному вопросу, его угловатое деревянное лицо не менялось в выражении; только спустя несколько секунд угнетающего молчания он ударял по столу и начинал говорить. Когда я смотрел на его руки, у меня всегда было такое чувство, что это конечности старой гориллы. Они были слишком короткие, а пальцы пожелтели от дыма – Кальтенбруннер курил по сто сигарет в день».(4)
Разочаровавшись, Эрнст Кальтенбруннер решил, что после аншлюса цель всей его жизни выполнена и ему остается только стареть на «теплом» посту в Вене. Однако, если даже Кальтенбруннер серьезно считал, что его политическая карьера закончена, он сильно ошибался. Она только начиналась.
1 мая 1939 года Австрия, переименованная теперь в Остмарк, прекратила свое существование как территориальная единица. Кабинет министров Зейсс-Инкварта был распущен, а вся страна поделена на гау, которые вошли по отдельности в состав Третьего рейха и подчинялись напрямую Берлину. Кальтенбруннер же стал всего лишь командующим оберабшнита СС «Дунай». Только год спустя Гиммлер назначил его командующим СС и полицией (Höheree SS- und Polizeiführer – HSSPF) 17-го военного округа, в который вошли Вена, Нижняя и Верхняя Австрия, а также часть Бургенланда.
Сразу же после аншлюса Эрнст Кальтенбруннер вступил в скрытую конфронтацию с Гейдрихом, который открыто игнорировал главу австрийских эсэсовцев. В ночь с 12 на 13 марта по приказу шефа РСХА в Вену прибыли Шелленберг и Эйхманн, которые по заранее подготовленным спискам должны были провести аресты видных антифашистов и влиятельных евреев. Эйхманн вскоре был назначен личным представителем Гейдриха в Австрии, и вместе с венским инспектором гестапо и СД Вальтером Штахлекером начал действовать за спиной Кальтенбруннера. Они создали в Вене Главное управление еврейской эмиграции, которое единолично занималось разрешением «еврейского вопроса», полностью игнорируя существование командующего оберабшнитом «Дунай». Кроме того, шефом венского гестапо был назначен ближайший сподвижник Гейдриха по Мюнхену Франц Йозеф Хубер, который также подчинялся напрямую Берлину и не собирался отчитываться перед Эрнстом Кальтенбруннером. Аналогично обстояло дело и с венским отделом СД, который возглавлял Фридрих Польте. Таким образом, Кальтенбруннер оказался полностью отстранен от реальной власти и лишен возможности распоряжаться собственностью, конфискованной у евреев. Он пытался жаловаться Гиммлеру, но все было бесполезно – рейхсфюрер СС предпочитал не вмешиваться в дела шефа РСХА.
Однако, как глава СС округа, он принял участие в депортации австрийских евреев в Восточную Европу. К концу 1942 года более 47 тысяч евреев были вывезены в гетто и лагеря в Польшу, Богемию, Белоруссию и Латвию. Являясь командующим местных частей СС «Мертвая голова», Кальтенбруннер активно занимался вопросами создания и функционирования концентрационных лагерей. Самым зловещим его детищем был Маутхаузен, который считался местом заключения самых опасных «преступников» без надежды на «исправление». Он был построен у каменоломни города Маутхаузен недалеко от Линца сразу после аншлюса. За время существования этого концлагеря через него прошло 335 тысяч узников из 15 стран, более трети из которых были замучены. Среди убитых в Маутхаузене было 32 тысячи советских граждан, в основном военнопленных. На процессе в Нюрнберге уцелевший заключенный этого лагеря Франсуа Буа показал: «Первые военнопленные прибыли в 1941 году. Было объявлено о прибытии двух тысяч русских военнопленных. По отношению к ним были приняты такие же меры предосторожности, как и по прибытии военнопленных испанцев-республиканцев. Везде вокруг бараков были поставлены пулеметы, так как от новоприбывших ожидали самого худшего. Как только русские военнопленные вошли в лагерь, стало ясно, что они находятся в ужасном состоянии. Они даже ничего не могли понять. Они были так обессилены, что не держались на ногах. Их тогда поместили в бараки по 1600 человек в каждом. Следует отметить, что эти бараки имели семь метров в ширину и 50 метров в длину. У них была отобрана вся одежда, которой и без того было очень мало. Им было разрешено сохранить только брюки и рубаху, а дело было в ноябре месяце. В Маутхаузене было более 10 градусов мороза. По прибытии оказалось, что 24 человека из них умерло в то время, как они шли 4 километра, отделявшие лагерь Маутхаузен от станции. Сначала к ним была применена та же система обращения как к нам, испанцам-республиканцам. Нам сначала не дали никакой работы, но почти нечего не давали есть. Через несколько недель они были совершенно без сил, и тогда к ним начали применять систему истребления. Их заставляли работать в самых ужасных условиях, избивали, били палками, над ними издевались. Через три месяца из 7000 русских военнопленных в живых остались только 30...
Был один так называемый 20-й барак. Этот барак находился внутри лагеря, и несмотря на электрифицированные проволочные заграждения вокруг всего лагеря, вокруг этого барака была дополнительная стена, по которой проходила проволока с электрическим током. В этом бараке находились русские военнопленные – офицеры и комиссары, несколько славян, французов и даже, как мне говорили, несколько англичан. Никто не мог входить в этот барак, кроме двух начальников – коменданта внутреннего лагеря и комендантов внешних лагерей. Эти заключенные были одеты как, каторжники, но они не имели никаких номеров... Я знаю подробно, что происходило в этом бараке. Это был как внутренний лагерь. В нем находились 1800 человек, которые получали менее одной четверти того рациона пищи, который получали мы. У них не было ни ложек, ни тарелок. Из котлов им выбрасывали испорченную пищу прямо на снег и выжидали, когда она начнет леденеть. Тогда русским приказывали бросаться на пищу. Русские были так голодны, что дрались, чтобы поесть, а эсэсовцы этим пользовались как предлогом, чтобы избивать их резиновыми палками... В январе 1945 года, когда русские узнали, что Советская Армия приближается к Югославии, они испробовали последнюю возможность: они взяли огнетушители, перебили солдат охранного поста, захватили ручные пулеметы и все, что они могли использовать в качестве оружия. Из 700 человек только 62 смогли убежать в Югославию. В тот день Франц Цирайс, комендант лагеря, дал по радио приказ всем гражданам, чтобы они помогли «ликвидировать русских преступников», убежавших из лагеря. Он объявил, что тот, кто докажет, что он убил хоть кого-нибудь из этих людей, получит крупную сумму в марках. Поэтому все сочувствующие нацистам в Маутхаузене занялись этой поимкой и им удалось убить более 600 убежавших, что было, между прочим, нетрудно, так как некоторые из русских не могли проползти более десяти метров».(5) Уже став шефом РСХА Кальтенбруннер любил ездить в Маутхаузен, где специально для него администрация лагеря устраивала показательные казни. В Нюрнберге бывший заключенный этого концлагеря Иоханн Кандута рассказал судьям:
«Вопрос: Скажите нам вкратце, что вы думали об этих посещениях Кальтенбруннера, то есть, что вы видели, что вы делали и когда вы увидели, что он присутствовал при казнях?
Ответ: Кальтенбруннер со смехом вошел в газовую камеру. Затем людей привели из барака на казнь, и потом были продемонстрированы все три вида казни: повешение, расстрел в затылок и отравление газом. После того, как пыль улеглась, мы должны были оттащить трупы.
Вопрос: Когда вы видели эти различные виды казней, это было демонстрирование способов казней или обычные казни?
Ответ: Я не знаю, были ли это обычные казни или демонстрирование...
Вопрос: Известно ли вам, были ли казни назначены на этот день или же это был показ для приехавших?
Ответ: Да, эти казни были назначены на этот день.
Вопрос: Откуда вам было известно, что эти казни были назначены на этот день? Кто-нибудь сообщил вам о том, что казни назначены?
Ответ: Мне сказал об этом начальник крематория гауптшарфюрер Роот. Он всегда меня звал к себе в комнату и говорил: «Кальтенбруннер сегодня приедет, и нужно все подготовить для казни в его присутствии». Затем нам нужно было протопить и прочистить печь».(6)
При жизни Гейдриха Кальтенбруннер везде где только было можно заявлял, что не согласен с созданием РСХА, поскольку эта структура излишне централизовала немецкие спецслужбы – зачем, мол, плодить бюрократов, -- но когда в конце декабря 1942 года Гиммлер сообщил ему, что Гитлер одобрил его кандидатуру, он мгновенно примчался в Берлин. Однако, ему не суждено было стать «вторым Гейдрихом» – рейхсфюрер СС предупредил Эрнста Кальтенбруннера, что собирается по-прежнему осуществлять конкретное руководство РСХА при помощи Мюллера и Небе: «Вам не придется этим заниматься. Вы сможете целиков посвятить себя разведывательной работе, то есть шестому и третьему отделам».(7) Тем не менее, ограничение функций Кальтенбруннера было чисто формальным: это не мешало ему осуществлять административное управление и подписывать общие приказы, что придавало законную силу приказам об интернировании, казнях и совершении других преступлений.
Сразу после вступления в новую должность Кальтенбруннер начал борьбу с начальником шестого отдела РСХА, СД-заграница, Вальтером Шелленбергом, который имел прямой доступ к Гиммлеру, пользовался полной независимостью еще при Гейдрихе и откровенно игнорировал нового шефа, пытаясь вообще выйти из подчинения РСХА и создать независимое ведомство. На борьбу с Шелленбергом Эрнст Кальтенбруннер мобилизовал группу своих земляков-австрийцев, которые занимали ключевые посты в шестом отделе: начальника подотдела Е (Балканы) штурмбаннфюрера Вильгельма Ванека, начальника итальянского и венгерского сектора в подотделе Е штурмбаннфюрера Вильгельма Хеттля и главу подотдела S (саботаж и диверсии) штурмбаннфюрера Ото Скорцени (8). Кроме того, Кальтенбруннер заявил, что все разведывательные службы Рейха должны быть сведены в одно ведомство, т.е. под крышу РСХА. По его мнению, разведка министерства иностранных дел (2-й отдел «Германия» под началом Мартина Лютера) и абвер Канариса саботируют работу СД. В принципе, со своей точки зрения Кальтенбруннер был полностью прав: военная разведка во главе с адмиралом Канарисом с самого начала войны работала на противника, снабжая командование отборной дезинформацией. В качестве примера достаточно привести только оценку абвером оборонного потенциала СССР перед нападением Германии. Сотрудники Канариса описывали РККА как сборище плохо вооруженных босяков, значительно занижали численность Советской Армии и ничего не докладывали о новых типах вооружения, таких как Т-34 и КВ.
Но, если забрать под себя разведслужбу Риббентропа Кальтенбруннеру не удалось, то подчинить СД абвер оказалось вполне в его силах. Материал на Канариса начал собирать еще Гейдрих, которые очень скоро убедился в измене адмирала. В ходе тайного расследования Мюллер установил по крайней мере три стопроцентно достоверных факта: 1) в 1940 году абвер выдал западным союзникам планы военных операций вермахта в Северной и Западной Европе; 2) Канарис сам на протяжении 1922-1935 годов передавал британской военно-морской разведки сверхсекретные данные о строительстве Германией подводных лодок; 3) зимой 1939-40 года при посредничестве Ватикана абвер начадил контакты с западными союзниками и вел переговоры о будущем послевоенной Германии.(9) Однако, узнав об этом Гейдрих повел себя довольно странно. Вместо того, чтобы арестовать Канариса как изменника, он созвал в начале 1942 года в пражском дворце Градчаны конференцию абвера СД, гестапо и крипо, на которой предложил слить военную разведку с РСХА. Вообще, отношения между Гейдрихом и Канарисом носили весьма странный характер: с одной стороны, адмирал выгнал будущего шефа РСХА с флота, а с другой, скрипач Гейдрих поддерживал самые теплые дружеские отношения с женой Канариса Эрикой, большой любительницей музыки. Более того, сам Гиммлер, зная об измене Канариса, по непонятным причинам продолжал оказывать адмиралу покровительство.
Теперь же Кальтенбруннер решил покончить с этим ненормальным положением вещей – разведка должна либо работать на свою страну, либо она не нужна вообще. Уже на Нюрнбергском процессе шеф РСХА откровенно рассказал, что он думал об абвере вообще, и о Канарисе в частности: «Персонал абвера был полностью коррумпирован, служащие брали взятки при любом удобном случае; также они отличались крайней моральной нечистоплотностью: более 80 процентов людей Канариса были сексуальными извращенцами. В этом была причина того, что разведка не могла нормально работать. На такой почве буйным цветом расцвела измена. Канарис покровительствовал только тем служащим, которые получали от него деньги за оказание сексуальных услуг: были мазохистами, садистами, активными и пассивными гомосексуалистами».(10) Канарис также не питал к Кальтенбруннеру особых симпатий и за глаза называл нового шефа РСХА гориллой с руками убийцы.
Едва вступив в должность и ознакомившись с собранным Мюллером материалом, Кальтенбруннер предоставил Гиммлеру подробный доклад о положении дел в абвере. Но, к его удивлению рейхсфюрер СС отказался передать этот доклад Гитлеру. Только после того, как абвер «проморгал» высадку союзников в Италии, а Канарис вступил в переговоры с маршалом Бадольо, который подписал мир с англо-американцами, Кальтенбруннер и Шелленберг получили санкцию Гиммлера на начало расследования. В течении января-февраля 1944 года СД арестовало несколько офицеров абвера, открыто сотрудничавших с британской разведкой. В конце концов Генрих Гиммлер доложил обо всем Гитлеру и 12 февраля фюрер подписал указ о вхождении абвера РСХА. Рейхсфюрер СС назначался главою всей германской разведки. Адмирал Канарис был отправлен в отставку. После долгих консультаций, 14 мая того же года Гиммлер и Кейтель подписали соглашение о расформировании абвера и вхождении его отделов в структуру Главного управления имперской безопасности. Однако, Кальтенбруннер на этом не успокоился и продолжать «копать» под Канариса. 20 июля 1944 года, сразу после покушения на фюрера, адмирал и его ближайшие соратники: начальник абверовского отдела Z (кадры и администрация) генерал-майор Ханс Остер и полковник Ханс фон Донани, были арестованы. В сентябре в ходе обыска в Цоссене, где размещался штаб абвера, СД обнаружило материалы, из которых следовало, что Канарис примкнул к движению Сопротивления еще в 1938 году во время кризиса Фрича-Бломберга. Кальтербруннер немедленно доложил об этом Борману и получил приказ расследовать дело дальше. 4 апреля 45-го года агенты РСХА нашли в Цоссене секретный дневник Канариса, который был представлен Гитлеру в качестве последнего и главного доказательства измены адмирала – следствие было закончено и военные разведчики были переданы в руки трибунала СС. 8 апреля 1945 года фон Донани был повешен в концлагере Заксенхаухен. На следующий день Канарис и Остер были казнены в Флессенбурге.
Неудачное покушение на Гитлера 20 июля 44-го года в Растенбурге стало поистине «звездным» часом Эрнста Кальтенбруннера. Уже 21 июля в гестапо была создана специальная комиссия, которой предстояло вести следствие по делу «Черной капеллы».Гестапо арестовало более 7 тысяч человек, 5 тысяч из которых были казнены. Последние массовые расстрелы участников заговора были произведены 23 апреля 1945 года в Берлине непосредственно перед взятием столицы Рейха советскими войсками. За расследование покушения Кальтенбруннер получил от Гитлера Рыцарский крест с мечами. Не забыл он и Мюллера, на которого лично подписал представление к такой же награде. Правда позднее, в зале суда Кальтенбруннер попытался обвинить погибшего при штурме Берлина начальника гестапо в том, что он якобы самолично ставил подпись своего начальника под приказами об аресте. Но заместитель Мюллера Вальтер Гуппенкотен под присягой показал, что «ни один шеф отдела не имел права сам принимать решения в особо важных делах без согласия шефа полиции безопасности., даже в случае его временного отсутствия. Из собственного опыта я знаю, что именно Мюллер при подписании документов был особенно аккуратен и оставлял дела такого рода до возвращения шефа полиции безопасности».(11)
Один из польских журналистов, присутствовавших на процессе, позднее вспоминал: «Когда он впервые появился в зале суда примерно через шесть недель после начала процесса, на скамье подсудимых произошло замешательство. Все откровенно избегали каких-либо контактов со столь компрометирующим коллегой. В наиболее щекотливой ситуации оказались непосредственные соседи – Кейтель и Розенберг. На его попытки завязать разговор они попросту не отвечали. Другие отворачивались, чтобы не пришлось здороваться. Даже защитник делал вид, что не замечает протянутой ему Кальтенбруннером руки – он говорил со своим клиентом, заложив руки за спину».(12) На допросах Эрнст Кальтенбруннер заявил, что занимался только разведкой и не имеет никакого отношения к гестапо и концлагерям. Это вызвало бурю возмущения у других подсудимых, которые стали громко протестовать, называя шефа РСХА «убийцей с дипломом юриста». Только Зейсс-Инкварт поддержал Кальтенбруннера, помогая ему свались всю вину на Мюллера.
Представленные доказательства его посещений Маутхаузена, показания коменданта Освенцима Гесса, с которым Кальтенбруннер подробно обсуждал методы массовых убийств, не изменили тактику зашиты бывшего начальника Главного управления имперской безопасности. Кальтенбруннер настаивал на том, что не подписал ни одного смертного приговоры. Ему показали соответствующие документы с его росчерком, но он стал доказывать, что это -- факсимиле и потребовал графологической экспертизы. Эрнст Кальтенбруннер продолжал лгать суду, несмотря на неопровержимые доказательства его преступлений и улюлюкалье других подсудимых. Не испытал не капли раскаяния и не чувствуя ничего, кроме страха неотвратимой смерти, в ночь с 15 на 16 октября 1946 года Кальтенбрунер поднялся на эшафот. Через минуту сержант американской Джон Вуд накинул ему на голову мешок и затянул на шее петлю.

Нацист, непосредственно ответственный за сотни тысяч убитых в немецких концентрационных лагерях, был заслуженно повешен. У эшафота Эрнст Кальтенбруннер, перед тем как на него накинули колпак смертника, произнес: "Будь счастлива Германия!". Он до последнего упорно отрицал свою причастность к преступлениям, совершенным его подчиненными на судебном процессе по военным преступникам в Нюрнберге.

Юрист сын и внук юриста

Родился Эрнст Кальтенбруннер 4 октября 1903 года в городской общине Рид, Австро-Венгрии. Его далекие предки были кузнецами, но уже дед выучился на адвоката, а потом более двадцати лет работал бургомистром небольшого австрийского городка Эфердинг. Отец тоже выбрал профессию юриста, поэтому по идее ему ничего не оставалось, как пойти по стопам предков.

Однако, получив среднее образование, он поступил на химический факультет в Высшей технической школе в Граце. По словам его однокурсников, Кальтенбруннер не отличался ни особым прилежанием, ни трудолюбием, не очень утруждал себя учебой. Вел себя агрессивно, часто участвуя в модных тогда студенческих дуэлях. И он имел хорошие физические данные для этого: рост в метр девяносто с широкими плечами и тонкими, но сильными кистями. На память о бурной молодости у него на лице остались глубокие шрамы, которые, по словам Генриха Гейне, "бездельники носили как свидетельство их мужественности". Остепенившись к годам двадцати, он поступил на юридический факультет Зальцбургского университета, после окончания которого он еще в 1926 году получил и докторскую степень в юриспруденции.

Начало трудовой и партийной деятельности

Немного поработав в городском суде Зальцбурга, Эрнст Кальтенбруннер открыл собственную юридическую контору в Линце. Как позже писали советские участники Нюрнбергского процесса, он был самым трудным подсудимым, потому что умело пользовался своими навыками "буржуазного адвоката", ловко применяя различные юридические уловки.

После шести лет адвокатской практики он вступил в Национал-социалистическую партию, стал активным членом охранных отрядов СС. Благодаря своей физической мощи и умению манипулировать людьми, Эрнст Кальтенбруннер заметно выделялся среди боевиков, в числе которых в основном были малограмотная молодежь и безработные ветераны Первой мировой войны. Его много раз арестовывали за участие в силовых акциях, но ему удавалось каждый раз избегать более или менее серьезных наказаний.

Взлет карьеры

В 1934 году боевики СС ворвались в кабинет канцлера Австрии Дольфуса, в перестрелке его ранили в горло. Полторы сотни австрийских эсэсовцев, среди которых был и Эрнст Кальтенбруннер, никому не позволили оказать медицинскую помощь истекающему кровью Дольфусу. После этого убийства его карьера резко пошла вверх, он становится лидером СС Австрии.

Почти в каждой изданной биографии Эрнста Кальтенбруннера описана первая встреча с Генрихом Гиммлером, когда он мелодраматически сказал: "Рейсхфюрер, австрийские СС ждут ваших указаний!". В начале июня 1941 года ему присваивают звание бригаденфюрера СС, назначают командующим СС и полиции Вены. Не выдерживая бремени свалившейся на него власти и нервного напряжения, связанного со стремлением удержаться на вершине власти, он начал пить. Сначала маленькими рюмочками коньяк для поддержания тонуса, потом с утра до вечера, а иногда и до утра. Постоянно курил, причем дешевые сигареты, потому что они крепче, а официально, чтобы быть ближе к нации.

В военные годы

Несмотря на явный алкоголизм, в 1943 году его назначают руководителем Как считают, решающим фактором стало то, что он был верным человеком Гиммлера, надежным и неоднократно проверенным. Кроме того, Эрнст Кальтенбруннер считался лучшим специалистом по организации и действиям специальных отрядов. О его невероятной трудоспособности ходили легенды, как и об оголтелом антисемитизме.

Управление занималось тайными операциями по всему миру, включая поддержку борьбы горских племен Ирана, Индии, Ирака с британцами, создание "пятой колоны" в Латинской Америке, диверсии в Советском Союзе, внедрение провокаторов в отряды югославских и французских партизан. Специальные группы занимались диверсиями и политическими убийствами.

Эрнст Кальтенбруннер лично контролировал строительство концлагерей и действие применяемых способов уничтожения заключенных. В для него специально была организована демонстрационная казнь различными способами: выстрелом в затылок, в газовой камере и повешением. В конце войны он дал приказ об уничтожении всех заключенных концлагерей.

Заслуженная награда

Арестовали Кальтенбрунера в 1945 году в Австрии. В этом же году он предстал на процессе по военным преступникам в Нюрнберге. Фото Эрнста Кальтенбруннера с американскими охранниками, выше которых он был на целую голову, обошло всю мировую прессу.

На судебных заседаниях бывший начальник РСХА неоднократно заявлял, что занимался только руководством разведывательной деятельности и ничего не знает о концлагерях. В октябре 1946 года состоялась казнь Эрнста Кальтенбруннера.

Начальник РСХА Кальтенбруннер был первым, кто заподозрил Штирлица в подрывной деятельности.

В первой серии он, после разговора со своим подчинёным о сорванной операции, узнаёт, что к делу был неофициально причастен Штирлиц. Это возбуждает в нём подозрения относительно него. Подняв старые материалы о делах, проведённых Штирлицем, Кальтенбруннер приходит к выводу, что его нужно как следует «проверить», и поручает это задание Мюллеру.

Персонаж Кальтенбруннера выведен как жёсткий функционер нацистской партии, лишённый эмоций и самостоятельного аналитического мышления человек, безоглядно верящий Гитлеру. Несмотря на свой высокий пост, он фактически не принимает участия в закулисных политических интригах, куда вовлечены практически все другие персонажи его уровня, вместо этого фанатично занимаясь рутинной и становящейся бессмысленной работой по обеспечению безопасности рейха.

Настоящий Кальтенбруннер

Эрнст Кальтенбруннер (нем. Ernst Kaltenbrunner, 4 октября 1903, Рид (Инкрайс), Австро-Венгрия - 16 октября 1946, Нюрнберг, Германия) - начальник Главного управления имперской безопасности СС и статс-секретарь имперского министерства внутренних дел Германии (1943-1945), обергруппенфюрер СС и генерал полиции (1943), генерал войск СС (1944). № в НСДАП - 300179, № в СС - 13039.

Сын юриста, Кальтенбруннер учился в университете в Граце, сначала на химическом факультете, затем на юридическом. В 1926 получил степень доктора юриспруденции. Занимался юридической практикой в Линце, затем примкнул к политической деятельности нацистов (вступил в австрийскую НСДАП в октябре 1930, в СС - в августе 1931). За нацистскую деятельность был арестован властями Австрии, находился под стражей в январе-апреле 1934. В мае 1935 был вновь арестован по подозрению в государственной измене. Однако был приговорён только к шести месяцам тюремного заключения и к запрету занятия юридической практикой. Впоследствии за эти аресты был награждён партийной наградой НСДАП - «Орденом Крови».

Участвовал в путче 1934 года, во время которого нацистами был убит австрийский канцлер Дольфус. После аншлюса в 1938 году сделал быструю карьеру в органах гестапо; отвечал, в частности, за концлагеря.

30 января 1943 года сменил убитого летом 1942 года в Праге Рейнхарда Гейдриха на посту начальника РСХА.

В конце Второй мировой войны Кальтенбруннер был арестован американцами на территории Австрии и предстал перед Международным военным трибуналом в Нюрнберге, который приговорил его, за многочисленные преступления против мирного населения и военнопленных, к смертной казни через повешение. 16 октября 1946 года приговор был приведён в исполнение.