Понятие художественного образа обязано своим рождением художественной литературе, где язык становится одновременно и средством, и предметом искусства. Сам язык здесь представляет собой произведение искусства, т.е. это «нечто, само в себе, внутри себя обладающее некоторой содержательной ценностью».

Художественная речь имеет собственную ценность именно потому, что «она есть не просто форма, но и определенное содержание, ставшее формой образа». Получается, что одно содержание, выражающееся в звуковой форме (слове), служит формой другого содержания (образа). В ряду «идея – образ – язык» образ является формой по отношению к идее и содержанием по отношению к слову (языку). В целом образ – содержательная форма.

Однако само понятие «образ» – понятие более широкое, нежели «художественный образ». Словесный образ может использоваться и в других видах литературы, тогда его значение можно определить как форму наглядного представления действительности. Художественный образ отличается тем, что он представляет собой способ конкретно-чувственного воспроизведения действительности с позиций определенного эстетического идеала.

Словесные образы могут сопутствовать и языку науки, например термины-метафоры (подошва горы, горный хребет, рукав реки и др.). Такие образы, обусловленные переносным употреблением слова, лишены индивидуальных эстетических черт, т.е. они нехудожественны по сути своей, в них лишь используется «чужое» значение, которое переносится на другой объект. В основе художественного образа также лежит перенос значения, однако этого бывает недостаточно, нужно еще что-то иное, что лежит за пределами как буквального значения слова, так и переносного.

Выражение «жгучий стыд» (как, кстати, и «холодный ужас») имеет буквальный смысл и происходит от реального ощущения теплоты (теплеют щеки, уши). Такая образность имеет реальное содержательное основание. Другое дело, образность в блоковских строчках: «Там лицо укрывали в разноцветную ложь», «У задумчивой двери хохотал арлекин», «У царицы синие загадки», где наблюдается парадоксальное смысловое соотношение слов-образов, передающее нечто утонченно-импрессионистское, внезапно запечатленное. Здесь смещение и наложение смыслов в словах не подкрепляются реальным их содержанием. Это соотношение целиком лежит в плане «иного» содержания.

Священник Григорий Дьяченко в книге «Область таинственного» (М., 1900) писал: «Внешний мир находит себе отголосок в маленьком мире внутреннего бытия в человеке, и воспроизводится затем в разнообразных формах художественного изображения в образе, тоне и слове, и, как духовный отобраз этого мира, является просветляющим, одухотворяющим, украшающим и согревающим по отношению к внешней его действительности» (С. 415). Вот это одухотворяющее, украшающее и потому согревающее и есть нечто, сообщающее образу художественность (то, что сотворено художником, является его духовным отобразом мира).

А.Ф. Лосев в «Философии имени» пишет: «Чтобы иметь образ чего-нибудь, необходимо уже сознательно отделять себя от иного, ибо образ есть сознательная направленность на иное и сознательное воздержание от этого иного, когда субъект, воспользовавшись материалом иного, уже пытается обойтись в дальнейшем без этого иного...». И далее: «Имя вещи есть выраженная вещь. Слово вещи есть понятая вещь. Имя, слово вещи есть разумеваемая вещь, в разуме явленная вещь».

Так намечается в слове связь «имя – выраженная вещь, слово вещи – понятая вещь», выраженная и понятая, т.е. в слове заключается противостояние предметной сущности и воспринимающего эту сущность субъекта.

Понятно, что воспринимать предметную сущность разные субъекты могут по-разному. Особенно если эти субъекты имеют натуру художественную.

Интересными в плане раскрытия данной темы представляются следующие высказывания А.Ф. Лосева в той же книге: «Слово есть выхождение из узких рамок замкнутой индивидуальности. Оно – мост между «субъектом» и «объектом».

«Имя предмета – арена встречи воспринимающего и воспринимаемого, вернее, познающего и познаваемого. В имени – какое-то интимное единство разъятых сфер бытия, единство, приводящее к совместной жизни их в одном цельном, уже не просто «субъективном» или просто «объективном» сознании». И далее: «Если мы возьмем греческое слово αληυεια. – «истина», то в нем кроме отвлеченного и общего значения «истина» (как в латинском veritas или русском «истина») есть еще момент, характерный именно для психологии греческого мироощущения, так как буквально это слово значит «незабываемое», «незабвенное», а следовательно, «вечное» и т.д. Предметная сущность этого слова – истина, но каждый народ и язык, как и каждый человек из этих народов, переживает этот предмет по-разному, выделяет в нем разные, смотря по собственному интересу и потребностям, моменты. Так, в греческом подчеркивается «незабвенность», в латинском подчеркивается момент доверия, веры, и т.д.

Все эти различия по-своему оформляют и определяют общее значение предметной сущности истины».

Более того, даже у одного народа предметная сущность имени (слова), в частности слова «истина», может меняться. Так, в русском языке слово «истина» тесно связано со словом «правда», но одновременно они противопоставлены. Уже в середине XIX века различие правды и истины в русском общественном сознании концептуализировано (у других европейских народов этой паре соответствует одно слово: англ. truth, фр. vérité, нем. Wahrheit). Это отражено в словаре Даля: Истина от земли (достояние разума человека), а правда с небес (дар благостыни). Истина относится к уму и разуму, а правда – к любви, праву и воле. По Далю, таким образом, истина связывается с земным, а правда – с небесным, вечным, с божественным нравственным законом. Однако в современном русском сознании соотношение компонентов этой пары, «истина – правда», несколько изменилось. Теперь истина связывается, скорее, с вечным и неизменным, а правда – с земным, изменчивым и социальным, ср.: «Истина одна, а правд много». Истина выражает порядок вещей в мире, закономерность, а правда – конкретный случай.

Рассуждения А.Ф. Лосева о разном восприятии предметной сущности слова дают возможность глубже проникнуть и в сущность образного слова. В данном случае, видимо, необходимо особенно акцентировать в слове моменты, связанные с восприятием его предметной сущности, соответствующей «собственному интересу и потребностям» личности-творца художественного текста. Важно, что слово как таковое по своей сути дает для этого большие возможности. Хотя, конечно, неограниченными их назвать нельзя. Пределом, границей отражения в слове художнического «собственного интереса» можно считать внутреннюю мотивацию слова-образа. В противном случае словесный образ приобретает самодовлеющее значение, как, например, у имажинистов, когда образ заслонил все, часть поглотила целое (В.Г. Шершеневич, А.Б. Мариенгоф, А.Б. Кусиков).

Художник слова, опираясь на эти свойства слова, как бы переводит предметы чувственно являющегося мира во внутренние духовные образы, в которых и обнаруживается его истина, соответствующая его эстетическому идеалу.

Причем чувственно являющийся мир для разных художников может повернуться разными своими сторонами. У одного более развиты слуховые образы, у другого – цветовые, у третьего – предметно-чувственное восприятие окажется гипертрофированным. Так создается свой мир образов. Например, поэтический язык А. Блока часто создавался звуковыми ощущениями. В этом отношении ему помогала даже орфография, если она влияла на произношение (Под насыпью, во рву некошенном, лежит и смотрит, как живая, // В цветном платке на косы брошенном, красивая и молодая). Когда Блок перестал слышать «музыку революции», он замолчал... Цветовые образы питают поэзию М. Цветаевой. Известна, например, значимость розового цвета для ее восприятия: розовое связано с юностью, романтической настроенностью. Использование именований бытовых деталей, предметов быта часто помогает Есенину в создании ясных конкретных образов:

О красном вечере задумалась дорога,

Кусты рябин туманней глубины.

Изба-старуха челюстью порога

Жует пахучий мякиш тишины.

В тихий час, когда заря на крыше,

Как котенок, моет лапкой рот,

Говор кроткий о тебе я слышу

Водяных поющих с ветром сот.

…………………………………..

Мир таинственный, мир мой древний,

Ты как ветер затих и присел.

Вот сдавили за шею деревню

Каменистые руки шоссе.

Предметно-чувственное восприятие характерно и для образной системы Н.В. Гоголя (голова редькой вниз; Редкая птица долетит до середины Днепра...).

Так, многообразный чувственно являющийся мир может послужить материалом для создания многообразного мироощущения, дающего возможность получить своеобразную картину мира, увиденную глазами этого художника и воссозданную этим художником. Разное видение рождает разную образную систему, увиденный образ мира воплощается в своеобразный образ стиля. Индивидуальная образность может проявиться через усиление чувства звука, цвета и т.д.

Образность может создаваться и далеко не образными средствами. Чаще всего этим отличаются авторы со сдержанной манерой письма, у которых важнейшую роль играет стилистика внешней детали. Например, у А. Чехова в повести «Дама с собачкой» определение «серый» используется каждый раз в буквальном смысле (серые глаза; серое платье; чернильница, серая от пыли; серый забор; серое суконное одеяло). Однако в общем контексте повести этот заурядный серый цвет приобретает особую значимость, значение серого цвета становится образным значением, переходящим в значение символическое – это образ будничности, неприметности, безысходности.

Герои повести не могут выбраться за пределы этого «серого цвета», они задыхаются в нем, он становится образом их жизни. Так рождается новый смысл, слово-знак снимается словом-образом. «Словесное искусство является речевым лишь по средствам, а по результату литература – изображение, хотя и речевое».

Если принять определение художественного образа как способа конкретно-чувственного воспроизведения действительности в соответствии с избранным эстетическим идеалом, можно поставить и следующую цель в развитии идей, связанных с изучением образной речи. Возможна ли хотя бы условная классификация словесных образов, попытка чисто теоретически дифференцировать это сложное понятие – понятие образа? Такие попытки есть. Обычно этот вопрос интересует авторов, исследующих сам механизм создания, сотворения художественного текста. Это Б.М. Эйхенбаум, Б.В. Томашевский, Ю.Н. Тынянов, Ю.М. Лотман, В.В. Кожинов, Д.Н. Шмелев и др.

Если избрать в качестве отправной точки какой-либо определенный критерий в подходе к определению «образа», то можно наметить некоторую дифференциацию. В частности, можно усмотреть градацию, ступенчатость в образной системе, например последовательность в восхождении от конкретного смысла к отвлеченному и обобщенному. В таком случае можно выявить три ступени восхождения: образ-индикатор (использование буквального, прямого значения слова); образ-троп (переносное значение); образ-символ (обобщенное значение на базе частных переносных).

На первой ступени образ рождается часто в результате «оживления внутренней формы слова» (выражение А.А. Потебни). Это образ-индикатор, проявитель смысла.

На второй ступени возникает переосмысление. Это система тропов, в основе которой лежит метафоризация. И наконец, образы-символы, являющие собой образы, выходящие за пределы контекста, закрепленные обычно традицией употребления.

Так, если вернуться к приведенному примеру из Чехова, получится следующее:

образ-индикатор – серый цвет;

образ-троп – образ обыкновенных простых людей;

образ-символ – образ будничности, неприметности, безысходности.

Еще примеры: образ «хлопчатного воздуха» у О. Мандельштама: воздух-шерсть, воздух-хаос, воздух-невоздух – все это постоянный мотив стихотворений с начала 20-х годов (Я дышал звезд млечных трухой, колтуном пространства дышал); в 30-е годы появляются образы меха, шерсти, адекватные смерти, невозможности дышать, т.е. опять имеем некоторое восхождение от конкретно-наглядного образа до символического.

В.В. Виноградов писал: «Смысл слова в художественном произведении никогда не ограничен его прямым номинативно-предметным значением. Буквальное значение слова здесь обрастает новыми, иными смыслами (так же, как и значение описываемого эмпирического факта вырастает до степени типического обобщения). В художественном произведении нет и во всяком случае не должно быть слов немотивированных, проходящих только как тени ненужных предметов. Отбор слов неразрывно связан со способом отражения и выражения действительности в слове... В контексте всего произведения слова и выражения, находясь в теснейшем взаимодействии, приобретают разнообразные дополнительные смысловые оттенки, воспринимаются в сложной и глубокой перспективе целого».

Интересно сопоставить два перевода стихотворения Гейне, где используются разные конкретные образы – кедра и сосны.

Нем. Fichtenbaun (кедр – слово мужск. рода).

На севере мрачном, на дикой скале,

Кедр одинокий под снегом белеет,

И сладко заснул он в инистой мгле,

И сон его буря лелеет.

Про юную пальму снится ему.

Лермонтов:

На севере диком стоит одиноко

На голой вершине сосна.

И дремлет качаясь, и снегом сыпучим

Одета как ризой она.

И снится ей всё, что в долине далекой

Прекрасная пальма растет.

Итак, два перевода стихотворения Гейне – Тютчева (кедр) и Лермонтова (сосна). Л.В. Щерба считает, что форма мужского рода создает образ мужской любви к далекой, недоступной женщине. Лермонтов же своей «сосной» снял это значение образа, превратив сильную мужскую любовь в прекраснодушные неопределенные мечты, он снял у образа всю его любовную устремленность, т.е. обеднил образ.

Думается, что такую замену можно «прочитать» по-другому: снятие «любовной устремленности» содержательно не обедняет, а обогащает этот образ, в таком случае возникает образ-символ одиночества как состояния. Образ-индикатор – сосна; образ-троп – одинокий человек; образ-символ – одиночество.

Наиболее распространенный путь создания образа – движение от конкретного смысла (наглядность, зрительность, картинность – исходный момент движения) к переносному и отвлеченному. Многие литературные произведения, особенно поэтические, целиком строятся на этом процессе, он, процесс, становится композиционным приемом.

Например, в стихотворении В. Солоухина «Журавли»: вначале обращение к конкретным, живым журавлям (Журавли, наверно, вы не знаете, Сколько песен сложено про вас, Сколько вверх, когда вы пролетаете, Смотрит затуманившихся глаз!), но постепенно этих конкретных журавлей сменяют журавли – символы человеческой мечты, часто мечты несбыточной: Журавли... Заваленный работою, Вдалеке от пасмурных полей, Я живу со странною заботою – Увидать бы в небе журавлей... Этот смысл перекликается с известным народным выражением: журавль – в небе, синица – в руках.

Или еще. О стихотворении Е. Евтушенко «Могила ребенка». Реально встретившаяся во время путешествия могила ребенка приводит к размышлениям о том, как часто мы хороним свою любовь:

Мы плыли по Лене вечерней,

Ласкалась, любовью полна,

С тишайшей любовью дочерней

О берег угрюмый она.

……………………………………

Но карта в руках капитана

Шуршала, протерта насквозь,

И что-то ему прошептала,

Что тягостно в нем отдалось.

И нам суховато, негромко

Сказал капитан, омрачась:

«У мыса Могила Ребенка

Мы с вами проходим сейчас».

…………………………………….

И что-то вставало у горла,

Такое, о чем не сказать, –

Ведь слово «ребенок» – так горько

Со словом «могила» связать.

Я думал о всех погребенных,

О всем, погребенном во всех.

«Любовь – это тоже ребенок.

Его закопать – это грех.

Но дважды был заступ мой всажен

Под поздние слезы мои,

И кто не выкапывал сам же

Могилу своей же любви?»

………………………………………

Мы плыли вдоль этого мыса,

Вдоль мрачных скалистых громад,

Как вдоль обнаженного смысла

Своих невозвратных утрат...

Примерно то же в сочинении Ч. Айтматова «Белый пароход»: белый пароход – конкретный образ реального парохода и художественный образ несбыточной мечты, образ, переходящий в символ. Здесь рождение образа идет по линии столкновения реального и ирреального плана.

Кстати, триаду образ-индикатор – образ-троп – образ-символ можно подкрепить теоретически, выявлением самого характера, типа информации, заключенной в этих образах: прямое значение – фактологическая информация; переносное значение (троп) – концептуальная информация; переосмысленное обобщающее значение (символ) – подтекстная, глубинная информация.

Итак, высшая ступень образности – символ. Рождение символического смысла – процесс сложный. Образ-символ может быть итогом конкретной образности произведения или цикла произведений, может и вообще «покинуть» породившее его произведение, чтобы быть использованным в других произведениях, у других авторов. И тогда он обретает однозначность и именно поэтому становится всеобщим и узнаваемым, т.е. лишается индивидуальности в применении, в какой-то степени уже включаясь в семантическую структуру слова. Символы бывают разные, они многолики и многогранны.

Символ традиционный – устойчивый, одноплановый и однозначный художественный образ, закрепленный традицией употребления. К таким относятся символы классические, символы национальные, символы библейские. Например:

олива, оливковая ветвь – символ мира;

порфира (багряница) – символ монаршей власти;

радуга – символ надежды (ср.: радужные мечты);

померанец (флердеранж) – античный символ чистоты, целомудрия;

роса – славянский символ грусти;

хлеб-соль – русский символ гостеприимства.

Общелитературные, классические символы традиционны и однозначны и потому понятны, не вызывают разночтений. Перифрастический стиль, с риторическими «чисто классическими украшениями» мог оказаться «темным» только для непосвященных. Он рассчитан на элитарность. Но сам по себе такой стиль и конкретно такие символы не вызывают разночтений. Они каноничны для определенного вида литературы. Их аллегория привычна. Слово в классицизме по преимуществу «готовое» слово, подсказанное нормами риторики.

Например: вместо «от востока до запада» следует писать: «От тех, кто первые видят, как краснеет Аврора, до того предела, где Фетида принимает в свои волны сына Гипериона». Или у И. Бродского: Я покидаю город, как Тезей – свой лабиринт, оставив Минотавра смердеть, а Ариадну – ворковать в объятьях Вакха.

Подобный стиль (с классическими образами-символами) не воспринимается как плод особого мироощущения. Это скорее вопрос техники, продукт определенного искусства. Такой стиль для подготовленного читателя смысловых разночтений, как правило, не провоцирует. Такие образы-символы – это элементы стилевой системы классицизма.

У писателей-романтиков появляются свои образы-символы.

Так, «способы изображения» вытекают из «способов созерцания», характерных для той или иной эпохи, литературного направления.

Еще примеры. Полноценное восприятие средневековой литературы требует историко-культурных знаний, в частности умения расшифровывать аллегории, символы, которые становятся стилевой доминантой данного «художественного видения». Это особый «образ мира». В «Божественной комедии» Данте, например, есть строки:

Земную жизнь пройдя до половины,

Я очутился в сумрачном лесу,

Утратив правый путь во тьме долины...

Переводчик М.Л. Лозинский так объясняет иносказание Данте: «Заблудившийся в порочном мире человек, руководимый Разумом (Вергилием), восходит к земному раю, чтобы затем, наставляемый откровением (Беатриче), вознестись к раю небесному».

Для чтения и понимания подобных произведений требуется знание условностей, свойственных данному стилю. Например, в той же «Божественной комедии» символичными оказываются многие детали изображения: путь от леса к холму – т.е. от грехов к добродетели – преграждает рысь («сладострастие»), лев («гордость»), волчица («корыстолюбие»). Иносказательна сама композиция, использующая сакральное число «три» (девять кругов – число, кратное трем; три части загробного мира – ад, чистилище, рай).

Без знания секретов расшифровки образов-символов невозможно прочитать и такое творение человеческого Логоса и Духа, как Библия. В частности, хрестоматийную фразу «Вкусить от древа познания добра и зла» прот. А. Мень трактует так: познать значит «владеть», а добро и зло – это все, созданное Богом, все в мире. «Познать» добро и зло – значит «владеть» и тем и другим, следовательно, речь идет о притязании человека властвовать над миром независимо от Бога (именно за это Адам и Ева были изгнаны из Рая). Или еще сказано, что человек создан по образу и подобию Божьему. Если понять это буквально, можно прийти к кощунственному выводу о тождестве человеческого и божественного. «По образу» – это, конечно, имеется в виду духовная сторона человеческой личности (его душа – это божественное начало), а вот как распорядиться этой данностью, зависит уже от самого человека, его воли, эта сторона личности тяготеет к другой части данной формулы – к «по подобию», быть или не быть «подобным» зависит от длительного пути самосовершенствования или его отсутствия. Символичными стали многие библейские имена: Каин (каиново племя), Хам (хамство), Иуда (предательство) и др.

Так, образы-символы классические (античные), национальные, библейские, освоенные художественной литературой, становятся элементом этого или иного стиля. В личную авторскую стилистику они приходят в качестве готового материала, рассчитанного на однозначное восприятие. Диапазон вариантности прочтения их в контексте литературного произведения неширок. Они не приводят к смысловой многозначности и оригинальности. Принципиально такого типа символами являются и образы Логоса и Духа. Историк Г.П. Федотов в сочинении «О св. Духе в природе и культуре» расшифровывает их, в частности, так: «Мы, христиане, можем дать истинные имена божественным силам, действовавшим и, по апостолу Павлу, в дохристианской культуре. Это имена Логоса и Духа. Одно знаменует порядок, стройность, гармонию, другое – вдохновение, восторг, творческий порыв. Оба начала неизбежно присутствуют во всяком деле культуры. И ремесло и труды земледельца невозможны без некоторой творческой работы. Научное познание немыслимо без интуиции, без творческого созерцания. И создание поэта или музыканта предполагает суровый труд, отливающий вдохновение в строгие формы искусства. Но начало Духа преобладает в художественном творчестве, как начало Логоса – в научном познании».

Индивидуальная символика может создаваться в рамках одного литературного произведения, может оказаться свойственной данному автору в определенных циклах произведений или вообще пронизывать все творчество данного автора. Но в любом случае она найдена и создана индивидуально, есть продукт авторского сознания и созерцания. Такие образы-символы включены в авторскую стилистику и отражают его мироощущение. Именно поэтому они могут быть неожиданными, многослойными и многозначными. И потому разными по степени своей определенности – неопределенности.

Авторский символ включается в прием, провоцирующий разночтения. Особенно это касается символа в контексте реалистического произведения. Возможность разночтения, а также возможность градации по степени определенности – неопределенности отличает авторский символ от традиционного, классического.

Примером может служить, в частности, загадочное «Оно» в конце «Истории одного города» Салтыкова-Щедрина. До сих пор ни в отечественной, ни в зарубежной литературе нет однозначного суждения на этот счет. Показательно в этом смысле название работы англ. ученого Дж. Фута «Реакция или Революция? Конец «Истории одного города Салтыкова» (Oxford Slavonic Papers. 1968. Vol. 1).

Принципиально авторский символ неоднороден. Он может, возникнув в определенном произведении, выйти за его пределы и продолжать жить самостоятельно. Но в таком случае из произведения он выносит единственное содержание и с ним закрепляется в употреблении. Таков «Архипелаг ГУЛАГ» А. Солженицына – символ беззакония, несправедливости, антигуманности. Это его обобщенное значение, это уже определенный содержательный знак, хотя родился этот символ на конкретном историческом материале. Именно он стал сквозным, главным образом произведения. Причем, намеченный во вступлении к книге, этот образ в дальнейшем продолжал развиваться, а к концу первой части «ненасытный Архипелаг уже разбросался до огромных размеров».

Той же природы «Котлован» А. Платонова – символ безнадежного строительства социализма на рыхлой почве.

Другой тип индивидуальных образов-символов – это символы, которые живут в своем собственном контексте, контексте данного произведения, данного автора. И выйдя за пределы произведения, такой символ разрушается, исчезает.

Чаще всего такая символика ткется на общеупотребительном языковом материале, как правило на базе обычных, безобразных речевых средств путем построения сквозных образов, постепенного нарастания в значениях слов-образов символических качеств. Как уже было показано, тонкий мастер такого «наращения смыслов» – А.П. Чехов. В повести «Дама с собачкой», например, образ серого цвета разрастается до символического звучания. Начало положено «серыми глазами» Анны Сергеевны и ее «серым платьем». Эти предметно-бытовые детали описания, ничем не примечательные сами по себе, находят иное, особое содержание, являясь пунктирами особого «серого» контекста:

Как же мне жить-то теперь. Приеду домой. Как выгляну в окно – длинный серый забор. С гвоздями, – говорит Анна Сергеевна при расставании с Гуровым.

Такой контекст подводит внимательного читателя к восприятию серого цвета в качестве символа счастья-несчастья очень хороших, но обыкновенных негероических людей, не способных выйти за пределы своей будничности, своих обычаев даже ради своего собственного счастья. В этой веренице определений-эпитетов как бы обнажается содержательная сущность серого цвета – цвета незаметного, неяркого, неопределенного. Определение «серый» осложняется нецветовым значением – будничности, незаметности. Однако с серым цветом не так все просто. И поэтому избирательность А. Чехова (выбор цвета) в данном случае неслучайна.

Серый цвет означает замкнутость, скрытность или сдержанность. Часто это связано с повышенным уровнем тревоги. В христианских канонах за серым цветом закрепилось значение телесной смерти и духовного бессмертия, так что серый цвет вне чеховского контекста уже имел символическое звучание, однако Чехов к этому значению подвел читателя индивидуально: через обычные, буквальные значения – к символическому.

Цветовая символика помогает передать сокровенное М. Цветаевой. У нее преобладает символика розового цвета – символа юности, чистоты, нежности, романтики. Еще в стихах 1913 г. она писала: «Слишком розовой и юной я была для Вас»; «Я, вечно-розовая, буду бледнее всех». Позднее: «Розовый наряд 70-летней бывшей красавицы»; «розовая зала Дворца искусств на Поварской». Особенно розовый цвет согревает ее в буднях и тяжести 19-го года. С ним связаны и мечты и сожаления: «Розового платья никто не подарил».

Образы-символы органичны многим романтическим произведениям А. Блока. Они являются объединяющим началом для целых циклов стихотворений. Например: стихи о Прекрасной Даме (символ Вечной Женственности), о снежной маске (стихи, навеянные отношениями с актрисой Волоховой), о Кармен (актриса Дельмас).

В индивидуальном творчестве возможен и отход от известных образов-символов, особый поворот в их интерпретации. Например, всем известно, что Родина всегда ассоциируется с понятием матери – Родина-мать. Однако для Блока это – Жена (О, Русь... Жена моя), Невеста. Видимо, и здесь стержневым высвечивается понятие Вечной Женственности. У А. Блока образы интимно-личные (жена, невеста), и это интимно-личное неотделимо от вселенского – Вечной Женственности.

Это перекликается с образом России у А. Белого (Христос воскрес):

Россия, Страна моя – Ты – та самая,

облеченная Солнцем Жена.

И еще характерное для художественного текста в плане символики. Это персонификация. В персонажах, которые «населяют» художественные произведения, все спрессовано до образа, до типа, хотя показано достаточно конкретно и индивидуально. Многие герои-персонажи воспринимаются как определенные символы (Дон Кихот, Дон Жуан, Фауст, Кармен, Обломов, Ноздрев, Плюшкин), за их именами стоят какие-то специфические черты характера, сведения, отношения к жизни. Герои литературных произведений часто живут вне книги – за границами авторского текста. Такой уровень бытования называется метатекстуальным. Такого типа литературные имена переходят в нарицательные, они служат основой для образования имен-названий стиля, образа жизни, образа поведения, названий отвлеченных понятий типа обломовщина, маниловщина, гамлетизм, донкихотство.

Итак, художественный образ – это порождение художественного текста, следствие особого осмысления реалий мира, это воплощение творческого его познания. А раз речь идет о творческом познании мира, значит, этот мир видится преобразованным, субъективно воспринимаемым. А это в свою очередь приводит к признанию тайны в художественном слове. «Если в художественном произведении все ясно, оно утрачивает художественность. В художественном произведении что-то должно быть тайное» (Д.С. Лихачев). И это «что-то тайное» напрямую связано с художественной образностью, метафоричностью художественного слова. В принципе метафора (переносное употребление слова) свойственна не только художественной литературе, но именно в художественной литературе она окказиональна (индивидуальна). Индивидуально-авторская метафора (словесный образ) всегда творится, а не воспроизводится, а потому она может быть непредсказуемой, основанной на индивидуальных ассоциациях, в которых и заключена художественная тайна. И разгадывание тайны (читателем) – тоже процесс творческий. И «прочтение» метафоры может быть и поверхностным, и глубинным. А может случиться и так, что читатель в своем восприятии и прочтении произведения пойдет дальше того, на что рассчитывал автор, или окажется совсем в иной плоскости (ср., например, интерпретацию образа Татьяны из «Евгения Онегина» В. Белинским и Д. Писаревым). Так что тайна художественного слова раскрывается по-разному и с разной стороны. Недаром же говорят о разном прочтении художественного текста.

В других типах текста образность не выходит за пределы словесного образа, выполняющего пояснительную функцию (научная и особенно научно-популярная литература) или оценочную (тексты газетные). И в том и в другом случае образное слово однозначно и поэтому никакой тайны не представляет.

Винокур Г.О. Изб. раб. по русск. яз. М., 1959. С. 246.

См.: Кожинов В.В. Слово как форма образа// Слово и образ: Сб. статей. М, 1964. С. 46.

См.: Рудяков Н.А. Основы стилистического анализа художественного произведения. Кишинев, 1972. С. 15.

Лосев А.Ф. Философия имени. МГУ, 1990. С. 81.

Там же. С. 59.

Там же. С. 48.

Там же. С. 49.

Лосев А.Ф. Философия имени. МГУ, 1990. С. 55.

Степанов Ю.С. Константы: словарь русской культуры. М., 2001. С. 435.

Две буквы «н», употребленные вопреки орфографическому правилу, дают возможность передать долгий, протяжный звук, соответствующий тому же звуку в слове «брошенном».

См. подробнее о цвете в конце настоящего параграфа.

См.: Брагина Л.А., Будагов РА. Как написан рассказ А.П. Чехова «Дама с собачкой»// Филологические науки. 1991. №1.

См. также о цвете в конце настоящего параграфа.

Ибраев Л.И. Слово и образ// Филологические науки. 1981. №1. С. 21.

Виноградов В.В. О языке художественной литературы. М., 1959. С. 230.

См.: Виноградов ВВ. Русский язык. М., 1972. С. 60–61.

Чернец Л.В. О принципе недоговоренности в художественной литературе// Филологические науки. 1992. №1. С. 13.

Барт Р. Нулевая степень письма// Семиотика. М., 1983. С. 327.

Чернец Л.В. Указ соч. С. 11.

Лозинский М.Л. Данте Алигьери//Дантовские чтения/ Под ред. И. Бэлзы. М, 1985. С. 30.

См.: Мень А. Трудный путь к диалогу. М., 1992. С. 106.

Федотов Г.П. О св. Духе в природе и культуре// Путь. №35. Париж, 1932. С. 9.

Пример взят из статьи Л.В. Чернеца: О принципе недоговоренности в художественной литературе// Филологические науки. 1992. №1.

Введение в литературоведение

СЕМИНАРСКОЕ ЗАНЯТИЕ №4

ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ОБРАЗ

1. 
   Художественный образ как эстетическая категория
2. 
   Специфика словесного художественного образа.
3. 
   Классификация литературных образов.
4. 
   Символ и аллегория.

Работы для изучения

1. 
   Эпштейн М.Н. Образ художественный // Литературный энциклопедический словарь. – М.,1987. –С. 252-253
2. 
   Скиба В.А., Чернец Л.B. Образ художественный // Л.В.Чернец и др. Введение в литературоведение. М.,2004. – С.25-32
3. 
   Чернец Л.B. Виды образа // Л.В.Чернец и др. Введение в литературоведение. М.,2004. – С.40-43.
4. 
   Аверинцев С.С. Символ художественный // Аверинцев С.С. София-Логос. Словарь. – К., 2001. –с. 155-157

Задание 1.

Изучите статью М.Н. Эпштейна «Образ художественный» и подготовьте ответы на вопросы.

Вопросы.

1. 
   Дайте определение художественного образа как эстетической категории.
2. 
   Какие два начала неразрывно слиты в образе?
3. 
   Чем определяется художественная специфика образа? Как проявляется его творческая природа?
4. 
   В чем заключается внутренне подвижная сущность образа?
5. 
   Каково строение художественного образа?
6. 
   В чем состоит разница между словесным и пластическим художественным образом? Из каких элементов может слагаться словесный образ?
7. 
   Какова важнейшая функция литературного образа?
8. 
   Как проявляется специфика художественного образа в его временной организации? В каких литературных родах преобладает сюжетная образность, а в каких – образы- тропы?
9. 
   Чем обусловлена возможность классификации художественного образа? Какие классификации предлагает М.Н. Эпштейн?
10. 
    Как меняется соотношение предметного и смыслового компонентов художественного образа в ходе исторического развития? Приведите примеры.

Задание 2.

Изучите работуВ.А.Скибы, Л.B. Чернец «Образ художественный» (в сокращении) и подготовьте ответы на вопросы.

Вопросы.

1. 
   Как авторы статьи определяют художественный образ?
2. 
   В чем сходство и отличие художественного образа и научного понятия? Нужно ли их противопоставлять?
3. 
   В чем же заключаются специфические черты художественного образа?
4. 
   Как понимается целостность художественного образа?
5. 
   В чем состоит типическое значение художественного образа? Как художественный образ становится символом?
6. 
   Что такое творческая типизация?
7. 
   Может ли присутствия вымысла как такового быть критерием художес­твенности? Что, по мнению Л.Я. Гинзбург, нужно для эстетической значимости произведения?
8. 
   В чем заключается экспрессивность художественного образа?
9. 
   Какие бывают виды идейно-эмоциональной оценки?
10. 
    Какие существуют формы выражения авторской оценки?
11. 
    Почему художественный образ может порождать различные толкования?
12. 
    Что является неизбежным условием диалога читателя с автором произведения?

Задание 3.

Изучите фрагмент работыЛ.B. Чернец Л.B. «Виды образа» и подготовьте ответы на вопросы.

Вопросы.

1. 
   Являются ли тропы самостоятельными художественными образами?
2. 
   Совпадают ли словесный ряд и образный ряд произведения?
3. 
   Что составляют множество образов одного произведения?
4. 
   Как различаются понятия «иносказательность слова» и «иносказательность образа»?
5. 
   Чем отличаются символ и аллегория от тропов?
6. 
   В чем специфика воздействия на читателя аллегории? Приведите примеряя литературных аллегорий.
7. 
   Как воспринимается символический образ? Все ли читатели воспринимают символический образ одинаково?

Задание 4.

Изучите фрагмент статьи С.С. Аверинцева «Символ художественный» и подготовьте ответы на вопросы.

Вопросы.

1. 
   Что называют символом в искусстве?
2. 
   Каковы взаимоотношения символа и образа?
3. 
   Какова структура символа?
4. 
   В чем состоит отличие символа от аллегории?
5. 
   В чем состоит отличие символа от знака?

Эпштейн М.Н.

^ ОБРАЗ ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ (в сокращении)
// Литературный энциклопедический словарь.

• 
  М.,1987. –С. 252-25

ОБРАЗ художественный, категория эстетики, характеризующая особый, присущий только искусству способ освоения и преобразования действительности. О. также называют любое явление, творчески вос­ созданное в худож. произв. (особенно часто - дей­ ствующее лицо или лит. героя), напр. О. войны, О. народа, О. Наташи Ростовой в Войне и мире» Л. Н. Толстого. Само терминологич. словосочетание «О. чего-то» или О. кого-то» указывает на устойчи­ вую способность худож. О. соотноситься с внехудож. явлениями, вбирать внеположную ему действитель­ ность; отсюда господствующее положение этой кате­ гории в эстетич. системах, устанавливающих специ фич. связь искусства с не -искусством - жизнью, со­ знанием и т. д.

В худож. О. неразрывно слиты объективно-позна­ вательное и субъективно-творческое начала. 1. Тради­ ционно специфика О. определяется по отношению к двум сферам: реальной действительно­сти и процессу м ы ш л е н и я. а) Как отражение действительности О. в той или иной степени наделен чувств, достоверностью, пространственно-временной протяженностью, предметной законченностью и само­ достаточностью и др. свойствами единичного, реально бытующего объекта. Однако О. не смешивается с ре­ альными объектами, ибо выключен из эмпирич. про­странства и времени, отграничен рамкой условности от всей окружающей действительности и принадлежит внутреннему, «иллюзорному» миру произв. б) Будучи не реальным, а «идеальным» объектом, О. обладает некоторыми свойствами понятий, представлений, мо­ делей, гипотез и пр. мыслительных конструкций. О. не просто отражает, но обобщает действительность, раскрывает в единичном, преходящем, случайном - сущностное, неизменно-пребывающее, вечное. Однако, в отлич ие от абстрактного понятия, О. нагляден, не разлагает явления на отвлеченно-рассудочные состав­ляющие, но сохраняет чувственную целостность и неповто­римость. По Г. Гегелю, О. стоит «... посредине между непосредственной чувственностью а прина­длежащей области идеального мыслью» и представля­ет в «одной и той же целостности как понятие предмета, так и его внешнее бытие» (Гегель Г. В. Ф., Эстетика, т. 1, М., 1968, с. 44; т. 3, М., 1971, с. ,385).

В то же время сама по себе познавательная специфи­ка О. как единства чувств. отражения и обобщающей мысли не определяет его худож. уникальности, ибо в известной мере присуща и публицистич., морально- прикладным, теоретически-иллюстративным и др. об­разам.

2. Худож. специфика О. определяется не только тем, что он отражает и осмысливает существующую действительность, но и тем, что он творит новый, не­бывалый, вымышленный мир. Творческая природа О., как и познавательная, проявляется двояко. а) Худож. О. есть результат деятельности воображения, пересоздающего мир в соответствии с неогра­ниченными духовными запросами и устремлениями человека, его целенаправленной активностью и це­лостным идеалом. В О., наряду с объективно сущест­вующим и сущностным, запечатлевается возможное, желаемое, предполагаемое, т. е. все, что относится к субъективной, эмоционально-волевой сфере бытия, его непроявленным внутренним потенциям; б) В отли­чие от чисто психич. образов фантазии, в худож. О. достигается творч. преображен и е реального материала: красок, звуков, слов и т. д., создается единичная «вещь» (текст, картина, спектакль...), занимающая свое особое место среди лредметов реального мира. Объективируясь. О. возвращается к той действительности, к-рую отобразил, но уже не как пассивное воспроизведение, а как активное пре­ображение ее.

Переход чувственного отражения в мыслительное обобщение и далее в вымышленную действительность и ее чувственное воплощение - такова внутренне подвижная сущность О. в его двусторонней обра­щенности от реального к идеальному (в процессе познания) и от идеального к реальному (в процессе творчества). О. многолик и многосоставен, в ключая все моменты органического взаимопревращения дей­ствительного и духовного; через О., соединяющий субъективное с объективным, сущностное с возмож­ным, единичное с общим, идеальное с реальным, вырабатывается согласие всех этих противостоящих друг другу сфер бытия, их всеобъемлющая гармония.

Происхождение и строение художественного обра­за. О. обладает двучленностью, позволяющей стяги­вать разнородные явления в одно целое. О.- это пересечение предметного и смыслового рядов, словес­но-обозначенного и подразумеваемого. В О. один предмет явлен через другой, происходит их взаимо­ превращение (см. Тропы). При этом О. может как об­ легчать, так и затруднять восприятие предмета, объ­ яснять неизвестное известным или известное неизвест­ным: напр., у М. Ю. Лермонтова поэзия - «колокол на башне вечевой» («Поэт»); у Ф. И. Тютчева зар­ницы - «демоны глухонемые» («Ночное небо так угрюмо...»). Цель О. - пре-образ-ить вещь, превра­тить ее в нечто иное - сложное в простое, простое в сложное, но в любом случае достичь между двумя полюсами наивысшего смыслового напряжения, рас­крыть взаимопроникновение самых различных пла­нов бытия.
Специфика словесного образа. Поскольку материал лит. произв. - не веществ, субстанция (тела, краски, мрамор и пр.), а система знаков, язык, то и словесный О. гораздо менее нагляден, чем пластический. Даже используя конкретно-изобразит. лексику, поэт, как правило, воссоздает не зримый облик предмета , а его смысловые, ассоциативные связи. Напр., строки А. А. Блока «И перья страуса склоненные / В моем качаются мозгу, / И очи синие бездонные / Цветут на дальнем берегу» (стих. «Незнакомка»-) при всей кажу­щейся «картинности» чужды предметно-чувств. изоб­разительности; в них нарушена природная, пласти­чески вообразимая связь вещей. Поэтич. О. здесь сла­гается из самых разнокачеств. элемент ов: физич. и психич., соматич. и ландшафтных, зооморфных и флористич. («перья... качаются... в мозгу»; «очи... цветут... на берегу»), к-рые несводимы в единство зри тельно представимого О.

Преломление одного элемента в другом, их смысло вая взаимопронизанность, исключающая изобразит. четкость и расчлененность,- вот что отличает сло весный О. от живописного. С другой стороны, будучи условным , словесный О. не превращается в знак , напротив , он снимает и преодолевает знаковость самого слова . Между звучанием и лек сич. значением слова связь произвольная; немотиви­ рованная ; между лексич. значением слова и его ху ­ дож. смыслом - связь органическая, образная, основанная на сопричастности, внутр . сродстве.

Одна из важне йших функций лит.О. – придать словам ту бытийную полновесность, цельность и самозначимость, какой обладают вещи; преодолеть онтологическую ущербность знака (разрыв между материей и смыслом), обнаружить по ту сторону условности безусловность. Это существ, свойство словесного О., вбирающего и претворяющего знаковость языка, отме­ чал еще Г. Э. Лессинг: «Поэзия... располагает сред­ ствами возвысить свои произвольные знаки до степени и силы естественных», поскольку возмещает несход ство своих знаков с вещами «сходством обозначаемой вещи с какой -либо другой вещью» («Лаокоон...» М., 1957, с. 437, 440).

Специфика словесного О. проявляется также во временной его организации . Поскольку речевые знаки сменяются во времени (произнесения, написания ; вос­ приятия), то и образы, воплощенные в этих знаках , раскрывают не только статическое подобие вещей , но и динамику их превращения . В эпич. и драматич. произв. сюжетная образность преобладает над образ ­ ностью метафорической, причем двучленность О. со ­ стоит не в уподоблении разных вещей (как в метафо­ ре), а в расподоблении одной вещи, к - рая, претерпе­ вая метаморфозу во времени, превращается в собств. противоположность. Узловым моментом сюжетного О. является перипетия, перемена событий к противо­положному, переход от счастья к несчастью или на­ оборот. Так, в «Пиковой даме» А. С. Пушкина удача Германна, вырвавшего у графини ее карточный секрет, оборачивается катастрофической неудачей; в «Ревизоре» Н. В. Гоголя намерение чиновников об­мануть ревизора приводит к тому, что они сами оказы­ваются обманутыми. Между сюжетом и тропом (О.-со­бытием и О.-уподоблением) есть генетич. и струк­турная общность: перелом в действии означает, как правило, смену облика, надевание или снятие маски, узнавание, разоблачение и пр. (о связи перипетии с узнаванием см. Аристотель, Об иск-ве поэзии, М., 1957, с. 73-75). В «Пиковой даме» карточная да­ма превращается в подмигивающую старуху, отмечая перипетию в действии - переход героя от ряда выиг­рышей к решающему проигрышу (ср. также узнавание Эдипа в «Царе Эдипе» Софокла, разоблачение короля-убийцы в «Гамлете» У. Шекспира и т.д.); (Изо­морфизм этих двух типов худож. превращений обус­ловлен еще структурой древних обрядовых действ, переломный момент к-рых совпадал со сменой риту­альных масок.) В лирич. произв. чаще преобладают О.-тропы, хотя это и не исключает возможностей чис­то сюжетного строения О., напр. в стих. Пушкина «Я вас любил...», где при отсутствии переносных зна­чений слов образность носит динамически-временной характер, раскрывая превращения и перипетии лю ­ бовного чувства в трех временах и лицах (прошлое, настоящее, будущее -«я», «вы», «другой»). Метафо­ричность и сюжетность, стяженность вещей в про­странстве и их развернутость во времени составляют гл. специфику лит, О. как более обобщен­ного и условного в сравнении с др., пластич. видами искусств.

Разновидности и классификация литературных об­разов . Т. к. в О. вычленяются два осн. компонента - предметный и смысловой, сказанное и подразуме­ваемое и их взаимоотношение, то возможна след. троякая, классификация образов: предметная, обобщенно- смысловая, структурная.

1) Предметность О. разделяется на ряд слоев проступающих один в другом, как большое сквозь малое. К первому можно отнести образы-детали , мельчайшие единицы эстетич. ви­дения, наиболее отчетливая, мелкозернистая поверхность худож. мира. Образы-детали сами могу различаться в масштабах: от подробностей, часто обозначаемых одним словом, до развернутых описа­ний, состоящих из мн. подробностей, каковы пейзаж, портрет, интерьер и т.п.; но при этом их отличит, свойство - статичность, описательность, фрагментар­ность. Из них вырастает второй образный слой произв.- фабульный, насквозь проникнутый целенаправл. действием, связующим воедино все предметные подробности (ср. Сюжет и Фабула). Он состоит из образов внеш. и внутр. движений: событий, поступков, настроений, стремлений, расчетов и т. д.- всех динамич. моментов, развернутых во времени худож. произведения. Третий сл ой - стоящие за действием и обусловливающие его импульсы - образы харак­теров и обстоят е ль с тва, единичные и собират; герои произв., обладающие энергией саморазвития и обнаруживающие себя во всей совокупности; фа­бульных действий:- столкновениях, разного рода кол­ лизиях и конфликтах и т. п. Наконец, из О. характе ров и обстоятельств в итогах их взаимодействия складываются. целостные О. с у д ь бы и мира; это бытие вообще, каким его видит и понимает художник,- и за этим глобальным О. встают уже внепредметные, концептуальные слои произведения.

Итак, подобно живому мирозданию, к - рое складыва­ ется иерархически, через объединение на высшем уровне частиц нижнего уровня,- так же слагается и худож. мироздание, от образов-атомов до О.-Вселен­ной. О. малого входит в О. большого, и все произв. снизу доверху пронизано этим иерархич. строением.

2) ^ По смысловой обобщенности О. делятся на индивидуальные, характерные, типические, образы-мо­тивы, топосы, архетипы. Четкая дифференциация этих разновидностей образов, еще не установленная, затруднена тем, что они могут рассматриваться и как разные аспекты одного О., как иерархия его смысло­вых уровней (индивидуальное по мере углубления переходит в характерное и т. п.). Индивидуальные О. созданы самобытным, подчас причудливым вообра­жением художника и выражают меру его оригиналь­ности, неповторимости. Характерные О. раскрывают закономерности обществ. - историч. жизни, запечатле­вают нравы и обычаи, распространенные в данную эпоху и в данной среде.". Типичность - это высшая степень характерности (см. Тип, Типическое), благо­даря к-рой типич. О., вбирая в себя существ, особен­ности конкретно-исторического социально - характер­ного, перерастает в то же время границы своей эпохи и обретает общечеловеческие черты, раскрывая ус­тойчивые, вечные свойства чел о веческой натуры. Таковы, напр., вечные образы Дон Кихота , Гамле т а, Фауста, характерно-типич. образы Тартюфа, Обломова и пр. Все эти три разновидности образов (инди­видуальные, характерные, типические) единичны по сфере своего бытования, т. е. являются как правило, твор ч. созданием одного автора в пределах одного конкретного произведения (независимо от степени их дальнейшего воздействия на литературный процесс). Следующие три разновидности (м о т и в, то п ос, архетип) являются обобщенными уже не по «от­раженному»-, реально - историческому содержанию, а по условной, культурно выработанной и закрепленной форме; поэтому они характеризуются устойчивостью своего собств. употребления, выходящего за рамки одного произведения . М о тив - это О., повторяющий­ ся в нескольких произв. одного или многих авторов, выявляющий творч. пристрастия писателя или целого худож . направления. Таковы образы -мотивы метели и ветра у А.А. Блока, дождя и сада у Б. Л. Пастер­нака, углов и порогов у Ф.М. Достоевского, моря и гор у писателей-романтиков. Топос («общее место») - это О., характерный уже для целой культуры данного периода или данной нации. Таковы топосы «мир как книга», «мир как театр» для европ. худож. культуры средних веков и Возрождения, топосы дороги или зи­мы для рус. л ит - ры (Пушкин, Гоголь, Н. А. Некрасов, Блок и др.). В топике, т.е. совокупности О.топосов, выражает себя худож. сознание целой эпохи или на­ции. Наконец, образ архетип заключает в себе наибо­лее устойчивые и вездесущие «схемы» или « форму­лы » человеческого воображения, проявляющиеся как в мифологии, так и в и ск-ве на всех стадиях его исто ри ч. развития (в архаике, классике, иск-ве современ­ности). Пронизывая всю худож. лит -ру от ее мифол. истоков до современности, архетипы образуют по­стоянный фонд сюжетов и ситуаций, передающийся от писателя к писателю.

1. 
   ^ По структуре, т. е. соотношению двух своих планов, предметного и смыслового, явленного и под­разумеваемого, О. делятся на: а) автоло ги ческие, «самозначимые», в к-рых оба плана совпадают; б ) металогические, и к-рых явленное отличается от подразумеваемого как часть от целого, вещественное от духовного, большее от меньшего и т. п.; сюда отно­ сятся все образы-троны (напр., метафора, сравнение, о л и це творение, гипербола, метонимия, синекдоха), классификация к-рых хорошо разработана в поэтике начиная с античности; в) аллегорические и символиче­ские (условно -«суперлогические»), в к-рых подразу­меваемое не отличается принципиально от явленного, но превосходит его степенью своей всеобщност и , отвлеченности, «развоплощенности.

В ходе исгорич. развития худож. образности меня­ется соотношение ее основных компонентов: предмет­ного и смыслового, к-рые тяготеют то к равновесию и слиянию, то к разорванности,и борьбе, то к односто­роннему преобладанию. Так, в и ск-ве Др. Востока гос­подствуют крайне условные, аллегорич. или символич. образы, в к-рых бесконечное, грандиозно-трансцен­дентное содержание не вмещается в рамки предметной зримости я завершенности; тогда как в антич. иск-ве достигается полная явле нно сть смысла в ясных, пла­стически очерченных образах, содержание и форма к-рых сближены человеческой м ерой , а не противостоят друг другу как божественно е и земное, возвы­шенное и ничтожное. Образность новоевроп. иск-ва эволюционирует от классич. соразмерности, явленной в античности и восстановленной Ренессансом , к эстетике контрастного - вычурно­го или уродливого, культивируемой уже в барокко. Дальнейшая поляризация выразительно-смыслового и изобразительно-предметно го компонентов приводит к романтич., а затем к реалист ич . о бразности , н аправленной преим. либо на выражение внутр. мира в его бесконечном содержании, либ о на отображени е внешней действительности в ее конкретних историч. формах. Классическое, барочное, романтическое и реалистическое - четыре осн. предела, между к-рыми развивается образность в искусстве нового, времени, устремляясь то к гармонич, завершенности, идеалу порядка, то к гротескным смещениям, причудливым диспропорциям, то к открытости и глубине субъек­тивного самовыражения, то к правдивости и точно сти объективного воспроизведения действительности. В 20 в. все эти тенденции сосуществуют, борются, пе­рекрещиваются в иск-ве разл. творческих методов и направлений, напр. в неоклассич. поэтике акмеизма и герметизма, неоромантич. течениях символизма, экс­прессионизма и т. д. Новейшая образность тяготеет к еще более дальним и расходящимся пределам пред­метной точности и смысловой обобщенности, ведущим за рамки традиц. иск-ва вообще - к документализму и мифологизму, – т. е. к образам, сопричастным либо внехудож. формам науч. исследования, либо до­худож. формам творч. ф антазии.

3)Словесный художественный образ. Его структура и своеобразие.

4)Виды словесных художественных образов.

Худ.О -метод или способ освоения дей-ти,присущий только иск-ву.ХО-диалектическое единство ряда противополож.начал :изображение сказ-го-выраж.подразум-го,предметного-смыслового, объективного -субъект.,реального-идеального и др. ХО двуслоен :сказанное и подразум-е, или по-другому объективно-познават. И субъект-творч. начала. Он условен ,но это не ущербность.Одна из важн.функций ХО-передать словами то,чем обладают вещи,преодолевая условность=Эпштейн: «слово обнаруживает по ту сторону условности безусловность». Своеобразие литературы обусловлено тем, что это словесное искусство. Классической работой, раскрывающей своеобразие словесных образов, является «Лаокоон, или О границах жив-сии поэзии» Лессинга. Лессинг показал динамический характер словесных образов. Он указал на взаимосвязь между предметом изображения и художественным средством того или иного искусства: не всякий предмет может быть воспроизведен средствами живописи и посредством слов. Материал образа должен соответствовать изображаемым объектам (в живописи и скульптуре — это статические тела, в литературе — это движения, процессы). Иначе: писатель посредством словесных образов вызывает в воображении слушателей представления как о внешнем мире, окружающем персонажей,так и об их внутреннем мире. О динамичен ,его орг-я временная (в эпосе и драме-сюжетность (расподобление О), в лирике-метафора (стяжение О)).

Образ-это конкретная и в то же время обобщенная картина человеческой жизни, созданная при помощи вымысла и имеющая эстетическое значение. Отметим качественные характеристики художественного образа : 1. Единство индивидуального (конкретного) и типического (обобщенного) в художественном образе. 2. Вымысел как средство создания образа. 3. Эстетическое значение (эмоциональное воздействие на читателя). 4. «Невещественность».

Виды образов: I. По уровням произ-я : звукообразы (звукообразы,ритмообразы); словообразы (отд.слова, словосоч-я, детали,неологизмы); предметные О (портреты, предметы); О людей, их взаим-я; О мира, созданный в произв-ии; II. Эпштейн: 1 по предметности (I); 2. По смыслу : а) по содержанию: инд.О-присущий одному автору; характ.О-присущий опр. Периоду развития, нац-ти, истор.эпохе; типическ.О-присущ.человечеству во все времена («веч.О»). б) по смысловой обобщённости: * мотивы -повтор. в одном произв-ии писателя или в ТВ-ве группы пис-й одного напр-я (Дост. углы,пороги; Цветаева: рябина,Ахм:ива, невстреча; Окуджава: Арбат; группв мотивов: море, степь, горы, небо. *Топос -повтор-ся О в опр. период какой-л нац.культуры. Примеры: образ земли, дорога, лишний человек, маленький человек. *Архетип (ввёл Юнг)-присущ. Нац.литре, а явл-ся всемир.достоянием, часто дающ. О себе знать подсозн-но, восходит к первообразам, к мифологии. Примеры: мудрый старец, двойничество, любовь, отцы и дети, поиск смысла жизни (Шагриневая кожа - Бальзак, Данко, Ларра. 3.По соот-ти предметного и смысл-го: автологическ-сбаланс-ть предм-го и смысл. (реалистич.образы); Метологич.-смысл. Преобладает над предм. (нереалистич.напри-я:романт, модернист.); суперлогич.-высок.степень развопл-ти, т.е. соотн-ти с разн жизн. сит-ми. Выд-ся аллегория и символ. По уровням текста: а) фонетические и ритмические Пора, перо покоя просит. б) лексические словообразы (Дост "вдруг"), в) предметные образы, детали, портреты, пейзажи (хрустальный шар - Пьер Безухов, дуб - Болконский, пряник Плюшкина), г) образы персонажей, взаимоотношение между ними (Маргарита. Ростова, Болконский), д) образ мира, созданный в произведении.

В литературе нового времени образность развила 4 тенденции: 1) барочная: резкая диспропорция смыслового над предметным, ассиметрия, причудливость, эмблема: "Жизнь есть сон" Кальдерон - выяснение отношений между сном и реальностью); 2) Классицистическая: ориентация на классические образы, порядок, симметрия, продуманность (Мольер, Корнель, Россин, Фонвизин, Ломоносов), триединство; 3) Романтическая: на переднем плане образ "я", актуализация морей, степей, гор, двоемирие; 4) Реалистическая: опора на обычного человека, типичный характер в типичных обстоятельствах.

Образ-аллегория и образ-символ: отличие: аллегории - однозначны, символ - многозначен. Аллегории: басни, притчи. Символ: синий плащ (О доблестях, о подвиге. о славе), белое платье (Девушка пела в церковном хоре).

Основные виды классификации художественных образов (по М. Эпштейну):

1. По предметности;
2. По смысловой обобщённости;
3. Структурная (соотношение предметного и смыслового планов).

Предметная классификация:

1. Детали - мельчайшие единицы предметного изображения в литературном произведении. Они необходимы не только для описания, но могут выполнять психологическую функцию, наполняясь даже символическим смыслом;
2. Предметные образы - организуют художественное пространство, конкретизируют смысловое и материальное бытие персонажей. Предметные детали - вещи, неразрывно связанные с человеком. Чем ближе предмет к человеку, тем больше свойств он перенимает;
3. Образы мысли и переживания. Имеют вещественно-чувственное воплощение;
4. Звуковые образы (соносфера) - образы природы, звуки, порождённые человеческой жизнью, музыкальные образы. В сатирическом произведении используются для принижения человека, но могут вызывать и сострадание. Могут обретать символический смысл. Существует звуковая проблематика. Звуковые образы могут иметь комический эффект. Пауза - звуковой образ, позволяющий раскрыть глубину подтекста;
5. Зрительные образы - цветовые образы, контурные (иллюзия пространственного объёма). Синестезия - соотношение определённых цветов с ассоциациями, вызываемыми теми или иными ощущениями;
6. Вкусовые образы - образы еды. Хлеб насущный противопоставлен духовному. Снижены темы физического насыщения;
7. Образы-запахи - природные и искусственные. Запахи природы иные, нежели в городе, но не всегда служат для эстетической функции;
8. Тактильные образы - сообщают художественному миру характерные вещественно-телесные ощущения, передают фактуру;
9. Образы-события, поступки - составляют сюжетно-фабульный уровень структуры художественного текста;
10. Образы-характеры, обстоятельства - связаны с изображением человека в литературе. Это могут быть очеловеченные образы животных, птиц, фантастических существ, наполненных человеческим смыслом. Обстоятельства определяют взаимодействие человека с окружающим миром;
11. Образ мира - раскрывает целостный взгляд писателя на действительность и человека.

Классификация по смысловой обобщённости:

1. Индивидуальные - самобытные и неповторимые. Являются плодом воображения писателя. Чаще всего встречаются у романтиков и фантастов (демон, Воланд, Квазимодо);
2. Характерные - являются обобщёнными, содержат общие черты нравов, присущие многим людям определённой эпохи;
3. Типичные - высшая степень характерности, главная цель реалистической литературы XIX века (Платон Каратаев, Печорин, Анна Каренина). В этих образах могут быть запечатлены не только исторические, но и общечеловеческие черты;
4. Образы-мотивы - устойчиво повторяющиеся в творчестве какого-либо писателя или группы писателей образы, выраженные в различных аспектах с помощью варьирования наиболее значимых элементов (метель, Прекрасная Дама). Несут символико-смысловую нагрузку.
5. Образы-топосы - обозначают общие и типичные образы, характерные для литературы целой эпохи, нации (мир - театр);
6. Образы-архетипы - первообразы, содержащие в себе наиболее устойчивые формы человеческого воображения и сознания. Введены Карлом Юнгом, который считал, что это общечеловеческие образы, наделённые свойством вездесущности. Они передают бессознательное из поколения в поколение, пронизывают всю человеческую культуру от мифов к современности (мифологические образы). Гениальные писатели способны репродуцировать эти образы, наполняя их новым содержанием.

Архетипы по Юнгу: Тень; Трикстер - герой-обманщик; Anima (animus) - женское (мужское) начало; Ребёнок; Дух; Мать; Мировое древо; Земля (бездна); Архетипы-ситуации.

Структурная классификация образов:

1. Автологические - предметный и смысловой планы совпадают;
2. Металогические - переносное значение (тропы);
3. Аллегорические (символические) - несовпадение предметного и смыслового планов. Содержат всеобщее, многозначное, отвлечённое и значительно превышают предметный план.

Каждая классификация значима при анализе художественных произведений.

Виды художественных образов

Художественные образы можно классифицировать по различным основаниям, поэтому различные классификации не противоречат друг другу, а дополняют одна другую.

Одно из наиболее принятых сегодня оснований для классификации - это степень сложности знака. Мы уже говорили, что художественный образ часто трактуют как особый знак, тогда можно говорить о том, что одни образы непосредственно совпадают со словесными знаками или их простейшими сочетаниями, другие построены из множества «элементарных» знаков (в литературе - из слов).

Классификация образов при этом будет выглядеть примерно так:

1.Элементарный уровень (словесная образность). Здесь мы рассматриваем различные виды наращения значения значений, стилистические фигуры, тропы. Этот уровень будет подробно рассмотрен в теме «Язык художественного произведения».

2. Образы-детали. Более сложный уровень с точки зрения формальной организации. Образ-деталь, как правило, строится из множества словесных образов и является более ощутимым звеном при анализе образов более высокого порядка. Например, плюшкинская куча как образ-деталь характеризует Плюшкина отчетливее, чем отдельные словесные образы.

3. Пейзаж, натюрморт, интерьер. Эти образы, как правило, имеют еще более сложное строение: и словесные образы, и образы-детали органично входят в их структуру. В ряде случаев эти образы не носят самодостаточного характера, являясь частью образа человека (вспомним, как создает свои типы Гоголь - интерьеры и пейзажи всякий раз меняются, фактически становясь средствами создания характера). В других ситуациях эти образы могут быть совершенно самодостаточными. Если по отношению к пейзажу или интерьеру этот тезис особых комментариев не требует (скажем, пейзажная лирика хорошо представима), то самодостаточность натюрморта обычно ассоциируется с живописью, а не с литературой. Однако и в литературе мы порой встречаемся с самодостаточным натюрмортом. Таково, например, стихотворение Г. Иванова «Ваза с фруктами»:

Тяжелый виноград, и яблоки, и сливы -

Их очертания отчетливо нежны -

Все оттушеваны старательно отливы.

Все жилки тонкие под кожицей видны.

Над грушами лежит разрезанная дыня,

Гранаты смуглые сгрудились перед ней;

Огромный ананас кичливо посредине

Венчает вазу всю короною своей…

4. Образ человека. Образ человека становится по-настоящему сложной знаковой системой лишь в том случае, когда он становится центром произведения. Само по себе упоминание о человеке еще не делает его центром. Чтобы почувствовать это, сравним три образа древней восточной поэзии. Поэзия Востока очень интересна тем, что позволяет зримо увидеть, как с течением времени усиливается присутствие образа человека в художественном произведении. Абстрагируясь от хронологии, сравним строки, где отразилась более древняя традиция, с теми, где уже чувствуется смещение центра в сторону человека.

Вот прекрасные строки китайского поэта ХII века Синь Ци-цзы:

На каждой ветке яркий свет луны…

Сороки потревоженный полет

И ветра вздох. И в мире тишины

Цикада-полуночница поет.

Человек уже «отразился» в этом пейзаже, но самого его еще нет.

А вот в стихах вьетнамского поэта ХI - ХII веков Кхонга Ло присутствие человека гораздо отчетливей:

Весь день утешаюсь в хижине горной.

Отрада моя проста.

Порой с вершины скалы одинокой

Протяжный крик издаю.

И леденеет от этого крика

Великих небес пустота.

Здесь человек уже не растворен в природе, он - значимый участник всемирной драмы.

В поэзии Нового времени, несмотря на традиционный для Востока аромат природных образов, центр внимания уже смещен на человека. Знаменитый японский поэт ХVII века Кикаку пишет:

Мошек легкий рай

Вверх летит - воздушный мост

Для моей мечты.

Если же мы посмотрим, как строятся образы, например, у М. Ю. Лермонтова, то здесь все уже подчинено человеку и фактически является лишь метафорическим выражением его чувств и мыслей.

В прозаических произведениях образ человека принято называть персонажем или литературным героем. В теории литературы нет четких границ, разделяющих эти два термина. Как правило, признается, что литературный герой является центральным образом произведения, в то время как термин «персонаж» более универсален: это любой рассказчик или тот, кто действует в рассказе. В современной теории «персонаж» оказывается тесно связанным с развертыванием повествования, это скорее функция, чем характер. Такова, например, классификация персонажей, предложенная известным польским теоретиком Е. Фарыно. Герой, напротив, предполагает анализ характера. Различные точки зрения и определения «литературного героя» и «персонажа» хорошо представлены в книге «Теоретическая поэтика: понятия и определения: Хрестоматия для студентов филологических факультетов» / Автор и составитель Н. Д. Та-марченко. М., 1999, Тема 19. К этому пособию мы и отсылаем.

5. Уровень образных гиперсистем. Здесь речь идет об очень сложных образных системах, как правило, выходящих за пределы одного произведения. Таковы, например, образы Москвы в художественном мире Цветаевой, образ России в творчестве Блока и так далее. Мы можем говорить о Петербурге Достоевского, и разговор этот в равной степени коснется городских пейзажей, интерьерных зарисовок и характеров героев, отношений между ними. Наиболее сложной образной гиперсистемой является образ мира у того или иного автора, складывающийся из взаимодействия всех образов всех произведений.

Такова классификация образов с позиции сложности знаковых систем. Возможны, однако, и другие основания для классификации. Например, можно классифицировать образы с позиции родовой специфики литературы. Тогда можно говорить о лирических, эпических и драматических образах и описывать особенности каждого из них.

Корректен и стилевой подход к проблеме классификации образов. В этом случае мы можем говорить о реалистических, романтических, сюрреалистических и т.п. образах. Каждый из этих образов представляет свою систему со своими законами.

Возможны и иные основания для классификации.

5) Вымысел и его роль в создании произведения. Вторичная условность, её виды.

Вымысел - деят-ть вообр-я, приводящая к созд-ю худ. О,не имеющих аналогов ни в пердшеств.иск-ве,ни в реал-ти - плод вообр-я,результат деят-ти. Художественный вымысел на ранних этапах становления искусства, как правило, не осознавался: архаическое сознание не разграничивало правды исторической и художественной. Но уже в народных сказках, которые никогда не выдают себя за зеркало действительности, осознанный вымысел достаточно ярко выражен. Суждение о художественном вымысле мы находим в «Поэтике» Аристотеля (гл. 9-историк рассказывает о случившемся, поэт — о возможном, о том, что могло бы произойти), а также в работах философов эпохи эллинизма. На протяжении ряда столетий вымысел выступал в литературных произведениях как всеобщее достояние, как наследуемый писателями у предшественников. Чаще всего это были традиционные персонажи и сюжеты, которые каждый раз как-то трансформировались (так дело обстояло, в частности, в драматургии Возрождения и классицизма, широко использовавшей античные и средневековые сюжеты). Гораздо более, чем это бывало раньше, вымысел проявил себя как индивидуальное достояние автора в эпоху романтизма, когда воображение и фантазия были осознаны в качестве важнейшей грани человеческого бытия. В послеромантические эпохи художественный вымысел несколько сузил свою сферу. Полету воображения писатели XIX в. часто предпочитали прямое наблюдение над жизнью: персонажи и сюжеты были приближены к их прототипам. В начале XX в. вымысел порой расценивался как нечто устаревшее, отвергался во имя воссоздания реального факта, документально подтверждаемого. Литература нашего столетия — как и ранее — широко опирается и на вымысел, и на невымышленные события и лица. Без опоры на вымышленные образы искусство и, в частности литература непредставимы. Посредством вымысла автор обобщает факты реальности, воплощает свой взгляд на мир, демонстрирует свою творческую энергию. З. Фрейд утверждал, что художественный вымысел связан с неудовлетворенными влечениями и подавленными желаниями создателя произведения и их непроизвольно выражает. Функции вымысла : * искусство слова обобщает факты действительности; *функция познания - писатель обобщает факты действительности, чтобы познать мир; * вымысел по определению ложь, но эта ложь на поверку оказывается правдой; * дидактическая функция. Условность-синоним вымысла. Вымысел иммонентен (органичен для иск-ва). Обнажение приёма: термин ввёл Шкловский В.Б. "И вот уже трещат морозы
И серебрятся средь полей... (Читатель ждет уж рифмы розы : На, вот, возьми ее скорей".

Вторичная условность -осозн.условность,вышедшая на поверхность,нескрываемая. Писатель прямо вводит читателя - прием «обнажения приема». Ролевая лирика- одна из форм лирического выск-я,когда правом голоса обладает нежив.предмет/мертв.чел, чел. Др нац-ти,др.пола. Виды двоичной условности: фантастика, гипербола, литота, гротеск (трансформация действительности, в котоорой безобразное связано с трагическим/комическим (Путешествие Гулливера, Нос, Портрет, Собачье сердце, Прозаседавшиеся). Формы двоичной условности : ролевая (персонажная) лирика - ст-е написано от другого пола, возраста, веры, мёртвого человека, от лица предметов; аллегория, притча.

6) Литературное произведение как художественное единство.

Значение термина «литературное произведение», центрального в науке о литературе, представляется самоочевидным. Однако дать ему четкое определение нелегко. Художественное произведение — это оригинальная,законченная ед-ца худ.труда, итог эстетич.освоения дей-ти;это относит.заверш.образ мира.. Исходным положением анализа художественного произведения является положение о единстве формы и содержания в произведении. Содержание и форма — понятия соотносительные, переходящие друг в друга. Но в основе этого «взаимоперехода» формы и содержания произведения все-таки лежит содержание, ибо оно для себя ищет форму,в которой возможно наиболее полное выражение идейно-философской сущности содержания.Текст-комплекс словес.знаков,кот. Для кажд.читателя едины. Текст становится произведением, когда входит в контекст:истор., контекст чит-го восприятия. Понятия текст и произведение соотнос-ся,когда имеем дело с фабулой и сюжетом (текст=фабула,сюжет=произв-е). Текст можно расчленить,произв-е невозможно,так как оно сущ-т в инд.сознании. Форма одноразова,т.е. неразрывна от содержания (содержание м.б. выражено только в эт форме или наоборот). Информативность внеш формы-ее содержательность. Форма ритмич. орг-ии (стихи и проза) тоже информативна. Семантическ.ореол (Гаспаров) метра-опр. смысловое наполнение того или иного метра.

Цикл и фрагмент - полярные явления, кот. Подч-т целостность произв-я. Цикл- группа произв-й, объед-х одщим героем,проблемой,местом и t дей-я, двойным авторством (Маленькие трагедии Пушкина, Записки охотника Тургенева, Тёмные аллеи) . Фрагмент- часть произв-я,получившая статус самост., заверш.произведения,бытование (У Лукоморья, "Детские годы Багрова-внука - Алёнький цветочек").

Рамочный компонент произведения- сильн.позиции текста,кот явл-ся глубоко содержат.:заглавие отражает эстетич.взгляд писателя,эпиграф-авт.позиция, посвящение, прологи, эпилог, авт.комментарий, примечание, первая строка стих-я. Всякое лит.произв-е состоит из 3 структурн.уровней:: 1.уровень внеш.формы=стиль: реч.орг-я,ритмико-мелодич.орг-я; 2. Уровень внутр.формы (Потебня)=жанр:простр.-врем.орг-я,субъектн.орг-я,мотивная орг-я,предметн.орг-я,вид пафоса. 3. Уровень концептуальный=метр:тематика, проблематика, худ.идея.

Структурная модель произведений: 1 уровень внешней формы (слова и ритм, художественная речь, ритмическая организация). 2 уровень внутренней формы слова: ПВО, система персонажей; 3 уровень концептуальный - тематика, проблеатика. художественный идеал.

содержание - сущность любого явления; форма - выражение этой сущности. О содержании и форме говорили античные философы (Платон, Аристотель). Выделение обоснованной категории содержания и формы произошло в XVIII - начале XIX веков. Оно было осуществлено немецкой классической эстетикой. Содержание в литературе - высказывания писателя о мире; форма - система чувственно воспринимаемых знаков, с помощью которых слово писателя находит своё выражение. Именно художественная форма гармонизирует беспорядочный жизненный материал и претворяет его в картину мира.

Функции художественной формы:

1. Внутренняя: нести и раскрывать художественное содержание;
2. Внешняя: форма создаётся по законам красоты и эстетики, воздействует на читателя.

В искусстве связь содержания и формы носит иной характер, нежели в науке. В науке фраза может быть переоформлена. В искусстве содержание и форма должны максимально соответствовать друг другу, они неразрывно взаимосвязаны. «Художественная идея в самой себе носит принцип и способ своего проявления, и она свободно созидает свою собственную форму» (Гегель). Неразрывность содержания и формы в литературном произведении раскрывается в понятии содержательная форма - невозможность существования бессодержательной формы или неоформленного содержания. Соотношение содержания и формы выступает критерием художественной оценки литературного произведения.

Аспекты художественной формы и содержания:

1. Онтологический - бесформенное содержание невозможно, как и бессодержательная форма;
2. Аксиологический - соотношение содержания и формы выступает критерием художественности.

Положение о неразрывной связи содержания и формы в произведениях искусства неоднократно игнорировалось. Формальная школа (1910 - 1920 гг.) пренебрегала художественным содержанием, утверждая, что отражение действия не входит в задачи искусства. В единстве содержания и формы ведущая роль принадлежит содержанию. Оно более динамично, движимо, меняется вместе с жизнью. Форма более консервативна, инертна, меняется намного медленнее. В переломные этапы развития искусства возникает конфликт нового содержания со старой формой, приводящий к поиску нового художественного единства. Возникает потребность облечь новое содержание, появляются творцы новых форм. Подражание тормозит развитие литературы. Новая форма вырабатывается не автоматически. При смене направления форма отстаёт от содержания. Старая, изжившая себя форма не может органично сочетаться с новым содержанием.

Итак, в процессе филологического анализа текста необходимо учитывать системность образных средств, их соотнесенность с сюжетом, изображаемым миром и друг с другом, устанавливать их межтекстовые связи, выявляющие дополнительные смыслы.

Рассмотрим систему словесных образов на материале рассказа И.С.Тургенева «Бежин луг».

«Бежин луг» И.С.Тургенева: образный строй текста

Рассказ И.С. Тургенева «Бежин луг» занимает особое место в композиции «Записок охотника», однако именно он «наиболее подвергался искажению в критике» . Интерпретации этого рассказа различны и часто противопоставлены друг другу. Так, с точки зрения В. Стоюнина, это рассказ о крестьянских детях, живущих «в невежественной среде», «которые сделались несчастными от своего ложного отношения к «природе» ; по мнению же современных исследователей, это произведение, в котором «русский крестьянский мир - крестьянские дети - показан не только в его обездоленности, но также в его одаренности и духовной красоте» . Восприятие текста углубляет обращение к его образному строю.

Особенностью композиции текста является прием обрамления: он начинается картиной прекрасного июльского дня, в описании которого концентрируются слова с семой "свет", и завершается образом утреннего «молодого горячего света». Образ света - сквозной образ рассказа. В семантической композиции текста ему противопоставлены "мрак", "темнота" (мрак боролся со светом). Пейзаж, открывающий рассказ, насыщен тропами:

С самого раннего утра небо ясно; утренняя заря не пылает пожаром: она разливается кротким румянцем. Солнце - не огнистое, не раскаленное, как во время знойной засухи, не тускло-багровое, как перед бурей, но светлое и приветно лучезарное, - мирно всплывает под узкой и длинной тучкой...

Троп всегда создает «принципиально новую и парадоксальную семантическую ситуацию» , творит особую художественную реальность. Словесные образы, открывающие рассказ «Бежин луг», во-первых, переносят на мир природы антропоморфные признаки, во-вторых, неоднородны: они представляют собой серию образов, противопоставленных друг другу (ср. буря, пожар, засуха - кроткий румянец, приветно лучезарное солнце). Одни и те же предметы речи (солнце, заря) имеют разные образные соответствия. В тексте формируется семантическая оппозиция "грозное, враждебное" - "тихое, мирное". В природе обнаруживаются не только антропоморфные признаки, но и признаки, грозящие человеку. Образ солнца и, шире, огня оказывается амбивалентным: с одной стороны, это грозная стихия, с другой - стихия, несущая свет, тепло и очищение. Мотив единства человека и природы, развиваемый в начале рассказа олицетворениями, сменяется мотивом наступления мрака, ночи, в описании которой актуализируются смыслы "таинственность", "тревога", "опасность". Первоначальная гармония в отношениях человека и природы оказывается разрушенной. Именно ночной пейзаж играет особую роль в создании образно-символического плана текста.

Состав речевых средств, передающих наступление темноты, динамичен. Первые сравнения носят подчеркнуто бытовой характер: Меня тотчас охватила неприятная, неподвижная сырость, точно я вошел в погреб; густая высокая трава на дне долины, вся мокрая, белела ровной скатертью.

Постепенно в тексте возрастает роль образных средств, передающих эмоциональную напряженность рассказчика и подчеркивающих таинственность окружающего (как-то жутко, таинственно кружась, оксюморон смутно-ясное небо и т.п.). Метафорическое словоупотребление при этом выступает как ведущий принцип лексико-семантической организации текстового фрагмента, см., например, взаимодействие сравнения и метафоры:

Между тем ночь приближалась и росла, как грозовая туча ; казалось, вместе с вечерними парами отовсюду поднималась и даже с вышины лилась темнота .

Метафоры и сравнения создают определенный эмоционально-экспрессивный ореол вокруг нейтральных единиц контекста. Не случайно В.М. Жирмунский считал «единство эмоционального тона» отличительным признаком пейзажа в прозе И.С. Тургенева. Оно создается «возвращением некоторых слов», «обильным употреблением эмоциональных прилагательных-эпитетов и глаголов», использованием «сказочных эпитетов» типа странный, таинственный, неясный, «синтаксическим параллелизмом словесных групп» , повторами. Ночной пейзаж в рассказе «Бежин луг» обладает всеми этими признаками, но вместе с тем он характеризуется особым изображением реалий, которое постепенно приобретает отчасти гиперболический характер. Это не столько описание леса средней полосы России, сколько обобщенная передача наиболее характерных природных элементов расширяющегося пространства. Ср.:

С каждым мгновением надвигаясь, громадными клубами вздымался угрюмый мрак.

Я быстро отдернул занесенную ногу и, сквозь едва прозрачный сумрак ночи, увидел далеко под собою огромную равнину. Широкая река огибала ее уходящим от меня полукругом... Холм, на котором я находился, спускался вдруг почти отвесным обрывом...

В описании ночного пейзажа регулярно повторяются слова одной лексико-семантической группы: мрак, темнота, мгла, сумрак, которые характеризуются устойчивым символическим ореолом . Описание завершается образом «страшной бездны». Такое движение речевых средств не случайно - в данном фрагменте текста это форма выражения образно-символического плана текста: внешний (дневной) мир скрывает «безымянную бездну» ночи, перед которой неожиданно оказывается повествователь. Человеческое «я» противопоставляется природе - «вечной Изиде». Ср.:

«Мне нет до тебя дела, - говорит природа человеку, - я царствую, а ты хлопочи о том, как бы не умереть»... Трудно человеку, существу единого дня, вчера рожденному и уже сегодня обреченному смерти, - трудно ему выносить холодный, безучастно устремленный на него взгляд вечной Изиды... он чувствует свое одиночество, свою слабость, свою случайность.

(И.С.Тургенев. Поездка в Полесье)

Встретившись с крестьянскими детьми, повествователь оказывается не только в другом пространственном измерении, но и в другом времени. Образ ребенка в рассказе многомерен и вызывает у читателя ряд ассоциаций: детство характеризуется особой чистотой и поэтичностью мировосприятия, это не только будущее народа, но и взгляд в прошлое человечества.

Мировосприятие крестьянских детей в рассказе характеризуется поэтичностью, слитностью с природой, осмысливаемой ими вне законов логики, строгих причинно-следственных связей. «Темное» и непонятное объясняется ими на основе поверий и примет. «Примета... есть развитие отдельного слова, - заметил А.А. Потебня, - видоизменение сравнения... От приметы - ближайший; переход к причинной зависимости» .

Текст приобретает форму, близкую к драматизованной: активность повествователя проявляется в комментариях, отступлениях - своеобразных репликах в сторону; в центре же внимания - речь героев. Контекстуально-стилистическое членение текста становится более дробным. «Разноречивость, расслоенность; языка у Тургенева служит существеннейшим стилистическим фактором, и он оркеструет свою авторскую правду, и его языковое сознание, сознание прозаика, релятивизовано» .

В текст включено тринадцать историй, рассказанных мальчиками. Все они ориентируются на жанр былички - небольшого по объему рассказа об одном случае, включающего изображение фантастического существа. Рассказы детей связаны с ночным миром. В речи мальчиков широко используются образные средства, существенно отличающиеся от тропов в речи повествователя, это преимущественно сравнения, в основу которых положены: наглядно-чувственные, прежде всего зрительные, ассоциации. Сравнение - основной способ познания мира крестьянскими детьми, которые сближают разнородные явления, субъективно открывая в них общее: Вот зовет его, и такая вся сама светленькая, беленькая сидит на ветке, словно плотичка какая или пескарь… Плачет она... глаза волосами утирает, а волосы у нее зеленые, что твоя конопля.

Объекты сравнения представляются хорошо известными, но их конкретный характер подчеркивает незакрепленность, неопределенность отличительных признаков фольклорно-мифологических; образов. «Сравнение зачеркивает значение константности признака или категоричности, безапелляционности утверждения, и это вполне согласуется с его прямым смыслом: подобие есть нечто субъективное и иллюзорное» . Таким образом, сравнения не только выступают в тексте как эмоционально-экспрессивное характерологическое средство, но и служат средством усиления модальности недостоверности, важной для автора.

Речь мальчиков слабо индивидуализирована: тенденция к некоторой индивидуализации проявляется лишь в последовательности применения отдельных речевых сигналов (например, обращения братцы мои в речи Кости). Интересно, что в рассказах мальчиков отсутствуют и яркие приметы детской речи. «Самое верное замечание, - писал И.С. Тургенев, - сделал мне Дудышкин, сказав, что "мальчики у меня говорят как взрослые люди"» . Общее, а не особенное, частное в их речи важно для автора. Этим общим является особое отношение к слову, присущее персонажам «Бежина луга», и отразившаяся в их историях картина мира.

Слово во многом воспринимается героями как миф. «В мифе образ и значение различны, иносказательность образа существует, но самим субъектом не сознается, образ целиком... переносится в значение», - писал А.А. Потебня . Показательна следующая сцена:

Вдруг откуда ни возьмись белый голубок, - налетел прямо в это отражение, пугливо повертелся на одном месте, весь обливаясь горячим блеском, и исчез, звеня крылами.

Знать, от дому отбился, - заметил Павел. - Теперь будет лететь, покуда на что наткнется, и где ткнет, там и ночует до зари.

А что, Павлуша, - промолвил Костя, - не праведная ли это душа летела на небо, ась?

Словесный образ сопоставляет природное и духовное, трудноуловимое и конкретное, причем «конкретное одновременно искони метафорично, символично» . Нерасчлененность образа и значения в слове определяет и особое внимание к звуковой изобразительности в рассказах детей. В речи крестьянских мальчиков отразились, таким образом, элементы мифопоэтического мышления: «очеловечивание» окружающей природы, неотчетливое разделение части и целого, предмета и знака; отсутствие строгой иерархии причин и следствий.

Истории, рассказанные мальчиками, представляют собой внутренне цельное явление, близкое к «тексту в тексте». На лексико-семантическом уровне единство его подчеркивается движением двух сквозных семантических комплексов, которые характерны для всех рассказов, - это семантические ряды «гибель» (утопился, в реку кинулась, очередь помирать и др.) и «страх» (напужа-лись, обмер, перетрусился и т.п.). «Бездне», открывшейся в рассказах мальчиков, семантически противопоставлено «небо», «мраку» - «свет». Семантическая композиция «текста в тексте», таким образом, соотносится с семантической композицией основного текста. Ср.:

Гляньте-ка, гляньте-ка, ребятки, - раздался вдруг голос Вани, - гляньте на божьи звездочки, - что пчелки роятся!

Он выставил свое свежее личико из-под рогожи, оперся на кулачок и медленно поднял кверху свои большие тихие глаза. Глаза всех мальчиков поднялись к небу и не скоро опустились.

Мир мальчиков - мир поэтический и во многом привлекательный для повествователя. Отношение детей к природе, однако, существенно отличается от позиции охотника в начале рассказа. В рассказах мальчиков в отличие от первой части текста природа - «одно великое, стройное целое - каждая точка в ней соединена со всеми другими» (И.С. Тургенев), в то же время в них подчеркивается роль «тайных сил» природы.

Суеверия, отраженные в историях-быличках, несомненно, отрицаются рационально мыслящим повествователем, однако рассказам мальчиков соответствует не прямая авторская оценка, а обрамляющий историю или диалог комментарий, который обычно строится как образное описание окружающих природных явлений. «Везде заметна у автора нашего [И.С. Тургенева] боязнь определить то или другое... положение внешним, неправильным образом, то есть рассуждениями от самого себя. Он тщательно избегает роли повествователя, состоящего на жалованье у ходячей диорамы» . Обрамляющие контексты, в которых выражается авторская модальность, предлагают возможные мотивировки фантастических образов в рассказах мальчиков. Атрибутам нечистой силы соответствуют реальные ситуации, описанные повествователем. Особую роль при этом играют звукообозначения, которые широко используются и в авторской речи, и в речи персонажей. Так, рассказу о хохоте русалки соответствует следующий описательный контекст:

Вдруг, где-то в отдалении, раздался протяжный, звенящий, почти стенящий звук, один из тех непонятных ночных звуков, которые возникают иногда среди глубокой тишины, поднимаются, стоят в воздухе и медленно разносятся наконец, как бы замирая. Прислушаешься - и как будто нет ничего, а звенит. Казалось, кто-то долго, долго прокричал под самым небосклоном; кто-то другой как будто отозвался ему в лесу тонким острым хохотом, и слабый, шипящий свист промчался по реке.

Характерно, что описания-мотивировки, насыщены тропами, однако одновременно в них используются средства выражения предположения и сомнения (как бы, казалось), подчеркивающие условность образов, в результате обнажается само основание тропеической структуры: «А есть как бы Б». Словесные же образы в рассказах детей раскрывают другой способ представления действительности и свидетельствуют об ином отношении к миру, к «тайным силам» природы.

Разные мотивировки одного и того же явления включаются, однако, и в диалоги мальчиков :

А то, говорят, есть такие лягушки махонькие, - продолжал Павел, - которые так жалобно кричат.

Лягушки? Ну, нет, это не лягушки... какие это... (цапля опять прокричала над рекой). - Эк ее! - невольно произнес Костя. - Словно леший кричит.

Таким образом, суждения героев комментируются, осмысливаются и в ряде случаев опровергаются как повествователем, так и самими персонажами, преломляются в разных субъектных сферах и предстают в двойном освещении. Принцип соответствия двух планов - реального и фантастического - выступает как ведущий композиционный принцип данной части произведения. Описательные контексты, обрамляющие рассказы детей, создают впечатление неисчерпанности объяснения, приблизительности мотивировок, которое усиливается за счет употребления атрибутивных рядов с семами "непонятный", "странный". «Мир, надвигающийся со всех сторон на слабый огонек ночного костра, не теряет своей поэтической таинственности, глубины, неисчерпаемости. Ночная природа не дает пытливой мысли человека самоудовлетворения, поддерживает ощущение неразрешенное™ загадок земного бытия» . В то же время образ ночи связан и с мотивом откровения, иррационального приближения к истине: не случайно именно в ночных рассказах мальчиков содержатся элементы проспекции - трагические упоминания о судьбе других героев «Записок охотника» (Акулины, Акима-лесника); в результате, «Бежин луг» выступает «средоточием поэтической линии» всего цикла, а образ ночи - фактором циклообра-зования.

Позиция повествователя в целом противопоставлена позиции персонажей, однако отношение крестьянских детей к окружающему тоже неоднородно. Это подчеркивается в портретах героев, каждый из которых имеет свою доминирующую черту (задумчивый и печальный взор Кости, какая-то тупая и болезненная заботливость в лице Ильи и др.). Характерно и распределение единиц семантического поля «свет» («огонь»), которые используются в описаниях персонажей: некрасивое лицо Павлуши горело смелой удалью и решительностью; крупным планом выделяются глаза Кости - большие, черные, жидким блеском блестевшие, Илюша же словно все щурился от огня.

Особое место в системе образов мальчиков занимают два персонажа - Павлуша и Ваня. Поведение Павлуши - «байронического», по словам А. Григорьева, мальчика - вызывает прямую оценку повествователя («Что за славный мальчик! - думал я, глядя на него»). Это единственный из мальчиков, непосредственно действующий в произведении, именно с ним связана динамика повествования в центральной части рассказа (см. последовательность форм совершенного вида, фиксирующих действия Павлушки: с криком бросился вслед за собаками, спрыгнул, поскакал один на волка и т.д.). Этот герой в большей степени, чем другие, связан с образом огня: в рассказе именно он выступает как «хранитель огня». Так, например, в тексте повторяется синтаксическая конструкция, приобретающая характер образной «формулы»: Павел бросил горсть сухих сучьев на огонь.

Показательны и особенности речи Павла. В его рассказе, основанном на личном опыте и не содержащем ничего фантастического, отсутствуют средства выражения неопределенности и предположительности, слова лексико-семантической группы "страх" характеризуют не самого рассказчика, а персонажей его истории, в которой проявляется скорее ироническая экспрессия, связанная с особой внутренней позицией мальчика.

Павел уже не столько слит с природой, сколько противопоставляет ей «смелую удаль и решимость»: - Ну, ничего, пущай! - произнес Павел решительно и сел опять. - Своей судьбы не минуешь.

Не случайно именно он особенно близок повествователю, что подчеркивается и финальной сценой: Они все спали как убитые вокруг тлеющего костра, один Павел приподнялся до половины и пристально поглядел на меня.

Гибель Павла, о которой упоминается в финале, - знак его противостояния «неверному», тайным силам природы и одновременно знак его выделенности из окружающей среды. Смерть героя предваряет изоморфная сюжету образная деталь, основанная на народной примете (звездочка покатилась).

С образом же Вани в тексте рассказа связаны преимущественно» статика (лежал на земле, смирнехонько прикорнув под... рогожку; не шевельнулся) и мотив молчания; тем сильнее выделяется в тексте его единственная развернутая реплика: «Гляньте на божьи звездочки - что пчелки роятся». В ней наиболее ярко воплотились, поэтичность мировосприятия ребенка (не случайно только Ванин голос автор называет «детским») и его бескорыстная любовь к миру. Именно с этим героем прежде всего связан мотив единства «неба» и «земли». Слово-образ звезда, включенное в его реплику, Я соотносит план повествователя, для которого движение золотых звезд отображает «безостановочный бег земли», и план персонажей и возвращает к началу рассказа (тихо мигая, как бережно несомая свечка, затеплится... звезда). Звезда получает в тексте ряди образных соответствий: звезда-свечка , звездочки-пчелки , - которые обладают устойчивыми символическими смыслами. Эти образы носят архетипический характер (архетипические образы или образы-архетипы, - наиболее древние образы, восходящие к мифологии, «уходящие в неразличимую глубь» и служащие общим достоянием человечества). Звезда, как свет, сияющий во тьме, является символом духа (души). Сходный смысл выражается словесным образом свечка, который также символизирует жизнь отдельного человека (в противоположность жизни космоса). Сравнение же божьи звездочки - пчелки актуализирует такие смыслы, как "множественность" (рой пчел) и "раздельность". Образ пчелы в то же время вновь служит символическим воплощением души, однако уже души, отделенной от божественного целого. Множественность и разъединенность традиционно символизируют и звезды, воспринимаемые как некое множество. Рассмотренный ряд образов обнаруживает многомерность символических смыслов и устанавливает параллель «звезды - души людей». Дистантно расположенные в тексте рассказа, эти образы ассоциативно связывают разные композиционные части произведения, выявляют авторские представления о мире как сложном гармоническом целом. Единственный диалог, в котором участвует Ваня, выделяется именно на этом образном фоне и вводит тему этическую - тему любви и добра:

Ты ей скажи, что я ей гостинца дам.

А мне дашь?

И тебе дам. Ваня вздохнул.

Ну, нет, мне не надо. Дай уж лучше ей: она такая у нас добренькая.

В одной из рецензий И.С. Тургенев писал: «Как из этого разъединения и раздробления, в котором, кажется, все живет для себя, - как выходит именно та общая, бесконечная гармония, в которой, напротив, все, что существует, существует для другого... и все жизни сливаются в одну мировую жизнь, - это одна из тех "открытых" тайн, которые мы все и видим и не видим... Если только "через любовь" можно приблизиться к природе, то эта любовь должна быть бескорыстна...» .

Таким образом, развертывание словесных образов выявляет в рассказе «Бежин луг» три позиции в осмыслении проблемы «человек и природа»:

Гармонически светлая природа открыта человеческому «я», но их безмятежное единство обманчиво;

Человеческое «я» противопоставлено равнодушной к нему и таинственной природе;

Человеческое «я» выделено из природы как часть «великого, стройного целого», приближение к которому возможно только «через любовь».

Так противоречие тезиса и антитезиса разрешается в синтезисе. Не случайно за рассказом «Бежин луг» следует рассказ «Касьян с Красивой Мечи», в котором «странничество народное возвышается до правдоискательства», а «близость к природе уже бескорыстная» .

Основным этапам развития художественной идеи соответствует в семантической композиции произведения противопоставление –триада «свет - мрак- свет», а во внешней композиции (архитектонике) - его трехчастное строение. В начале рассказа, как уже» отмечалось, доминирующим является образ света, а лексические средства, используемые в нем, характеризуются общими семантическими компонентами «кроткий», «мирный» (кроткий румянец, приветливо лучезарное солнце, ровная синева, мирно всплывает, спокойно закатилось, трогательная кротость). Эти «обертоны, смысла» (Б.А. Ларин) взаимодействуют, однако, с другими смыслами, которые актуализируются в результате употребления единиц «знойная засуха», «пожар», «буря», «гроза»: образ безмятежно-светлой природы оказывается внутренне противоречивым, что подготавливает систему образов центральной части рассказа. В ней; господствуют образы тьмы, мрака, ночи, противопоставленные; образу света. В последней композиционной части «мрак» отступает, побеждает «свет»: полились сперва алые, потом красные, золотые потоки молодого, горячего света. Все зашевелилось, проснулось, запело, зашумело, заговорило.

Описания ночного и утреннего пейзажа обнаруживают при этом; систему перекличек и преобразованных соответствий (неподвижное, темное зеркало реки - река, стыдливо синевшая из-под редеющего тумана), а звукообозначения дополняются в тексте цветообозначениями, которые соотносятся с текстом первой части. Обратимые образные средства связывают разные природные сферы, разные миры, прежде всего небо и землю, см., например, образную параллель «небо - река». Не случайно в тексте рассказа неоднократно повторяется образ зеркала и развивается мотив отражения.

«Тургенев лишь в редких случаях позволяет себе действительно полное отождествление фактов внешней природы с явлениями духовной жизни, - отметил В.М. Жирмунский, - именно в таких местах он вводит смягчающие "казалось", "как будто" и т.п. Только после такой подготовки, на эмоциональной вершине описания, Тургенев решается на полное отождествление природы с духовным существом, на очеловечение...» Такой эмоциональной вершиной является финал рассказа «Бежин луг».

Вопросы и задания

1. Прочитайте рассказ И.С. Тургенева «Свидание».

2. Выделите основные композиционные части рассказа.

3. Сопоставьте пейзаж в начале и конце рассказа. Как изменение его характера отражает позицию повествователя, выражает его оценки?

4. Проанализируйте повторы словесных образов в финальной части рассказа. Какие смыслы они актуализируют?

5. Сравните портреты персонажей. Выделите речевые средства, их противопоставляющие. Проанализируйте речь героев, определите ее особенности. Как соотносятся образы, используемые в описании природы, и образы персонажей? Какой прием характерен для образного строя текста?

О соотношении тропа и реалии в художественном тексте // Поэтика и стилистика. 1988-1990. – М., 1991.Гончаров И.А. (Тургенев И.С. Полн. собр. соч. и писем: В 30 т. - М., 1978. – Т. 3. - С. 465).

Лебедев Ю.В. «Записки охотника» И.С.Тургенева. - М., 1977. - С. 71.

История русской литературы. - Л., 1982. - Т. 3. - С. 126.

Юнг К.Г. Об отношении аналитической психологии к поэтико-художественному творчеству // Зарубежная эстетика и теория литературы XIX -XX вв. - М., 1987. - С. 228. С точки зрения Юнга, архетип порождает «бессознательная мифология», недоступная «сознанию современности».

Тургенев И.С. Полн. собр. соч. и писем: В 30 т. – М., 1978. – Т. 4. - С. 517.

Лебедев Ю.В. «Записки охотника» И.С.Тургенева. - М., 1977. - С. 46.

Художественная идея рассказа принципиально не сводима к «основной мысли», выраженной схематично и элементарно. Сложность идейно-эстетического содержания произведения проявляется в его финале - сообщении о гибели Павла, чего не было в первом варианте рассказа. Это «окончание на неустойчивом моменте. Как в музыке окончание на доминанте» (Реформатский А.А. Опыт анализа новеллистических композиций. - М., 1922).

Жирмунский В.М. Теория литературы: Поэтика. Стилистика. - Л., 1977. - С 52.

Данная тема требует изучения следующих теоретических проблем:

1. Теория отражения и образность . Механизмы психики и психическая деятельность человека (восприятие, представление, память, интеллектуальные способности) являются предпосылкой и основой образного мышления. Образность - это способность человеческой психики воспринимать мир конкретно-чувственно и эмоционально, хранить в памяти представления о мире, фантазировать и воображать, то есть «пересоздавать» действительность в сознании. Нервные модели, возникающие в мозгу человека, изоморфны (подобны) объективной действительности. Психическим образам (образам представлений и образам памяти) свойственны следующие особенности: фрагментарность, динамичность, схематичность, - как мы впоследствии убедимся, эти особенности свойственны и художественным образам, создаваемым посредством слова. Психический образ и слово тесно связаны: слово выступает сигналом, который вызывает в сознании человека определенное представление (а представление, в отличие от понятия, всегда конкретно и индивидуально).

2. Искусство - «мышление в образах», эта формула Белинского универсальна. Однако, нам важно знать, в чем состоит специфика образа в художественной литературе. Обратимся к определению литературного образа, которое дает А. А. Потебня:

«... Создание сравнительно обширного значения при помощи единичного сложного (в отличие от слова) ограниченного словесного образа (знака)»;

«... Поэтический образ каждый раз, когда воспринимается и оживляется понимающим, говорит ему нечто иное и большее, чем то, что в нем непосредственно заключено».

Следовательно, по Потебне, смысл литературного образа не исчерпывается прямым значением слова, которым он обозначен. В отличие от научной речи, стремящейся к однозначности слова (образец тому - научная терминология), слово в художественной литературе стремится к «неточности» - к актуализации, кроме прямого смысла, возможных дополнительных смыслов - оно выступает знаком «сравнительно обширного значения». А семантика художественного образа, возникающего при этом, не ограничивается, в свою очередь непосредственным воплощением (пластическим, звуковым, цветовым и т. п.) - образ «говорит нечто иное и большее», несет в себе эстетическое обобщение.

3. Особенности словесного образа, обеспечивающие его способность к конкретно-чувственному выражению сущности явлений и их эстетической оценке таковы:

а) Структура художественного образа представляет собой диалектическое единство целого комплекса противоположных начал:

- познания и оценки,

Объективного и субъективного,

Рационального и эмоционального,

Изображения и выражения,

Реального и вымышленного,

Жизнеподобия и условности,

Конкретности и обобщенности.

б) Механизм образования словесного образа - ассоциативная связь двух и более значений, заключенных внутри речевого сообщения (слова, синтагмы, фразы и т.п.). Способы ассоциативного соотнесения очень разнообразны - они осуществляются как «внутри слова» (между звуковыми, морфологическими, семантическими аспектами слова), так и «посредством слова» (между представлениями, вызываемыми соотносимыми словами). Наиболее характерны следующие виды словесных ассоциативных связей:

Ассоциативная связь между звуковой оболочкой слова и его лексическим значением;

Между «внутренней формой» слова (этимологией) и его прямым значением;

Между основным значением слова и его дополнительным значением;

Между прямым значением слова и его новым значением, вытекающим из данного контекста;

И вплоть до ассоциативного связывания между собою развернутых представлений, данных в едином речевом сообщении.

Эстетический смысл возникает именно на пересечении разных значений, в месте «сцепления» - в свете одного значения открывается красота или безобразие, трагичность или комизм, возвышенностьили низменность другого.

1) …На границе

Владений дедовских, на месте том,

Где в гору подымается дорога,

Изрытая дождями, три сосны

Стоят - одна поодаль, две другие

Друг к дружке близко, - здесь, когда их мимо

Я проезжал верхом при свете лунном,

Знакомым шумом шорох их вершин

Меня приветствовал…

(А. Пушкин. «Вновь я посетил…»)

Какова связь между звуковой оболочкой слова и его прямым значением? Какой образ при этом возникает? Какова его смысловая наполненность: экспрессивная окраска, соотнесенность с настроением лирического героя, со всей предшествующей эмоциональной атмосферой?

2) «… Выковыряв из кучи лохмотьев керкающего, почти задохнувшегося ребенка, мать сперва выцарапывала из ноздрей и рта младенца изопревшую шерсть от шкур и совала в слепо ищущий зев недоразвитую грудь. Вздрогнув поначалу от жадно, по-зверушачьи давнувших десен, и в ожидании боли, заранее напрягшаяся мать, почувствовав ребристое, горячее нёбо младенца, распускалась всеми ветвями и кореньями своего тела, гнала по ним капли живительного молока, и по раскрытой почке сосца оно переливалось в такой гибкий, живой, родной росточек».

(В. Астафьев. Уха на Боганиде -

Из повествования в рассказах «Царь-рыба»)

Как образуется связь между двумя представлениями: Мать, кормящая младенца, и Дерево, питающее соками свой росточек? Какой образ при этом возникает: в каком эстетическом свете предстает непутевая акимкина мамка? (Советуем прочитать главу «Уха на Боганиде» целиком.)

4. Виды словесных образов (по уровням художественного текста):

Фонические и ритмические образы (аллитерации, ассонансы, анафоры и т.п.);

Лексические образы (слово-образ);

Предметные образы (деталь, подробность, интерьер, пейзаж);

Характер (образ-персонаж);

Произведение как «образ мира».

Образы каждого последующего уровня возникают на основе образов предшествующих уровней.

Литература

Аристотель. Об искусстве поэзии. Гл. 3. § 15.

Виноградов И. А. Вопросы марксистской поэтики. – М., 1972. Гл. «Образ и средства изображения». С. 53-71.

Потебня А. А. Теоретическая поэтика. – М., 1990. С. 32-35.

Эпштейн М. Н. Образ художественный // Литературный энциклопедический словарь. – М., 1987. С. 252-257.

Дополнительная литература

Палиевский П. Внутренняя структура художественного образа // Теория литературы. Основное проблемы в историческом освещении. Кн. 1. Образ, метод, характер. – М., 1962. С. 72-114.

Скиба В. А., Чернец Л. В. Образ художественный // Введение в литературоведение: Литературное произведение: основные понятия и термины / Под ред. Л. В. Чернец. – М., 2004.