22 июня сразу после нападения Германии на СССР по всей территории Литвы началось восстание, возглавленное членами Фронта литовских активистов (Lietuvos Aktyvistų Frontas). По данным современных литовских историков всего в восстании приняло участие около 100 000 человек (из которых более 20 000--активных партизан). Повстанцы, сформиров «отряды самообороны», взяли под свой контроль железные дороги, мосты, центры связи, склады продовольствия и снаряжения, а также заняли оставленные советскими войсками населённые пункты.

Население литовских городов и сёл встречало германские войска как освободителей.
Руководитель штаба подготовки восстания майор Витаутас Бульвичус, арестован и растрелян НКВД в начале июня 1941 года.

Восстание в Каунасе

Первым организованное восстание началось в Каунасе уже в 10 утра активисты начали боевые действия. К вечеру 22 июня, в Каунасе повстанцы контролировали Президентский дворец, почту, телефон и телеграф, радиостанции. Управление телефоном позволило повстанцам отключить все известные номера советских учреждений и просто кроммунистов и разговаривать друг с другом без паролей или кодов. Радиостанция была выведена из строя лояльными большевикам сотрудниками, но уже в ночь с 22 июня по 23 починена механика из гаража медицинской скорой помощи. Утром 23 июня, Леонас Прапуолянис прочитал по радио декларацию независимости Литвы и список членов Временного правительства. Трансляция повторялась несколько раз на литовском, немецком и французском языках.
Премьер-министром нового правительства стал профессор филологии Каунасского университета Юозас Амбразявичюс (Juozas Ambrazevičius-Brazaitis).
Утром 23 июня 1941 года, повстанцы захватили районы Шанчяй, Панемуне и Вилиямполе. Теперь вооруженные повстанцы конралировали почти весь город. Вилиямпольский мост через реку Нерис получил особое внимание от повстанцев, как они ожидали что по нему немцы войдут в город этот мост. Он был заменирован и охранялся 40-ка красноармейцами при трех бронемашинах. Но внезапным ударом повстанцам удалось захватить его целым. Мосты через реку Неман преждевременно разрушили отступающик в панике солдаты РККА. Это заставило подразделения Красной Армии отступающие из Сувалкии обойти Каунас и, возможно, спасло повстанцев в городе. В районе металургического завода в Шанчяй повстанцы организавали оборону, чтобы остановить русских солдат пытающихся форсировать Неман на лодках и построить понтонный мост. Во время этих боев около 100 повстанцев были убиты, 100 советских солдат (в том числе несколько офицеров) были взяты в плен, захвачено много оружия, в том числе три танка, однако, никто не знал, как управлять ими. Другие группы повстанцев захватили полицейские участки, магазины, склады и пытались восстановить общий порядок в городе. Повстанцы спешно организовали свою собственную полицию и освободили около 2000 политических заключенных.

Повстанцы на улицах Каунаса

24 июня 1941 года, в танковым частях Красной Армии в Йонаве (30 км северовосточнее Каунаса) было приказано вернуть Каунас. Повстанцы по радио обратились к немцем за помощь. Танки были разбомблены самолетами люфтваффе по дороге и не добраться до города. Это был первый скоординированные действия литовских повстанцев и немецких войск. Первые немецкие разведчики, лейтенант Флохт и четыре рядовых, вступил в Каунас 24 июня и нашли его в дружеских руках. Через день основные силы немцев вошли в город без сопративления фактически парадным строем.
Всего в Каунасе в восстании приняло участие около 6000 повстанцев, спонтанно организованых в 26 групп. Наиболее крупные отряды насчитовали 200-250 человек. Всего литовские потери в Каунасе оцениваются в 200 убитых и 150 раненых.

Встреча немецких солдат в Каунасе июнь 1941 года

Восстание в Вильнюсе

Полномочия Временного правительства Литвы не распространялись на Виленский край. Восстание в городе началось 23 июня в 15:00 когда повстанцы захватили казармы на ул.Катюшкос 234-ого и 259-ого стрелковые полки 29-ого корпуса РККА сформированного из литовцев. Восставших здесь возглавил прапорщик Й.Григалюнас. Через несколько часов востали солдаты 306 пионерского батальона (казарма на ул. Траку в Старом городе ) и военной школы на ул. Антакальне. Уже 23 июня повстанцы в Вильнюсе почти без боев захватили почтовые и милицейские отделение, ра диостанции, и другие учреждения, и водрузили флаг Литвы на башне Гедиминас--символе столицы. В отличии от Каунаса и других городов в Вильнюсе в рядах повстанцев воевали почти исключительно дезертиры из Красной Армии. Это было обусловлено еще и тем, что в городе этнические литовцы составляли около 7% населения и в состав Литвы он вошел только в сентябре 1939 года.
В Вильнюсе был сформирован самостоятельный Гражданский комитет Вильнюсского уезда и города (Vilniaus miesto ir srities piliečių komiteta s ) во главе с профессором права Вильнюсского университета Стасисом Жакявичюсом (Stasys Zakevicius ).

24 июня германские войска вошли в захваченный литовскими повстанцами Вильнюс.

Восстание в военнских частях РККА

29-ый Литовский территориальный стрелковый корпус РККА, был сформирован летом 1940 года из частей бывшей армии независимой Литвы, после образования Литовской ССР.

Подавляющее большенство солдат корпуса примкнула к повстанцам просто перпебив коммисаров и нелитовских офицеров : из 16 000 с частями Красной армии отступили только 2000 человек. .

Так из 184-ой стрелковой дивизии корпупа, дислоцированной вблизи Варены (50 км югозападнее Вильнюса) 23 июня воспользовавшись хаосом среди русских офицеров, дезиртировало более 4500 литовцев, которые организовано собрались в Вильнюсе. Только 745 солдат 184-й стрелковой дивизии прибыл в Россию.

179-я стрелковая дивизия корпуса получила приказ отступить из Побраде и Швенченеляй (около 50 км северовосточнее Вильнюса) к Пскову. 27 июня когда подразделения пересекли литовскую границу, литовские солдаты взбунтовались. По крайней мере, 120 литовцев были убиты в результате перестрелки, когда каммисары попробывали остановить дезертирство. От 1500 до 2000 солдат (из 6000) из 179-й стрелковой дивизии достигли Родины. Где, как они надеялись, из этих дезертиров должны были сформировать ядро ​​новой литовской армии.

Восстание в других районах Литвы
Фактически вся Литва за исключением Алитуса и Шауляй была сначала освобождена от большевиков литовскими повстанцами и лишь затем оккупирована немецкими войсками.
Повстанцам почти везде нехватало оружия и боеприпасов, основной способ получения оружия было разоружить сдавшихся советских солдат. Наиболее активны повстанцы в провинции было в районах Швенчениса, Мажейкяй, Паневежиса и Утена.

26 июня советские войска оставили Паневежис и в тот же день были вытеснены германскими войсками с территории Литвы. В боях с частями Красной армии литовские повстанцы потеряли убитыми до 2500 человек.

Повстанцы в районе Утены

После восстания
Как только Красная Армия была выбита со всей территории Литвы, 27 июня немцы приступили к разоружению повстанцев. Тем не менее, некоторые местные учреждения (полиция, различные комитеты) де-факто, установленные повстанцами были легализованы позже нацистами и де-юре.

Заседание временного правительства Литвы под руководством Абразявичуса

Уже 25 июня в Берлине гестапо арестовало главу созданного в Германии в октябре 1940 г. Фронта литовских активистов – бывшего посла Литвы в Германии Казиса Шкирпу (Kazys Škirpa). До 1944 г. он находился под домашним арестом.
27 июня все радиостанции Литвы были включены в радиосеть «Третьего рейха».
2 июля 1941 г. Временное правительство Литвы аннулировало все правовые акты, принятые с 15 июня 1940 г., и объявило, что все воссозданные учреждения и службы должны работать на основании законов Литовской республики, принятых до 15 июня 1940 г.
28 июля германские военные комендатуры в Литве передали свои полномочия германской гражданской оккупационной администрации.
В тот же день Литва была включена в рейхскомиссариат «Остланд» (Reichskommissariat Ostland) в качестве генерального округа «Литва» (Generalkommissariat Litauen). Генеральный округ «Литва» возглавлял доктор философии и бывший руководитель секции торговли и промыслов Германского трудового фронта (Deutsche Arbeitsfront) германского министерства по делам восточных территорий генеральный комиссар Теодор Адриан фон Рентельн (Theodor Adrian von Renteln). Его резиденция располагалась в Каунасе.
Литовскую администрацию генерального округа «Литва» возглавил бывший генерал-лейтенант литовской армии Пятрас Кубилюнас (Petras Kubiliūnas).
30 июля Гражданский комитет Вильнюсского уезда и города издал положение о том, что на территории уезда действуют законы, принятые до 15 июня 1940 г., «если они не противоречат порядкам военного времени».
5 августа 1941 г. Временное правительство Литвы было распущено германскими оккупационными властями. Изданные им законы были аннулированы – в частности, не признавались его акты, отменяющие национализацию земли, а также распускающие колхозы и совхозы. С улиц городов были убраны литовские государственные флаги.
3 сентября 1941 г. германские оккупационные власти распустили Гражданский комитет Вильнюсского уезда.
В октябре 1941 г. бывшие члены Временного правительства Литвы сформировали подпольную организацию Литовский фронт (Lietuvių frontas), которая ставила своей целью восстановление литовской государственности, не прибегая к вооружённой борьбе против Германии. В состав Фронта вошли 10 000 человек. Во главе организации встал бывший премьер-министр Временного правительства Литвы Юозас Амбразявичюс. В военизированные отряды Кястус вступили 6000 бывших офицеров литовской армии.
В ноябре 1941 г. германские оккупационные власти сформировали Почётный комитет (Garbės komitetas), куда вошли ректоры литовских университетов, известные деятели культуры, главы католической, протестантской и православной общин Литвы. Комитет исполнял консультативно-совещательные функции при германской администрации.
В ноябре 1941 г. отряды литовской самообороны были реорганизованы германскими оккупационными властями в литовскую вспомогательную полицию. Всего к 1944 г. было сформировано 22 литовских полицейских батальона общей численностью в 8000 человек. Кроме Литвы данные батальоны несли охранную службу и участвовали в антипартизанских и карательных акциях в Ленинградской области, в Белоруссии, на Украине, в Польше, в Италии, во Франции и Югославии, а также использовались германским командованием на различных участках Восточного фронта. Всего же в 1941 – 1944 гг. в различных литовских полицейских формированиях служили 20 000 человек.
17 декабря 1941 г. под руководством Литовского фронта была создана подпольная Литовская освободительная армия (Lietuvos laisvės armija), которая не предпринимала активных действий против германских властей и вермахта, а поставила своей задачей укрепление своей организации и накопление сил для дальнейшей борьбы за независимость Литвы.
7 марта 1942 германские власти позволили сформировать литовские органы самоуправления, которые выполняли функции местного администрирования, охраны порядка, управления учреждениями образования и здравоохранения, а также уголовного судопроизводства и организации снабжения германских войск. Литовские суды были не в праве разбирать уголовные дела, касающиеся немцев, и решать вопросы по статьям УК, где наказание превышало бы шесть лет лишения свободы.
18 апреля комиссариат генерального округа «Литва» подчинил деятельность литовской полиции местным органам литовского самоуправления.
6 мая 1942 г. комиссариат генерального округа «Литва» запретил германским гражданским властям вмешиваться в дела литовской полиции.

В планах официальных мероприятий, проводимых в Литве, начиная с 21 июня сего года, не сказано ни слова о том, что 22 июня 1941 года немецкие войска без объявления войны перешли границу Советской Литвы, совершив акт агрессии, в том числе и против литовского народа. Государство, жители которого гибли под бомбежками авиации люфтваффе и артналетами вермахта наравне с другими гражданами тогдашнего СССР, о первых жертвах, павших на рассвете 22 июня 1941 года, даже не вспомнило.

Собственно говоря, на этом можно было бы поставить точку, поскольку недвусмысленно продекларирована позиция официального Вильнюса со всеми его ветвями власти, партийными позициями, взглядами общественных и иных организаций. Однако какие-то мероприятия в масштабах государства проходили? О них и поговорим.

Женщина на коленях с поднятыми руками. Львов. Вокруг местные нацисты. 30 июня - 3 июля 1941.

Программа официальных мероприятий

В Вильнюсе и Каунасе прошли мероприятия, адресованные 70-летию так называемого Июньского восстания 1941 года. Согласно легенде, патриоты Литвы 22 и 23 июня подняли восстание против частей Красной армии.

Вторжение на территорию Литвы части и соединения вермахта начали с территории Восточной Пруссии, бывших польских земель и из оккупированного в марте 1939 года Клайпедского края - Memelland. От тогдашней германо-советской границы до Каунаса было менее 50 километров по прямой. Восставшие способствовали быстрому продвижению немецких войск. Во второй половине дня передовые отряды вермахта уже были в Каунасе.

На 22 июня были запланированы траурные мероприятия в память о событиях во дворе гаража компании Lietukis - компании «Литовское хозяйство», где в присутствии немецких военнослужащих литовские патриоты из числа «восставших» бесчеловечно расправились с первой группой каунасских евреев. Несчастных безоружных жертв забили металлическими прутьями, водой из пожарных брандспойтов рвали внутренности, глумились иными способами над беззащитными евреями. Так началась литовская часть Холокоста, унесшая в результате жизни 95% литовского еврейства.

Немецкие солдаты и толпа литовцев разглядывают тела евреев, убитых литовскими нацистами в гараже довоенного кооператива «Летукис» . Каунас, Литва. 27 июня 1941

Вот как свидетель-немец описывает то, что он увидел в тот день в гараже «Летукис»:

«...С левой стороны большого двора находилась группа мужчин от 30 до 50 лет. Их там было человек 45-50. Этих людей пригнали туда какие-то гражданские. Эти гражданские были вооружены винтовками и носили на руках повязки...

Молодой мужчина в возрасте примерно 16 лет, с засученными рукавами, был вооружен железным ломом. К нему подводили человека из стоящей рядом группы людей, и он одним или несколькими ударами по затылку убивал его. Таким образом он менее чем за час убил всех 45-50 человек...

После того как все были убиты, молодой мужчина положил в сторону лом, пошел за аккордеоном и взобрался на лежавшие рядом тела убитых. Став на гору, он заиграл литовский национальный гимн. Поведение стоявших вокруг гражданских лиц, среди которых были женщины и дети, было невероятным - после каждого удара ломом они аплодировали, а когда убийца заиграл литовский гимн, толпа подхватила его».

Судя по описанию, участники и зрители массового убийства евреев в гараже «Летукис» воспринимали расправу как национальное празднество или как патриотический акт.

Затем насилие перекинулось на другие районы Каунаса; всего с 26 по 30 июня в Каунасе было убито еще 2300 евреев. Большинство жертв были расстреляны «белоповязочниками» в 7-м форте.

Вот что вспоминал о тех днях раввин Эфраим Ошри, преподаватель ешивы Слободка:

«Вечером в среду литовские фашисты в сопровождении толпы любопытных вошли в еврейскую часть Вилиямполе с топорами и пилами. Начав с ул. Юрбарко, они ходили от дома к дому, от квартиры к квартире, от комнаты к комнате и убивали каждого еврея на своем пути, старого или молодого».

23 июня в Литве почтили память жертв в Райняй, а 26 - в Правенишкесе, где были расстреляны арестованные накануне войны.

Помимо этих событий, состоялась, к примеру, научная конференция, приуроченная к 70-летию Июньского восстания, открытие выставки «70 лет восстания» в Музее военной истории имени Витаутаса Великого, траурные мессы в костелах, возложения цветов к могилам участников восстания и его руководителей.

Даже дальше государства в деле возвышения истории Июньского восстания пошел Каунасский технический университет имени Витаутаса Великого, в стенах которого до октября будет работать выставка «Жертвенность и смелость не могут быть забыты», посвященная как раз Июньскому восстанию литовского народа 1941 года против Красной армии.

Не стоит, наверное, упоминать, что во всех упомянутых мероприятиях принял самое активное участие весь политический истеблишмент во главе с главным борцом, президентом, спикером Сейма и приписными.

О спикере Сейма

Кстати, о спикере Сейма.

Давно и не нами подмечено, что госпожа Ирена Дягутене с трепетом относится к сомнительной военной истории, превознося отдельных участников событий и стыдливо не вспоминая о других, вспоминать о которых политику такого ранга как бы и неудобно.

В описываемые дни председатель литовского парламента Ирена Дягутене заявила, что мероприятия, посвященные 70-летию Июньского восстания 1941 года, когда жители Литвы оказали вооруженное сопротивление отступающим от советско-германской границы частям и подразделениям Красной армии, - это «возможность всем лучше узнать важные и порой трагические аспекты литовской истории».

Слова из уст спикера Сейма прозвучали после вильнюсской премьеры фильма «Восстание порабощенных» - одного из мероприятий обширной программы, адресованной 70-летию со дня восстания. Популярный политик поблагодарила создателей фильма за «проявленную смелость, художественное мастерство и четкую гражданскую позицию», проявленные в ходе работы над кинолентой.

«Очень важно, чтобы люди Литвы лучше знали историю новейшего периода страны, поскольку таких знаний не хватает и молодым, и людям старшего возраста», - сказала Ирена Дягутене. Она выразила надежду на то, что «благодаря фильму историю Литвы лучше поймут и иностранцы, у которых пока смутные представления о ней».

К слову, председатель парламента и популярный политик не жалела в своем выступлении комплиментов, утверждая, что кинолента «Восстание порабощенных», вне всяких сомнений, исключительно важный вклад в литовскую культуру, историю и воспитание патриотизма».

Между тем создатели фильма заявили, что целью их работы не было желание отобразить само восстание в его деталях. Они стремились «больше внимания уделить причинам восстания и мироощущениям людей, которых объединила идея сопротивления советским оккупантам».

Ни слова о восстании

Как бы вы ни старались, найдете не много материалов о подготовке и ходе восстания в Литве. Тому, кто хоть в малой степени знаком с историей различных восстаний в разных странах в годы Второй мировой войны, странно слышать, что историческая память не сохранила ни одного сколь-нибудь громкого боя против частей и подразделений Красной армии, хотя, по утверждению исследователей, «только в окрестностях Каунаса действовало несколько десятков повстанческих отрядов, участники которых называли себя «партизанами».

Исторические взгляды на превозносимые сегодня официальным Вильнюсом события, происходившие на территории Литвы 22-28 июня 1941 года, ныне объединенные в формат Июньского восстания, разнятся. Некоторая искусственность события присутствует и в том, что в исторической памяти граждан Литвы не осталось никаких сколь-нибудь значимых событий, связанных с восстанием. Чаще иного вспоминается «пулемет, установленный на башне каунасского костела, из которого расчет вел огонь по подразделениям и одиночным бойцам, отступавшим из города через мост на Нямунасе».

Об этом корреспонденту «ЛК» три года назад рассказала Лариса Филипповна Страдалова, которая подростком двенадцати лет вместе с матерью уходила из Мариямполе через Каунас в сторону Панявежиса и далее на Резекне и Псков. Отец Ларисы Страдаловой был в 1941 году пехотным лейтенантом, служил непосредственно на границе с Германией в районе местечка Калвария, где и пропал без вести.

«Когда вместе с другими беженцами мы с матерью пришли в еще не занятый немцами Каунас, в городке, где жили семьи комсостава Красной армии, увидели жутчайшую картину: всюду валялись истерзанные, замученные тела женщин и детей. Это были члены семей военнослужащих, над которыми кровавую расправу вершили «белоповязочники» из числа восставших», - вспоминала Лариса Страдалова.

«Более страшной картины за годы войны мне не приходилось видеть, хотя много лет мы с мамой жили под немецкой оккупацией в деревне недалеко от Пскова, где тоже насмотрелись немало ужасов войны», - утверждает свидетельница только одного фрагмента Июньского восстания, якобы бурлившего в Литве 22 июня 1941 года.

Другой взгляд

Хоть так крути, хоть эдак, все равно от «восстания» явно попахивает антисемитским душком. И что это за патриоты, которые вроде бы изгоняют со своей земли одних оккупантов - Красную армию (хотя юридически армию можно назвать лишь инструментом), и тут же расчищают дорогу другим оккупантам - Германии, у руля которой стоит фюрер, растоптавший независимость большинства европейских государств.

Концы плохо сходятся с концами. Об этом открыто заявил лидер Социалистического народного фронта Литвы Альгирдас Палецкис, предложивший «отозвать все мероприятия, связанные с юбилеем Июньского восстания, поскольку оно было не естественным проявлением патриотизма, а хорошо спланированной диверсией, во главе которой стояли спецслужбы германского генерального штаба».

Политик утверждает, что «восстание было всего лишь совместной диверсией немецких нацистов и их литовских поклонников и помощников, призванной облегчить продвижение вермахта в глубь СССР».

«Это попытка продемонстрировать преемственность фашистских, антисемитских, ксенофобских традиций, - заявил Альгирдас Палецкис. - Достаточно лишь ознакомиться с рапортом, который представил в Берлин Ляонас Прапуленис, в котором выражаются абсолютные симпатии восставших фюреру и нацистским идеалам. В рапорте сказано, что восстание облегчило победный марш немецкой армии».

«Зоологический антисемитизм, продемонстрированный в эти дни по отношению к еврейскому населению Литвы, лучше всего иллюстрирует цели якобы восставших против Красной армии. Можно утверждать, что у подавляющего большинства участников событий 22 и 23 июня в Литве руки по локоть в крови. И это кровь невинных, безоружных, беззащитных и деморализованных людей, которые в тот момент просто не были готовы к какому-нибудь сопротивлению».

Альгирдас Палецкис призвал истинных патриотов Литвы решительно отмежеваться от взглядов правящей камарильи, ничего общего не имеющих с историей.

Кто у микрофона?

Возникает законный вопрос - а к кому обращается Палецкис. «Правильные» взгляды на историческое прошлое недавно в Литве укоренились так прочно, что скоро граждан, думающих иначе, будут сажать без суда и следствия. А те, кто пытается публично говорить иначе - расстреливать или убивать ломами по затылку.

Между тем жуткие факты остаются фактами.

Две страны Балтии - Литва и Латвия - поставили мрачный рекорд во время Второй мировой войны. В этих странах с 1941 по 1945 годы было убито около 95% евреев, проживавших в них перед войной: в Латвии более 85%, а в Литве 95%. Коренное еврейство Балтии было фактически уничтожено.

Прибалтийские страны были захвачены немцами быстро: в Каунасе и Вильнюсе немецкие войска были уже к вечеру 24 июня 1941 года, 26 июня были оккупированы Шяуляй в Литве и Даугавпилс в Латвии, 1 июля - Рига. К 7 июля любое сопротивление остатков частей и подразделений Красной армии было прекращено.

Молодой литовец рядом с телами своих жертв-евреев. Он забивал их ломом, который держит в руке. Каунас, Литва. 27 июня 1941

Самый кровавый погром за все лето 1941 года состоялся в Каунасе: по оценке немцев, с 24 по 30 июня 1941 года здесь было убито 3500-4000 евреев.

До сих пор неясно, кому принадлежала инициатива погрома. Часть историков приписывает ее журналисту Альгирдасу Климайтису, который прибыл в Каунас утром 25 июня вместе с передовой командой айнзацгруппы А. По одной из версий событий, Шталекер, командир айнзацгруппы А, предложил литовцам - Климайтису и еще нескольким лидерам «партизан», чтобы они направили свои усилия не только против коммунистов, но и против евреев.

И вот здесь начинается настоящая история Июньского восстания 1941 года.

Из воспоминаний раввина Эфраима Ошри, преподавателя ешивы Слободка:

«Вечером в среду (25 июня) литовские фашисты в сопровождении толпы любопытных вошли в еврейскую часть Вилиямполе с топорами и пилами.

Начав с улицы Юрбарко, они ходили от дома к дому, от квартиры к квартире, от комнаты к комнате и убивали каждого еврея на своем пути, старого или молодого».

Борис БЕРГ.
Фото из трофейных военных архивов.

По Договору о передаче Литовской Республике города Вильно и Виленской области между Советским Союзом и Литвой от 10 октября 1939 года часть Виленского края и Вильно были переданы Литовской Республике.
27 октября 1939 года в Вильно вошли части литовской армии, а 28 октября церемония встречи литовских войск была проведена официально.

Бойцы РККА и литовской армии.

После того, как Литовская республика была присоединена к СССР, 17 августа 1940 г. из частей бывшей литовской армии был сформирован 29-й литовский территориальный стрелковый корпус (Raudonosios darbininkų ir valstiečių armijos 29-asis teritorinis šaulių korpusas), 179-я и 184-я стрелковые дивизии. Всего солдатами и офицерами Красной Армии стало 16 000 литовцев.

На основании данной директивы Командующий округа издал приказ № 0010 от 27 августа 1940 года, где за пунктом 10 было указано:

"Оставить личному составу стрелковых территориальных корпусов форму одежды, существующую в Народных армиях, сняв погоны и введя знаки различия начальствующего состава Красной Армии".
Таким образом, у солдат и офицеров сохранялась форма довоенной литовской армии - только вместо погонов были введены петлицы РККА, шевроны и другие знаки различия, принятые в тот период в Красной армии.

Капитан Иероним Сабаляускас. Слева с литовскими знаками различия, а справа уже с советскими.

Лейтенант Брониус Пупинис, 1940 г.

Лейтенант Миколас Орбакас. На пуговицах мундира довоенный герб Литвы "Витис", а на воротнике советские петлицы.

Литовский капитан нашил петлицы РККА.

Литовский лейтенант РККА.

Литовцы принимают присягу.

Офицеры 29-го литовского корпуса.

Слава Сталину! Литовцы славят Вождя. 1940 г.

Литовские генералы РККА.

С началом вторжения германских войск на территорию СССР 22 июня 1941 г. в 29-м Литовском территориальном стрелковом корпусе РККА начались убийства командиров (не литовцев) и массовое дезертирство.
26 июня советские войска были вытеснены германскими войсками с территории Литвы. Из 16 000 военнослужащих 29-го Литовского территориального стрелкового корпуса с частями Красной армии отступили только 2000 человек. К 17 июля 1941 г. остатки корпуса отошли к Великим Лукам. 23 сентября 1941 г. 29-й Литовский территориальный стрелковый корпус был расформирован.

Июнь 1941 г.

Встреча немецких войск.

Литва. г. Вильно. Июль 1941

Литовская милиция Ковно июль 1941 года.

Каунас, Литва, июнь-июль 1941. Литовские полицейские конвоируют евреев в Седьмой форт, служивший местом массовых убийств.

На начало августа 1941 г. в Литве находились группы советских подпольщиков общей численностью в 36 человек под командованием Альбертаса Слапшиса (AlbertasSlapšys). В том же месяце на Шауляйской нефтебазе подпольщики выпустили 11 000 тонн горючих и смазочных материалов в реку Вийолку.

5 сентября под Каунасом советские партизаны атаковали и сожгли склад с продовольствием. В том же месяце все подпольщики были арестованы или убиты.

Казненные партизаны. Вильнюс. Осень 1941 г.

А органы ГБ НКВД расстреляли заключенных в Паневежисе.

Немцы начали формировать подразделения из литовцев.

Из литовских националистических формирований было создано 22 стрелковых батальонов самообороны (номера с 1-го по 15-й с 251-го по 257-й), т. н. "шутцманшафтбатальоны" или "Шума", каждый численностью 500-600 человек.

Общая численность военнослужащих этих формирований достигала 13 тысяч, из них 250 были офицерами. В районе Каунаса все литовские полицейские группы Климайтиса были объединены в батальон "Каунас" в составе 7 рот.

Летом 1944 года, по инициативе двух литовских офицеров, Ятулиса и Чесны, из остатков литовских батальонов вермахта была сформирована "Армия обороны отечества" (Tevynes Apsaugos Rinktine), которой командовал немец, полковник вермахта и кавалер Рыцарского креста с бриллиантами Георг Мадер.
Туда же собрали и литовских полицаев (шума), "отметившихся" в Вильно, где они уничтожали литовских евреев, поляков и русских в Понарах, сжигавших деревни в Белоруссии, Украине и России. В этом подразделении служил и президент современной Литвы В. Адамкус.

Штандартенфюрер СС Егер докладывал в своем отчете от 1 декабря 1941 г.: "Литовскими партизанами и оперкомандами айнзатцгруппы А было уничтожено с 2 июля 1941 г. 99 804 еврея и коммуниста..."

Литовские полицейские в засаде.

Литовский шуцманшафт был вооружен трофейным советским стрелковым оружием. Униформа представляла собой смесь элементов литовской армейской и немецкой полицейской униформы.
Присутствовала также униформа вермахта. Как и в других национальных частях, использовался нарукавный желто-зелено-красный щиток-нашивка с сочетанием цветов национального флага Литвы. Иногда щиток имел в своей верхней части надпись "Lietuva".

Литовские батальоны принимали участие в карательных акциях на территории Литвы, Белоруссии и Украины, в расстрелах евреев Верхние Панеряй, в расстрелах в IX каунасском форте, где от руки гестапо и их подсобников погибло 80 тысяч евреев, в VI форте (35 тысяч жертв), в VII форте (8 тысяч жертв).
Литовские националисты (отряд под руководством Климайтиса) в течение первого каунасского погрома, в ночь на 26 июня, уничтожили более чем 1500 евреев.

2-й литовский батальон "Шумы" под командованием майора Антанаса Импулявичюса был организован в 1941 году в г. Каунасе и дислоцировался в его пригороде - Шенцах.
6 октября 1941 года в 5 часов утра батальон в составе 23 офицеров и 464 рядовых отбыл из Каунаса в Белоруссию в район Минска, Борисова и Слуцка для борьбы с советскими партизанами. С прибытием в Минск батальон перешёл в подчинение 11-го полицейского резервного батальона майора Лехтгаллера.
В Минске батальон уничтожил около девяти тысяч советских военнопленных, в Слуцке пять тысяч евреев. В марте 1942 года батальон выбыл в Польшу и его личный состав использовался в качестве охраны концлагеря Майданек.
В июле 1942 г. 2-й литовский охранный батальон участвовал в депортации евреев из Варшавского гетто в лагеря смерти.

Литовские полицейские из 2-го батальона Schuma ведут на казнь белорусских партизан. Минск, 26 октября 1941 г.

В августе-октябре 1942 года литовские батальоны располагались на территории Украины: 3-й - в Молодечно, 4-й - в Сталине, 7-й - в Виннице, 11-й - в Коростене, 16-й - в Днепропетровске, 254-й - в Полтаве, а 255-й - в Могилеве (Белоруссия).
В феврале-марте 1943 года 2-й литовский батальон участвовал в проведении крупной антипартизанской акции "Зимнее волшебство" в Белоруссии, взаимодействуя с несколькими латышскими и 50-м украинским шуцманшафтбатальонами.
Помимо уничтожения деревень, подозреваемых в поддержке партизан, производились расстрелы евреев. 3-й литовский батальон принимал участие в антипартизанской операции "Болотная лихорадка "Юго-Запад", проводившейся в Барановичском, Березовском, Ивацевичском, Слонимском и Ляховичском районах в тесном взаимодействии с 24-м латышским батальоном.

Солдаты 13-ого литовского батальона который дислоцировался в Ленинградской области.

Солдаты 256-ого литовского баталиона около озера Ильмень.

26 ноября 1942 г. по постановлению Государственного комитета обороны СССР был создан Литовский штаб партизанского движения во главе со Антанасом Снечкусом ((Antanas Sniečkus).

Партизанки отряда "Смерть оккупантам" Сара Гинайте-Рубинсон / Sara Ginaite (Rubinson) (1924 г.рожд.) и Ида Виленчук (Пиловник) / Ida Vilenchuk (Pilovnik) (1924 г.рожд.)
Партизанский отряд "Смерть оккупантам" принимал участие в освобождении Вильнюса, действуя в юго-восточной части города.

К 1 апреля 1943 г. на территории генерального округа "Литва" (Generalkommissariat Litauen) действовали 29 советских партизанских отрядов общей численностью в 199 человек. Личный состав отрядов состоял почти полностью из евреев, бежавших в леса (прежде всего в Рудницкую пущу) из гетто и концентрационных лагерей.
Среди командиров еврейских партизанских отрядов выделялись своей активностью Генрих Ошерович Зиманас и Абба Ковнер (Abba Kovner). К лету 1944 г. в еврейских партизанских отрядах находилось до 700 человек.

Абба Ковнер

Партизанский патруль. Вильнюс, 1944 г.

18 декабря 1941 г. по просьбе ЦК КП(б) Литвы и правительства Литовской ССР Государственный комитет обороны СССР постановил начать формирование 16-й Литовской стрелковой дивизии (16-oji Lietuviškoji šaulių divizija).
К 1 января 1943 г. 16-я Литовская стрелковая дивизия насчитывала 10 250 солдат и офицеров (литовцев - 36,3%, русских - 29%, евреев - 29%). 21 февраля 1943 г. 16-я Литовская стрелковая дивизия впервые вступила в бои у Алексеевки в 50 км от города Орел. Ее атаки не имели успеха, дивизия понесла большие потери и 22 марта была отведена в тыл.

Пулеметчица 16-й Литовской стрелковой дивизии Е. Сергеевайте в бою под Невелем. 1943 г.

С 5 июля по 11 августа 1943 г. 16-я Литовская стрелковая дивизия приняла участие в оборонительных, а затем наступательных боях Курской битвы, где понесла большие потери (4000 убитых и раненых) и была отведена в тыл.
В ноябре 1943 г. 16-я Литовская стрелковая дивизия, несмотря на большие потери (3000 убитых и раненых), отразила наступление германских войск южнее Невеля.

Красноармейцы из 16-й литовской дивизии, июль 1944-го.

В декабре 1943 г дивизия в составе 1-го Прибалтийского фронта участвовала в освобождении города Городок. Весной 1944 г. 16-я Литовская стрелковая дивизия вела боив Беларуси, под Полоцком. 13 июля 1944 г. советские войска, в числе которых находилась литовская дивизия, освободили Вильнюс.

Расчет Максима пересекает улицу Вильнюса.

Немецкие солдаты сдаются в плен в Вильнюсе.

С августа 1944 г. с территории Литвы начался призыв в Красную армию. Всего за август 1944 г. - апрель 1945 г. было призвано 108 378 человек.
В связи с этим число литовцев в 16-й Литовской стрелковой дивизии выросло с 32,2% на 1 июля 1944 г. до 68,4% по состоянию на 27 апреля 1945 г. В сентябре - октябре 1944 г. 16-я Литовская стрелковая дивизия отличилась в боях под Клайпедой, за что в январе 1945 г. получила название "Клайпедской".

1-й секретарь ЦК КП(б) Литвы Антанас Снечкус (слева) среди бойцов 16-й Литовской стрелковой дивизии. Клайпеда, 28 января 1945 г.

Феликс Рафаилович Балтушис-Жемайтис генерал-майор, бригадный генерал Литовской народной армии, преподаватель Военной академии им. Фрунзе и Академии Генштаба, кандидат военных наук, доцент, в 1945-47 гг. руководитель курсов усовершенствования высшего командного состава Советской Армии.

Генерал-лейтенант литовец Vincas Vitkauskas.

В Литве появились "лесные братья" или как их называли местные просто "лесные".

До 1947 года Армия Свободы Литвы была фактически регулярной армией - с штабом и единым командованием. Многочисленные подразделения этой армии в 1944-1947 гг. часто вступали в открытые и окопные бои, используя ею созданные в лесах укрепрайоны, с регулярными частями РККА, НКВД и МГБ.
По архивным данным, всего в литовском партизанском сопротивлении советскому строю, за годы послевоенной партизанской войны в 1944-1969 г., в Литве участвовало около 100 тыс. человек.

По советским данным, "лесные братья" в Литве уничтожили более 25 тыс. человек. В основном это были литовцы, которых убили за сотрудничество (реальное или мнимое) с советской властью вместе с семьями, близкими, порой с малолетнимим детьми. По словам Миндаугаса Поцюса, "Если коммунисты партизан демонизировали, то сегодня они, можно сказать, ангелизируются".

Весомый удар по подполью был нанесен в 1949 году в результате особенно массовой депортации т. н. кулаков. Тогда была выбита социальная основа из-под партизанского движения. После этой точки 1949 года оно идёт на спад.

Убитых "лесных братьев" фотографировали с оружием для предъявления судебным органам. 1945 г.

Фактический конец массовому сопротивлению положила амнистия 1955 года, но отдельные литовские партизанские отряды продержались до 1960 г., а отдельные вооружённые партизаны - и до 1969 г., когда погиб в бою со спецгруппой КГБ последний известный литовский партизан Костас Люберскис-Жвайнис (1913-1969).
Ещё один легендарный партизан Стасис Гуйга - "Тарзанас" (боец отряда Григониса-Пабяржиса, дружины Тигра, округа Витаутаса). Он умер от болезни в 1986 году, в деревне Чинчикай Швенченского района, у Онуте Чинчикайте. Всего в партизанском подполье он пробыл 33 года, с 1952 г.

Значки, эмблемы и шевроны Литовской освободительной армии.

А Литва шла по пути социализма.

Советская Литва. Клайпеда и Неринга. Советские цветные фото: http://www.kettik.kz/?p=16520

Латвия и Литва: от советской "заграницы" до задворок Евросоюза: http://ria.ru/analytics/20110112/320694370.html

Проводимые советским руководством и местными коммунистами в 1940 - 1941 гг. в Литве социально-экономические реформы, сопровождавшиеся массовыми репрессиями со стороны органов госбезопасности СССР и гонениями на католицизм, вызвали резкое неприятие значительной части населения республики. Вторжение германской армии в СССР расценивалось им как акт национального освобождения. В то же время, в отличие от латышей и эстонцев, литовцы не считались германскими нацистами безупречными союзниками. Их культурно-историческая близость к полякам и истовый католицизм (т.е. верность Римскому Престолу) стали для германских властей условием введения в Литве боле жёсткого оккупационного режима, чем в Эстонии и Латвии. Таким образом, Германия не ставила своей задачей восстановление литовского государственного суверенитета, что определяло весь алгоритм действий оккупационных властей. В свою очередь, литовская общественность не пыталась противодействовать этому вооружённым путём, считая своим основным врагом Советский Союз.

22 июня 1941 г. в 29-м Литовском территориальном стрелковом корпусе РККА начались убийства командиров (не литовцев) и массовое дезертирство: из 16 000 с частями Красной армии отступили 2000 человек. По всей территории Литвы началось восстание, возглавленное членами Фронта литовских активистов (Lietuvos Aktyvistų Frontas ). Повстанцы (около 100 000 человек), сформировавшие «отряды самообороны», взяли под свой контроль железные дороги, мосты, центры связи, склады продовольствия и снаряжения, а также заняли оставленные советскими войсками населённые пункты. Население литовских городов и сёл встречало германские войска как освободителей.

Литовские крестьянки радостно встречают германских солдат. Июнь 1941 г.

Юозас Амбразявичюс

Стасис Жакявичюс

Казис Шкирпа

23 июня вооружённые формирования Фронта литовских активистов, завязав бои с отступавшими частями Красной армии, заняли Вильнюс и объявили по Каунасскому радио о создании Временного правительства Литвы (Lietuvos laikinoji Vyriausybė ). Премьер-министром нового правительства стал профессор филологии Каунасского университета Юозас Амбразявичюс (Juozas Ambrazevičius -Brazaitis ). На местах возникли параллельные властные структуры - администрации Временного правительства Литвы и германские военные комендатуры.

Полномочия Временного правительства Литвы не распространялись на Виленский край. В Вильнюсе был сформирован самостоятельный Гражданский комитет Вильнюсского уезда и города (Vilniaus miesto ir srities piliečių komiteta s ) во главе с профессором права Вильнюсского университета Стасисом Жакявичюсом (Stasys Zakevicius ).

В тот же день литовские повстанцы, возглавленные членом Фронта литовских активистов журналистом Альгирдасом Климайтисом (Algirdas Klimaitis ), устроили трёхдневный еврейский погром в Каунасе, в результате которого погибли 4000 человек.

25 июня в Берлине гестапо арестовало главу созданного в Германии в октябре 1940 г. Фронта литовских активистов - бывшего посла Литвы в Германии Казиса Шкирпу (Kazys Škirpa ). До 1944 г. он находился под домашним арестом.

Архиепископ Римско-католической церкви в Литве Иосиф Сквирекас

26 июня советские войска оставили Паневежис и в тот же день были вытеснены германскими войсками с территории Литвы. В боях с частями Красной армии литовские повстанцы потеряли убитыми около 4000 человек.

29 июня Временное правительство Литвы принимает решение о создании в литовских городах еврейских гетто.

В тот же день в Каунасе архиепископ Римско-католической церкви в Литве Иосиф Сквирекас (Juozapas Skvireckas ) заявил о полной поддержке борьбы Германии с большевизмом. Германские власти заявили о своём желании сотрудничать с Римско-католической церковью в Литве.

В тот же день Гражданский комитет Вильнюсского уезда также издал постановление о создании в Вильнюсе еврейского гетто.

Евреи, арестованные литовскими повстанцами. Лето 1941 г.

С июля 1941 г. в строительных котлованах возле посёлка Понары начались массовые расстрелы литовских евреев. Всего к лету 1943 г. здесь было уничтожено около 100 000 человек (евреев, поляков, советских военнопленных).

2 июля 1941 г. Временное правительство Литвы аннулировало все правовые акты, принятые с 15 июня 1940 г., и объявило, что все воссозданные учреждения и службы должны работать на основании законов Литовской республики, принятых до 15 июня 1940 г.

Митрополит Виленский и Литовский Сергий

Пятрас Бабицкас

4 июля митрополит Виленский и Литовский Сергий получил от германских властей разрешение на деятельность в Литве приходов Русской православной церкви, которой были возвращены все права, отменённые летом 1940 г. при вхождении Литвы в состав СССР.

В тот же день архиепископ католической церкви в Литве Иосиф Сквирекас обратился по радио к литовцам с призывом поддержать Германию в её борьбе с большевиками.

9 июля 1941 г. в Каунасе, в здании Военного музея Витаутаса Великого, по инициативе известного литовского поэта и публициста Пятраса Бабицкаса (Petras Babickas ) был организован Музей красного террора, который содержал 160 000 экспонатов (в основном документы, фотографии и т.д.).

23 июля в структурах литовского самоуправления произошёл военный переворот, в результате которого власть в них была захвачена подпольной националистической организацией «Железный волк» (Geležinis vilkas ) во главе с бывшим майором ВВС Литвы Ионасом Пирагюсом (Jonas Pyragius ). Демократические деятели в администрации и полиции были оттеснены радикальными литовскими националистами.

Ионас Пирагюс

Теодор Адриан фон Рентельн

Пятрас Кубилюнас

28 июля германские военные комендатуры в Литве передали свои полномочия германской гражданской оккупационной администрации.

В тот же день в университетах Литвы были восстановлены теологические факультеты.

В тот же день Литва была включена в рейхскомиссариат «Остланд» (Reichskommissariat Ostland ) в качестве генерального округа «Литва» (Generalkommissariat Litauen ). Генеральный округ «Литва» возглавлял доктор философии и бывший руководитель секции торговли и промыслов Германского трудового фронта (Deutsche Arbeitsfront ) германского министерства по делам восточных территорий генеральный комиссар Теодор Адриан фон Рентельн (Theodor Adrian von Renteln ). Его резиденция располагалась в Каунасе.

Литовскую администрацию генерального округа «Литва» возглавил бывший генерал-лейтенант литовской армии Пятрас Кубилюнас (Petras Kubiliūnas ).

30 июля Гражданский комитет Вильнюсского уезда и города издал положение о том, что на территории уезда действуют законы, принятые до 15 июня 1940 г., «если они не противоречат порядкам военного времени».

5 августа 1941 г. Временное правительство Литвы было распущено германскими оккупационными властями. Изданные им законы были аннулированы - в частности, не признавались его акты, отменяющие национализацию земли, а также распускающие колхозы и совхозы. С улиц городов были убраны литовские государственные флаги.

13 августа германскими властями в Литве была учреждена еврейская полиция, которая обязана была поддерживать правопорядок на территории еврейских гетто. Рядовые полицейские были вооружены резиновыми палками, а офицеры - пистолетами и ручными гранатами.

Еврейский и литовский полицейский у входа в гетто Вильнюса.

3 сентября 1941 г. германские оккупационные власти распустили Гражданский комитет Вильнюсского уезда.

25 сентября архиепископ католической церкви в Литве Иосиф Сквирекас встретился с генеральным комиссаром Теодором Адрианом фон Рентельном. На этой встрече стороны договорились о сотрудничестве в борьбе с большевизмом.

В октябре 1941 г. бывшие члены Временного правительства Литвы сформировали подпольную организацию Литовский фронт (Lietuvių frontas ), которая ставила своей целью восстановление литовской государственности, не прибегая к вооружённой борьбе против Германии. В состав Фронта вошли 10 000 человек. Во главе организации встал бывший премьер-министр Временного правительства Литвы Юозас Амбразявичюс. В военизированные отряды Кястус вступили 6000 бывших офицеров литовской армии.

К 29 октября 1941 г. в Литве были уничтожены 71 105 евреев, из них только в фортах Каунасской крепости расстреляно 18 223 человека.

19 ноября 1941 г. германские оккупационные власти в высших учебных заведениях Литвы оставили только медицинские, ветеринарные, агрономические, лесные и технические факультеты.

В ноябре 1941 г. германские оккупационные власти сформировали Почётный комитет (Garbės komitetas ), куда вошли ректоры литовских университетов, известные деятели культуры, главы католической, протестантской и православной общин Литвы. Комитет исполнял консультативно-совещательные функции при германской администрации.

В ноябре 1941 г. отряды литовской самообороны были реорганизованы германскими оккупационными властями в литовскую вспомогательную полицию. Всего к 1944 г. было сформировано 22 литовских полицейских батальона общей численностью в 8000 человек. Кроме Литвы данные батальоны несли охранную службу и участвовали в антипартизанских и карательных акциях в Ленинградской области, в Белоруссии, на Украине, в Польше, в Италии, во Франции и Югославии, а также использовались германским командованием на различных участках Восточного фронта. Всего же в 1941 - 1944 гг. в различных литовских полицейских формированиях служили 20 000 человек.

Литовские полицейские в Вильнюсе. 1941 г.

17 декабря 1941 г. под руководством Литовского фронта была создана подпольная Литовская освободительная армия (Lietuvos laisvės armija ), которая не предпринимала активных действий против германских властей и вермахта, а поставила своей задачей укрепление своей организации и накопление сил для дальнейшей борьбы за независимость Литвы.

26 января 1942 г. Музей красного террора организовал тематические выставки в различных городах Литвы. До октября того же года их посетили 500 000 человек.

Всего к концу января 1942 г. в результате массовых казней, смерти от холода и голода в Литве погибло 185 000 евреев (80% жертв «холокоста» в Литве). Остальные евреи были заключены в гетто. На данный период в гетто Вильнюса было около 20 000 евреев, Каунаса - 17 000, Шяуляя - 5000, Свенцян - около 500 человек.

В январе - июле 1942 г. в Литву по германской программе переселения прибыло 16 300 немецких колонистов. Всего к 1944 г. из Германии и Нидерландов на литовскую территорию переселилось около 30 000 человек.

5 марта 1942 г. по разрешению германских властей был восстановлен Центральный старообрядческий совет, распущенный правительством Литовской ССР в августе 1940 г. Главой Совета стал Борис Степанович Леонов.

7 марта германские власти позволили сформировать литовские органы самоуправления, которые выполняли функции местного администрирования, охраны порядка, управления учреждениями образования и здравоохранения, а также уголовного судопроизводства и организации снабжения германских войск. Литовские суды были не в праве разбирать уголовные дела, касающиеся немцев, и решать вопросы по статьям УК, где наказание превышало бы шесть лет лишения свободы.

1 апреля 1942 г. к генеральному округу «Литва» германские власти присоединили два района Белоруссии, населённых преимущественно литовцами.

18 апреля комиссариат генерального округа «Литва» подчинил деятельность литовской полиции местным органам литовского самоуправления.

В мае 1942 г. в Паневежисе литовская полиция арестовала подпольную группу литовских коммунистов (48 человек). Все члены группы были расстреляны.

Литовские полицейские на Восточном фронте. 1942 г.

6 мая 1942 г. комиссариат генерального округа «Литва» запретил германским гражданским властям вмешиваться в дела литовской полиции.

27 мая была проведена перепись населения генерального округа «Литва», по которой в нём проживало 2,9 млн. человек (литовцев - 81,1%, поляков - 12,1%, русских - 3,0%, белорусов - 2,9%). Литовские евреи, которых в гетто на тот момент насчитывалось около 40 000 человек, в эту перепись включены не были.

26 ноября 1942 г. по постановлению Государственного комитета обороны СССР был создан Литовский штаб партизанского движения во главе со Антанасом Снечкусом. К лету 1944 г. в Литве действовало около 10 000 советских партизан и подпольщиков.

В январе 1943 г. германские власти в лице начальника СС и полиции Литвы бригадефюрера Люциана Высоцкого (Lucian Wysocki ) предприняли попытку организовать из литовских добровольцев легион СС. Однако это мероприятие закончилось неудачей. В ответ германские власти закрыли большинство высших учебных заведений и произвели аресты среди литовской интеллигенции, на которую была возложена ответственность за срыв мобилизационных мероприятий и антигерманскую пропаганду среди молодёжи.

В том же месяце были уничтожены все евреи в гетто Свенцян.

28 января с разрешения немецких властей Центральный старообрядческий совет был реорганизован в Высший старообрядческий совет генерального округа «Литва» во главе с Борисом Арсеньевичем Пименовым.

30 января комиссариат генерального округа «Литва» запретил литовской полиции предпринимать какие-либо действия против германских военнослужащих.

18 февраля 1943 г. германские оккупационные власти постановили возвратить в Литве владельцам всю конфискованную Советской властью в 1940 - 1941 гг. частную собственность.

В ночь с 16 на 17 марта 1943 г. в связи с нежеланием литовской молодёжи вступать в войска СС германские оккупационные власти закрыли Каунасский и Вильнюсский университеты, в которых на тот момент учились 2750 студентов. В числе 48 видных деятелей культуры и науки Литвы гестапо арестовало несколько университетских преподавателей.

К 1 апреля 1943 г. на территории генерального округа «Литва» действовали 29 советских партизанских отрядов общей численностью 199 человек. Личный состав отрядов состоял почти полностью из евреев, бежавших в леса из гетто.

23 июня 1943 г. Каунасское и Шяуляйское гетто Литвы были преобразованы в концентрационные лагеря.

В июле 1943 г. в связи с провалом мобилизационной кампании в Литве германские оккупационные власти запретили в ней деятельность всех политических партий.

8 сентября 1943 г. митрополит Виленский и Литовский Сергий за сотрудничество с германскими властями был отлучен от церкви решением Архиерейского собора Русской православной церкви в Москве.

23 сентября 1943 г. подавляющее большинство жителей Вильнюсского гетто были направлены в трудовые лагеря в Латвию и Эстонию, а старики и дети в Освенцим.

25 ноября 1943 г. был сформирован Центральный Комитет за освобождение Литвы (Vyriausiasis Lietuvos išlaisvinimo komitetas ), объединивший в своём составе националистов, христианских демократов и социал-демократов и действовавший в качестве подпольного правительства Литвы, ориентированного на Великобританию и США. Во главе комитета встал профессор Стефанас Кайрис (Steponas Kairys ). Своей целью Центральный Комитет за освобождение Литвы ставил с помощью США и Великобритании после войны восстановить литовскую государственность.

В феврале 1944 г. литовскими органами самоуправления при поддержке Литовского Фронта была сформирована Местная дружина Литвы (Lietuvos Vietinė rinktinė ), которая получил статус союзника вермахта. Её возглавил литовский генерал Повилас Плехавичус (Povilas Plechavičius ). В корпус из 30 000 литовских добровольцев было отобрано 12 000 человек. Целью Местной дружины Литвы была защита литовской независимости от Красной армии и польской Армии Крайовой.

Литовские добровольцы записываются в Местную дружину Литвы. Март 1944 г.

1 марта 1944 г. в Литве была объявлена всеобщая мобилизация в вермахт. Из литовцев были сформированы строительные части (Litauische Bau-Abteilungen ), в которые вошли 3000 человек.

С 15 марта по 20 сентября 1944 г. во вспомогательные службы ВВС Германии были призваны 1012 литовских юношей.

В апреле 1944 г. части Местной дружины Литвы приняли участие в боях против польских партизан Армии Крайовой, в ходе которых 21 человек был убит и 60 ранено.

28 апреля под Вильнюсом неизвестными был убит митрополит Виленский и Литовский Сергий. По одной версии убийцами являлись служащие гестапо, по другой - советские партизаны.

В мае 1944 г. Местная дружина Литвы была расформирована командованием вермахта в связи с предполагаемой неблагонадежностью её личного состава. Около 100 солдат и офицеров Дружины были расстреляны и ещё 110 отправлены в концлагерь Штутгоф. Генерал Повилас Плехавичус был отправлен в Латвию, в концентрационный лагерь Куртенгоф под Саласпилсом, но затем отпущен и эвакуирован в Германию. Из некоторых частей корпуса были сформированы два полка, которые вошли в Армию обороны отечества (Tevynes Apsaugos Rinktine ) под командованием полковника вермахта Гельмута Медера (Hellmuth Mäder ).

В июне 1944 г. гестапо провело ряд арестов членов Центрального Комитета за освобождение Литвы. Часть руководства Комитета переместилась в Германию и Финляндию. Тем не менее, в Литве сохранились основные структуры организации, которые заранее начали готовиться к партизанской войне против Советской власти.

7 октября 1944 г. советские войска в бою у села Папиле нанесли поражение Армии обороны отечества, уцелевшие солдаты и офицеры которой частью отступили с вермахтом в Восточную Пруссию, частью присоединились к отрядам «лесных братьев» (miško broliai ), продолжив вооружённую борьбу с Красной армией на территории Литвы. Отступившие в Восточную Пруссию литовцы были зачислены в состав германской армии и наряду с другими европейскими добровольцами принимали участие в обороне Берлина. Еще три литовских полицейских батальона были блокированы советскими войсками в Курляндии и вместе с германскими войсками оказывали вооружённое сопротивление до мая 1945 г.

К 22 октября Красная армия полностью освободила территорию Литовской ССР от германских войск.

За период германской оккупации 1941 - 1944 гг. в Литве погибло более 370 000 местных жителей (из них 220 000 евреев) и 229 000 советских военнопленных; около 160 000 человек были вывезены на работу в Германию.

Гитлеровская оккупация в Литве. Вильнюс, 1966.
Станкерас П. Литовские полицейские батальоны 1941 - 1945 гг. М., 2009.
Трагедия Литвы. М., 2006.

Воспоминания младшего лейтенанта Виктора Лапаева, случайно обнаруженные в сети интернет, интересны по многим причинам. В первую очередь, это свидетельства очевидца первых дней войны, участника неудачного боя за Каунас и военнопленного лагеря на VI форту Ковенской крепости (автор называет форт восьмым, но это ошибка). Подробности всех событий поистине уникальны - таких фактов не встретишь в официальных документах, а их достоверность вряд-ли вызывает сомнения. Из всей книги я отобрал то, что касается истории Литвы, остальное вы можете прочитать по ссылке . Сначала прочитайте это, завтра выложу вторую часть и позволю себе немного прокомментировать отдельные примечательные эпизоды.

Я принял взвод десятого июня 1941 года, а семнадцатого, год в год после прихода в Даугавпилс, мы снялись.
Вся наша дивизия двинулась в западном направлении. Двигались только по ночам, днем стояли в лесах. Ребята говорили: «Очень неспокойно на границе». Я бы не сказал, что мы были «застигнуты врасплох».
Двадцать первого вечером прибыли за Мариамполь, в шестидесяти километрах от границы. Легли спать. Я спал в маленькой палатке с сержантами Головиным и Клименко.
Двадцать второго июня, где-то в половине четвертого мы проснулись от гула авиационных моторов. Мощный, прерывистый гул: У-у-у… Только рассветало, стоял туман.
Я говорю: «Ребята, не наши самолеты». Слышим далекие взрывы. Это бомбили Каунас.
Через полчаса нас подняли по тревоге. Выступает командир дивизиона капитан Потлань: «У многих из нас тревожное состояние. Это наша авиация проводит учения». И мы пошли по палаткам. Но уже не спали.
В семь часов подъем. Я в трусах забежал в ручей по яйца и чищу зубы, полотенце на шее. Вдруг боевая тревога: «Та-та-та!».
Оделся. На мне еще лычки младшего сержанта: приказ на младшего лейтенанта не пришел.
Приехал майор, встал на зарядный ящик: «Фашистская Германия объявила нам войну».
Нам выдали карабины, пополнили зарядные ящики бронебойными снарядами. У всех большой подъем – разгромим! Получили команду вернуться за Мариамполь и занять оборону по обе стороны дороги Пруссия – Каунас. Окопались, ждали танки.
Весь день 22-го простояли здесь.
Утром 23– го узнали, что немец обошел нас и надо отходить к Каунасу.
Мы отступили на шестьдесят километров к Каунасу.

Вечером 23-го получили приказ отойти за Каунас. Часов в десять-одиннадцать вечера шли через город. Немец освещал Каунас фосфорными ракетами. Народ молча стоял на тротуарах, многие трясли кулаками. Колонну обстреляли из пулемета. Сквозь тент убило одного бойца. Утром мы его хоронили. Потлань сказал: «Это первая жертва войны!»
Наша дивизия заняла оборону в семнадцати километрах за Каунасом, под волостным местечком Кормилово, по направлению к Вильно.
Мы встали на поле высокой ржи. Июнь месяц – рожь начала уже колоситься. Сзади, за перелеском, стояли наши 211-й и 212-й гаубичные артполки на конной тяге. Противотанковые пушки – по обе стороны дороги на Каунас. Немцы стали бить по артполкам за нами, потом перенесли огонь на коновязи. Лошади частью были побиты, остальные разбежались. Огонь корректировала «рама». Она висела над нами, вся в зенитных разрывах. Потом немцы перенесли огонь на нас. Я мгновенно выкопал окоп сантиметров в семьдесят глубиной. Бьют немецкие пулеметы, пули шелестят во ржи. Рожь всю скосило. Через пятнадцать минут от поля нечего не осталось. Оно стало перекопанным и черным. Лежишь, как на футбольном поле.
Дивизия получила приказ отбить Каунас. Нас всех подняли в атаку. Очень страшно оторваться от земли. Но немцы отошли, не приняв боя.
Вся дивизия вышла на дорогу и двинулась колонной на Каунас. Внезапно нас накрыло страшнейшим минометным обстрелом. Мы залегли по кюветам. Пушки и весь обоз остались на дороге. Немцы устроили полный разгром.
Дорога километра на три-четыре была забита повозками, орудиями, мертвыми лошадьми.
Виктор яростно ощерился, завалился спиной на диван, выставил локти и колени: «Мертвые лошади лежат вот так – ноги кверху».
Дивизия сгрудилась на выходе дороги из леса. Обнаружилось, что наш мехдивизион совершенно не пострадал. Меня вызвал Потлань:
– Виктор, поедешь в распоряжение пехотного батальона, будете с ним охранять мост.
Я со своими двумя орудиями отправился на тягачах километров за десять-пятнадцать. Нашел комбата. Дорога от нас шла на мост через ручей и поднималась в гору к деревне, где были немцы. Мы поставили пушки по нашему склону по обе стороны дороги.
Сначала было тихо, потом из деревни начался пулеметный обстрел. Сверху посыпались листья, посеченные пулями. Комбат приказал подавить пулеметы. Мне показалось – стреляют из одного дома, и мы подожгли его. На дороге появились немцы на велосипедах, человек тридцать. Немного не доехали до моста – по ним застрочили наши пулеметы. Я приказал открыть огонь осколочными. Выстрел, всблеск…, видишь – немец падает, раскинув руки. Потом приходит звук разрыва. Немцы попрятались по кюветам, мы их обстреливали некоторое время, потом стало тихо.
Это был первый и последний раз, когда я стрелял на войне.
Потом прибегает связной из батальона: «Что вы сидите! Вас обошли справа! Пехота ушла!» А мы никак не можем впятером выкатить к тягачам пушку: пятьсот килограммов, провалилась в жижу до осей. Вдруг над нами, на насыпи дороги возник на мотоцикле командир батареи Эфест. До сих пор не понимаю, откуда он появился и тут же исчез. Культурнейший человек, со всеми только на «Вы», ударил по нам крепчайшим матом:
– Лапаев! Ты что тут ковыряешься!…
Мы на миг остолбенели и выхватили пушку, как пушинку. Попрыгали на тягачи, покатили в Яново, на переправу через реку Вилию.
Яново горело, валялись трупы людей и лошадей. Мост был разбит. Мы двинулись на переправу у мельницы в Гегужинах, по реке километрах в семи. Там были наведены понтонные мосты для техники, бойцы переходили реку вброд по грудь. Здесь отступало более пятнадцати наших дивизий.
Столпотворение… Командиры с руганью пробивают сквозь переправу свои части. У разметанных деревьев сидит группа из двенадцати-пятнадцати генералов. Растерянные, безучастные. На них никто не обращает внимания. Неделю назад даже один генерал производил сильное впечатление.
По воде и берегу редко и мощно бьет немецкая дальнобойная артиллерия.
Налетели немецкие самолеты. В двух местах разбили мост. Впервые видел воздушный бой. Один «мессер» против наших двух. «Мессер» сразу поджег первый наш самолет, второй стал уходить вдоль реки. «Мессер» спикировал на него и сбил в воду. Это произвело тяжелое впечатление.
Нигде не могу найти своих. Потом мне сказали, что за лесом стоят два тягача. Там стояли два «комсомольца» – все, что осталось от нашего дивизиона. Если бы Потлань не услал меня к пехоте, может быть, погиб бы и я.
Все произошло так. После неудачи под Кормиловом дивизия стала отступать. Двигалась походной колонной, похоже, по той же дороге, что и наступала. Наш дивизион шел в арьергарде. Он был единственным на мехтяге. Немцы, видимо, это знали. В лесу, по обе стороны дороги, стояли их орудия. Они пропустили всю дивизию и прямой наводкой расстреляли дивизион. Ранило Потланя, убило Эфеста. Старшему политруку дивизиона Луценко оторвало ноги. Это был веснушчатый хохол, лет сорока. Ко мне относился, как к сыну. Луценко лежал у переправы на подводе, очень бледный: видно было, что потерял много крови. У нас было с ним тяжелое расставание. Он сказал мне на прощание: «Виктор, ты еще будешь жить, я умру». Я отошел и заплакал.
Раненых часа через три переправили, а наши четыре орудия остались. Налетала немецкая авиация, бомбила. Все время мощные, редкие удары немецкой тяжелой артиллерии.
Переправились только утром 27-го. Двинулись на Свенцяны – Молодечно в надежде пробиться на Минск. В местечке Укмерге кончился бензин. Нам сказали: «В лавочке у еврея достанете». Пошли к нему, отыскали: он прятался в огороде, привели. Я грозил ему револьвером. Он встал на колени: «Нету, пан офицер». В самом деле, откуда быть: прошло слишком много наших войск.
Мы испортили прицелы, выбросили затворы у пушек и оставили всю технику. Двинулись колонной человек под тысячу, во главе с майором.
На одном из перекрестков дороги местные нам говорят: «Вчера на Молодечно прошли немцы. Если поторопитесь, то проскочите на Даугавпилс».
Мы повернули на Даугавпилс и почти бегом одолели одиннадцать километров.
Я бежал босиком, потому что стер ноги.
Выбежали на Игналину за десять километров до Даугавпилса. Встречный белорус сказал нам, что еще вчера в десять утра Даугавпилс взяли немцы. И мы опять повернули на юг, на Свенцяны.
Хотя немцев мы еще не видели, решили, что большой колонной не пробиться. Майор дал команду рассредоточиться.

Мы пошли своей группой: я, Клименко, Головин… – одиннадцать человек. Сделали ошибку: надо было идти на север, на Ригу, а мы пошли на юг, на Старые Свенцяны. Кто пошел на Ригу – пробился и вышел к своим. Я потом в немецких лагерях встречал наших из 23-й дивизии, взятых в плен уже под Ленинградом.
У меня всякий раз начинает болеть сердце, когда я перечитываю печальную повесть о погибели Викторовой 23-й дивизии. Даже я, полный профан в военном деле, вижу всю беспомощность ее действий. Удар в пустоту на ржаном поле под Кормиловом, когда в атаку поднялись все, даже артиллерист Виктор. Ее двукратный разгром при передвижениях по лесным дорогам. Дивизия не представляла, что творится справа и слева от нее, не пыталась прикрыть боковыми охранениями свои походные колонны, не знала, что ждет ее впереди, за полчаса ходу на лесных опушках и переправах.
Сколь дерзко и самоуверенно действовали немцы, не имевшие здесь, судя по всему, значительных воинских соединений. Они хладнокровно и расчетливо уничтожали огнем и маневром грозную военную силу из двенадцати тысяч прекрасно подготовленных, кадровых бойцов. Похоже, немцы не сомневались в том, что дивизия пассивно позволит подвергнуть себя этому растерзанию.
Сколько раз говорилось о неготовности к войне нашего военного руководства, и каждый раз поражаешься этому заново.
Наша группа двигалась ночами, по компасу. Днем стояли в лесу. Вечером подходили вдвоем-втроем к хутору. Постучишься – дают хлеб, картошку, сало. Или скажешь: «Испеките к утру столько-то хлеба». Одни отдавали охотой, другие – неволей: как не отдашь.
Заходим мы вот так в один хутор – я, Андрей Клименко и Сидоров Толька из расчета Андрея. Хозяин, поляк, встретил хорошо. Включил радио. Передавали на русском языке обращение к окруженцам: «Красная Армия разбита. Минск взят. Сопротивляться бесполезно». Жена принесла молоко. Мы пьем, карабины между ног.
Вдруг распахивается дверь – трое вооруженных: «Ранкай вершун!» «Руки вверх» по-литовски – не надо и перевода. Нам связали руки, вывели. Вокруг дома человек пятнадцать с нашими винтовками. На рукавах – красные повязки: литовская полиция. Она заранее подпольно организовалась из кулачья.
Что сталось с восьмерыми, оставшимися в лесу, – неизвестно. Нас троих привезли на подводе в Старые Свенцяны, посадили в чулан. Кормили, поставили парашу, с нами не разговаривали.
Когда дней через десять в чулане напихалось человек двенадцать, литовцы на подводе отвезли всех в Новые Свенцяны и дальше по одноколейке в Каунас. Там литовцы передали нас немцам, в концлагерь, который размещался в 8-м форте Каунасской крепости царских еще времен. Только здесь я и увидел немцев в первый раз вблизи. Это было уже начало августа месяца.
Все это время настроение было подавленное, дух упал, давило чувство обреченности. Угнетали паника и вакханалия первых дней войны, обстрелы, отсутствие нашей авиации. Когда шли малой группой, усугубляло чувство постоянной опасности. Попав в 8-й форт, где было уже около десяти тысяч человек, мы несколько воспряли духом.

Восьмой форт был поперечником метров в триста. Обнесен по периметру колючей проволокой. За ней – ров, выложенный кирпичом, метра четыре глубиной, шириной – метров шесть. Через ров – подъемный мост к центральным воротам. Внутри форта – двухэтажные казематы красного кирпича. Каждый этаж – это длинный, в тридцать-пятьдесят метров, коридор шириной в четыре-пять метров. Вдоль коридора нары в два яруса. Казематы засыпаны с верхом землей, так что издали форт выглядит, как большой холм, поросший кустарником.

В лагере нам сразу же выдали белые матерчатые номера, велели нашить на одежду. Мой номер был 11190, у Андрея Клименко – 11191.
Сами немцы держали только наружную охрану на центральных воротах и в сторожевых будках по внешнему обводу. Все внутреннее управление – полиция, переводчики, повара, врачи – было из пленных. В основном, – хохлы-националисты. Стоит такой вразвалку… К русским они относились плохо.
Кормили дважды в день – утром и вечером. Выдавали жидкую, горячую баланду: картошка, немного крупы. Повар черпаком наливал бурды с полкотелка. Утром в другой очереди выдавали кофе из свекольного суррогата, 200 граммов хлеба и 20 граммов маргарина кусочком в пол спичечного коробка. Хлеб с опилками. В кишках спрессовывается, начинаешь срать – дерет невозможно. Кал будто из одних опилок.
Примерно половина пленных жила в казематах, кому не хватило – жили в норах. Бугор был откосом градусов в сорок пять, в нем рыли норы, накрывали шинелями, насыпали листья. Мы держались вместе с Андреем Клименко. Нам досталась чья-то готовая нора. Я не помню, чтобы мы рыли сами.
В лагере быстро заметили Андрея. Все его звали Цыганом. Он был старше меня на три года. Был уже женат, в Гомеле остался сын. Он почему-то имел ко мне привязанность: может быть, видел меня в деле, как я брал риск на себя. Был он сильный физически, блатной. Его боялись. Подходит очередь Андрея к повару при баланде: «Ты чего, мудак, наливаешь одну жижу? Добавь!» Тот взглянет – ударить черпаком или нет – и черпнет добавки со дна.
Повара жили, как царьки. Играли в карты. Других брали в игру за черпак баланды или за пайку хлеба. Андрей затесался к ним играть в буру. Надолго исчез. Появляется часов в пять вечера. Выпивши. Встал вразвалку: «Ну, хлопцы, живем. Я поваров обыграл». Принес три пары хромовых офицерских сапог. Из полной противогазной сумки пригоршнями вывалил красных тридцаток, из обоих карманов – горстями часов.
С этими деньгами мы купили на лагерном черном рынке две буханки хлеба и картофельных лепешек. На этом рынке можно было купить хлеб, даже яйца, маргарин пачками – видимо, от поваров, махорку – она была в большом дефиците. Все за баснословные деньги. Продукты шли и от внешних работ, куда брали каждый день триста-четыреста человек. Народ шил из шинелей тапочки, их меняли у местных на хлеб.
Купили места в каземате, на первом ярусе. Но сразу поняли, что здесь вся вошь сыплется на тебя. Не спишь. Утром наощупь достаешь из подмышек за раз три-четыре исключительно крупных вши. Тряхнешь рубахой над костром – треск идет. Андрей говорит: «Невозможно». Мы сменялись на второй ярус. Там тоже плохо спать. Народу набито битком, узкий метровый проход между нарами, жара. Так набздят за ночь – задыхаешься. Но это все равно лучше, чем внизу. Хотя и тут вошь заедала. На ночь обязательно над костром прожаривали одежду. Еще повезло, что не было тифа. Дня через три повара вызывают Андрея играть. Возвращается: «Проиграл все. Обыграли сволочи». В карты играла самая лагерная элита. Меня туда не пускали.

Так прожили две-три недели. Холода и голода почувствовать не успели. Стоял конец августа, было тепло. Как раз в это время удалось попасть в команду на торфоразработки в Козлову Руду. Там машина пластами резала торф. Мы вручную должны были переворачивать их для просушки на обратную сторону. Работа нетрудная, но все время согнувшись или на четвереньках
Стояли два барака. Один – длинный, окруженный колючей проволокой. В нем жили мы, человек двести пленных. Маленький барак – на одиннадцать немцев-охранников. Рацион всюду был один и тот же: баланда, суррогатный кофе, маргарин, хлеб. В отличие от лагеря, здесь выдавали сухари из настоящего хлеба.
На работу нас обычно разводили партиями по пятьдесят-шестьдесят человек. Каждую охраняли четыре немца, стоявшие поодаль, по углам места работы. В полдень пленных сгруживали вместе для обеда, и охранники подходили совсем близко. Так проработали с неделю.
Закоперщиком всего у нас был Андрей. Он стал говорить в бараке: «Что, так и будем гнить на этих торфоразработках? Давайте кинемся во время обеда, задушим, заберем оружие. Потом в бараке убьем смену, заберем их оружие и уйдем в лес». Народ согласился. Андрей взрезал себе вену, и его кровью все расписались: «Я, боец армии свободы, клянусь, что в борьбе с врагом не смирюсь и т. д.»
Договорились, что в этот день группы по четыре человека рассаживаются в обед к намеченным конвоирам. По свистку Андрея разом бросаются, разоружают, а при сопротивлении – душат. Андрей должен был как дирижер стоять в середине, у котла.
Немцы были уже беспечны. Обед. Мы разобрали баланду. Я не могу есть от волнения. Андрей дал свист – никто не кинулся…
Пришли в барак. Андрей костерит: «Шлюхи поносные!…» Когда легли спать, он мне шепчет: «Бежим вдвоем». Это было несложно. На следующее утро часов в пять, солнце еще только всходило, мы пошли в уборную. Дождались, когда часовой перешел на противоположную сторону, отогнули проволоку, юркнули и ушли.
Около часа то бежали, то очень быстро шли. Попали в большой малинник. Ягоды – в жизни таких не видал. А мы сильно проголодались. Долго ели – животы раздуло. Легли отдыхать. Вечером двинулись дальше.
Вышли на край леса. Видим – хутор. Там темно: хозяева легли спать. В стороне сарай. Зашли в него, смотрим: мешки с рожью, коса, цеп. Видать, здесь молотили. Андрей мне:
– Бери косу. Ломай. Будет нож.
Отломили конец, обмотали мешковиной. У дома стоит ржавая лейка.
– Бери.
Я отломил носик. Дырка получилась низко.
– Зачем обломил?
Смотрим – в сарае куры. Андрей мне:
– Неси мешок. Клади кур в мешок.
Я засомневался:
– Они же зашумят.
– Дурак! Смотри. – Берет курицу, загибает ей голову под крыло. Те только: – Ко-ко-ко… Положили в мешок пять штук – никакого шума. Оказывается, ночью куры молчат. Андрей за время беспризорничества всему обучился. Отсыпали ржи.
Пошли. Я вел на восток, определяясь по Большой Медведице. У Андрея было четыре класса, он совершенно не мог ориентироваться. Под утро нашли воду, решили подкормиться. В лейке из-за отломленного носика воды удерживалось мало – заткнули дырку палкой. Варили-варили рожь – она все сырая. Андрей отрубил косой на дереве головы трем курам. Я ощипал их. Рубить головы не мог. Бросили всех трех в рожь. Опять варили-варили и все равно не доварили. Соли нет. Я есть не могу.
Двинулись дальше. Лейку бросили: "Черт с ней, найдем еще что-нибудь. И только прошли немного, как начался у нас понос. Сперва у меня, потом у Андрея. Хлещем одной водой через каждые двести метров.
Под вечер наткнулись на огород при хуторе, нарвали моркови и кукурузы. Стемнело, решили идти дорогой: ни одной собаки пока не встретили. Но вскоре услышали сзади разговор: двое ехали на велосипедах. Мы залегли в кювет, думали нас не заметят. Велосипедисты проехали, да, видать, углядели.

Только подходим к деревне, а на нас: «Ранкаю вершун!» Привели в деревню Барберишки, волостной центр недалеко от Алитуса. Разбудили начальника полиции. Тому лет шестьдесят, седая волосатая грудь, похож на медведя. Накинул китель, добродушно ругается, что разбудили: «Все бегаете, не надоело вам, дуракам. Ну, я вам работу найду». И отправил нас на работу в госхоз, бывший совхоз, в километре от Барберишек.
В госхозе на разных сельхозработах было человек тридцать пленных. Убирали снопы в ригу. Охранял один литовец. Мы работаем – он стоит. Кормили хорошо: утром и в обед – жирный суп со свининой. Исключительно кормили. Спали на втором этаже двухэтажной школы. Пленные – в большой длинной комнате. Дверь в нее была не заперта. Влево и вправо от нашей комнаты – уборная и комната охранника. Низ в школе запирался.
Проработав в госхозе три дня, мы с Андреем решили бежать. Вечером в школе связали жгутом обмотки, свои и чужие. Остальные пленные видели все это, молчали. Андрей и тут сразу стал главным. Чуть что – берет за грудь: «Ты, тварь, молчи!»
Вышли в коридор. Андрей приоткрыл дверь к охраннику – тот спит. Одежда на табурете, рядом винтовка. Андрей зашел в комнату, взял китель, винтовку. Я ему шепотом:
– Куда винтовку?
– Пригодится
И мы спустились по обмоткам со второго этажа.
Попались мы после этого побега на второй день. Поймали нас опять литовцы. Подробностей не помню. Кажется, в Довгелишках. Нас поместили в тюрьму уездного города Мариамполь.
В это время немцы выкапывали трупы своих офицеров, погибших при наступлении, чтобы перезахоронить их на центральной площади Мариамполя. Рядовых оставляли на месте, потом, позднее, над ними ставили кресты.
Провиденциальны злоключения, которые история уготовила останкам обер-лейтенантов, гауптманов, майоров, столь нордически необоримо определивших судьбу моего героя:
Фронтовая могила, прощальный залп над нею.
Торжественное перенесение на центральную площадь Мариамполя.
Переход в небытие в 1944 году, когда фронт прокатил обратно на запад, и все немецкие воинские захоронения были стерты с лица земли.
Того гляди, новое воплощение после 1991-го.
Пока же, в 1941-м, литовцы, выполняя приказ новой власти, исхитрялись делать эту тошнотворную работу руками русских пленных.
В тюрьме вместе со мной и Андреем пленных было шесть человек. Ежедневно всех шестерых литовцы вывозили на места фронтовых захоронений. Тюремная охрана была полностью литовская, и на работе нас охраняли тоже литовцы.
Немцы лежали группами по трое-четверо рядовых, с ними – один офицер. У каждого своя могила. Над могилой крест с надписью. Тела лежали на спине, со скрещенными на груди руками, без гробов, завернутые в шинели. Почему-то почти все офицеры были капитаны – гауптманы, как их называли литовцы. В одном месте, районе двух хуторов, на протяжении пары километров выкопали за день разом не то шесть, не то восемь офицеров. Особенно запомнился один гауптман: осклабился, золотые зубы торчат… Вонища страшная, охрана держалась метрах в десяти.
В тюрьме нам опять давали баланду, но мы ее не ели. Мы кормились здесь хорошо на золото с немцев. За одно кольцо повара-литовцы давали кусок сала килограмма на два. Золотые зубы выбивали лопатой или каблуком.
Виктор хищно оскалился, сгорбился по-волчьи, резко, с отвра-щением, пнул каблуком: «Вот так!»
Я зубов не выбивал, был еще доморощенный, переносил все болезненно, относился к таким вещам с содроганием. Потом Андрей меня натренировал. Я стал более жестоким. Андрей умел подавлять всех. Его боялись. Я был при нем на второстепенных ролях.
Через неделю такой работы Андрей решил: «Надо бежать. Охрана туфтовая. Бежим в большие леса. Там спрячемся. Наверняка там есть и наши».
В день, намеченный для побега, мы работали на большом, по-видимому, кулацком хуторе. Один литовский охранник ушел обедать, второй остался при нас. Первый приходит с обеда – осталось только четверо пленных: двое сбежали, не сговариваясь с остальными. Нас выстроили, вышли хозяин хутора, с бородой, выпивший, хозяйка, дети. Один охранник-литовец хорошо говорил по-русски, спрашивает:
– Где двое?
– Не знаем…
Литовцы отошли и стали по-литовски переговариваться. Я как-то понял по их взглядам и выражению лиц, что они решили одного из нас убить – как бы при попытке к бегству, чем и оправдаться за побег тех двоих.
Вызывают меня, пихают в сарай прикладом и ногой.
Хозяин подходит к ним и, как я понимаю, говорит: «Не в моем дворе…»
Хозяйка встала на колени, просит, чтобы не убивали здесь, при детях…
Я все это чувствую, как будто понимаю по-литовски. Страшно перетрусил. Тоже упал на колени, хватаю их за ноги…
Видимо, все это подействовало на охранников. Они построили нас и увезли в тюрьму.

На следующий день литовцы отправили нас на грузовой машине в Каунас и сдали немцам, снова в восьмой форт.
После торфоразработок на Козловой Руде мы опять увидели немцев только в форте.
Это был конец сентября – начало октября. В форте все было по-старому. Но дня через два в нашей жизни произошли такие события.
Баланду выдавали у входов в казематы из походных кухонь. Каждый был внесен в список при своей кухне. Повар наливает баланду, второй – отмечает крестиком номер в списке. У каждого из нас номер нашит на одежде.
В то утро я выскочил в очередь за баландой, забыв на нарах свой немецкий списанный френч, на котором был нашит мой номер. Бежать за ним – еще минут сорок стоять заново. Подошла очередь. Повар не наливает: нет номера. Я прошу: «Ребята, извините, забыл китель». Меня повар ударил черпаком: «Ты что тут путаешься!» А тот, кто ставит крестики, – ногой под жопу.
Откуда– то появился Андрей: «Гад, что ты делаешь!» Взял повара руками за грудь и ударил головой в лицо. Тот -с катушек, закричал: «Караул! Убивают!»
Мы убежали. В каземат было нельзя. Купили нору. Сидим в норе день. Кто-то выдал, и к нам приходят полицейские с повязками, отводят в карцер. В лагерном карцере давали баланду один раз в день и лишали возможности работать в городе. В лагерной полиции вначале было засилие контрреволюции. Сплошь махровые гады. Немцы об этих внутрилагерных делах и знать не знали.
Через три-четыре дня приходит в карцер старший переводчик, парень лет двадцати шести, русый, в хромовых сапогах. Ему подчинялись все – и повара, и переводчики. Прошелся, заложив руки за спину.
– Ну, как, хлопцы, живете?
– Живем, – отвечаем, сидя на нарах.
– Москвичи есть?
– Я – москвич, – откликаюсь.
– Откуда?
С Плющихи, 4-й Ростовский переулок.
Там жила тетя Варя, моя молочная мать.
– Как сюда попал?
Я рассказал ему про оставленный номер и все остальное. Он смотрит надменно:
– Землячок, значит, по-земляцки, – и ушел.
Через час открывается дверь, входит полицай:
– Кто здесь москвич?
Мы молчим.
– Кто здесь разговаривал со старшим переводчиком?
Признаюсь:
– Я.
Полицай протягивает буханку хлеба и пачку маргарина.
Дня через два опять появляется старший переводчик, спрашивает отечески:
– Ну, как – надоело сидеть?
– Надоело, – отвечаем.
– На работу пойдете?
– Пойдем.
Завтра утром займите очередь. Я вас отправлю.
Дал команду – выпустить нас утром из карцера. Утром у ворот твориться невесть что. Толпа желающих на работу. Андрей идет сквозь толпу, как хозяин. Я в жизни видел много волевых людей, но таких больше не встречал. Он смотрел на людей, как Вульф Ларсен у Лондона. Его звали в лагере Цыган, знали и боялись. Похоже, по натуре ему было что человека убить, что клопа раздавить. Там в толпе теснились деревенские лбы, вроде Бородавки. Он дает такому коленом под зад: «А ну, подвинься!… Двинься – я тебе сказал!» Тот оторопеет – Андрей проходит, я – за Андреем, Толя Сидоров – за мной. Мы успели Толю найти. Так прошли почти до самых ворот.
Нас, числом шесть человек, взял на работу немец, гауптман. В очках, белобрысый, чувствовалось, интеллигентный человек. Надо было строить ему персональный гараж. Утром, перед началом работы, часов в десять пригласил нас на веранду, хорошо покормил. В обед опять – картошка с мясом, много хлеба, стопка водки, граммов на сто.
Весь первый день мы копали ямки для столбов. Нас охранял один солдат, сидел весь день на веранде, курил, на нас не глядел. Гауптман остался доволен работой. Хлопал по плечу: «Меншен гут. Завтра придете ко мне». Я изо всех чуть-чуть говорил по-немецки. Работу в первый день кончили часов в пять. Нас опять покормили, без водки, но хорошо.
Мы трое решили на следующий день бежать. Трем чужим об этом не говорили.
На другое утро мы уже стоим у ворот с лопатами и кирками. Их выдавали в форте. Входит гауптман со вчерашним солдатом, охранником. Увидел меня: «А, менш, менш». И мы пошли с ним. Опять нас хорошо покормили в завтрак и в обед. Сначала ел гауптман, что любопытно, – охранник вместе с ним. Потом приглашали нас. Наливали по сто граммов водки. Они много ее захватили. Гауптману мы были, в общем-то, безразличны. Все хлопал по плечу: «Гут, гут».
В этот день мы поставили столбы, стали обшивать их досками. Солдат сидел на веранде, курил.
Стало смеркаться, было часа четыре вечера. Мы незаметно – один, другой, сразу третий проскользнули из двора на улицу и строевым шагом – лопаты и кирка на плечо, Андрей впереди – замаршировали по мостовой, а не по тротуару через центр Каунаса к железнодорожной станции. Ориентируясь по паровозным гудкам, вышли точно на нее уже в густых сумерках, часу в шестом.
Это было примерно десятого октября. В тот год была ранняя зима: через три дня выпал снег.
Виктор расслабился, закурил.
Пользуясь передышкой, уже я рассуждаю:
– Как это просто у вас получилось. Прошли весь город. На станции – мимо немецких жандармов…
Виктор усмехнулся:
– Странный ты человек. Там, в Литве, было мирное время. Фронт ушел к Москве, и остались литовцы. На станции немцев не было, может быть, один комендант. Рисковали встретиться с контролером. Он опознал бы по акценту, сообщил своей литовской полиции. Та поймала бы и передала немцам.