Братья Гримм успели довести свой словарь только до буквы F; закончен он был лишь в 1971 году. . Мало того, что словарь Даля стал необы-чайно важным текстом сам по себе — национальным сокровищем, источником истинно народного слова для поколений русских людей; вокруг него выросла собственная мифология.

2. Каждое слово в названии словаря неслучайно

Титульный лист первого тома первого издания «Толкового словаря живого великорусского языка». 1863 год

Словарь Даля с самого начала был полемическим предприятием— автор противопоставлял его словарям, которые готовились учеными Российской академии (с 1841 года — Академии наук). В знаменитом названии «Толковый словарь живого великорусского языка» читается боевая программа, отчасти расшифрованная самим автором в предисловии.

а) словарь толковый, то есть «объясняющий и растолковывающий» слова на конкрет-ных примерах (зачастую удачный пример подменяет элемент толкования). «Сухим и никому не нужным» определениям академического словаря, которые «тем мудренее, чем предмет проще», Даль противопоставил описания тезау-русного типа: вместо определения слова «стол» он перечисляет составные части стола, типы столов и т. д.;

б) словарь языка «живого», без лексики, свойственной только церковным книгам (в отличие от словаря Академии, который, в соответствии с установ-ками , назывался «Словарь церковнославянского и русского языка»), с осторожным использованием заимствованных и калькированных слов, но зато с активным привлечением диалектного материала;

в) словарь языка «великорусского», то есть не претендующий на охват украин-ского и белорусского материала (хотя, под видом «южных» и «западных» диа-лектных слов, в словарь вошло немало и с этих территорий). Наречия «Малой и Белой Руси» Даль расценивал как нечто «совсем чужое» и непонятное носителям собственно русского языка.

По замыслу словарь Даля — не только и не столько литературный («мертвые» книжные слова составитель недолюбливал), но и диалектный, причем не опи-сывающий какое-то локальное наречие или группу диалектов, а охватывающий самые разные говоры языка, распространенного на огромной территории. При этом Даль, хотя и был этнографом, много путешествовал и интересовался разными аспектами русской жизни, не ездил специально в диалектологи-ческие экспедиции, не разрабатывал анкет и не записывал целых текстов. Он общался с людьми проездом по другим делам (так было записано легендарное замола-живает ) или слушал в крупных городах речь приезжих (так были собраны по-следние четыре слова словаря, по поручению умирающего Даля записанные у прислуги).

Небезызвестную и в наше время методику сбора материала — «за зачет» — описывает в своих мемуарах Петр Боборыкин:

«…ходили к нему [Далю] учителя гимназии. Через одного из них, Л-на, учителя грамматики, он добывал от гимназистов всевозможные поговорки и прибаутки из разночинских сфер. Кто доставлял Л-ну известное число новых присловий и поговорок, тому он ставил пять из грамматики. Так, по крайней мере, говорили и в городе [Нижнем Новгороде], и в гимназии».

3. Даль соcтавил словарь в одиночку

Владимир Даль. Портрет работы Василия Перова. 1872 год

Пожалуй, самое впечатляющее в истории создания словаря — то, как его автор, при этом не профессиональный лингвист, собрал материал и написал все ста-тьи в одиноч-ку. Большие авторитетные словари делали и делают самостоя-тельно не только в XIX веке, в эпоху универсальных талантов, но и во времена, более к нам близ-кие, — вспомним «Словарь русского языка» Ожегова Впрочем, Ожегов очень активно использовал наработки коллективного словаря Ушакова, в подготовке которого участвовал и сам. , «Этимологический словарь русского языка» Фасмера или «Грамматический словарь русского языка» Зализняка. Такие словари, пожалуй, даже более целостны и более удачны, чем громоздкие продукты многоголовых коллек-тивов, у которых проект не ограничен сроками человеческой жизни, никто никуда не торопится, постоянно меняется замысел, кто-то работает лучше, кто-то хуже, и все — по-разному.

Некоторыми внешними источниками, в том числе собранными Академией, Даль все же пользовался (вспомним, как учитель гимназии записывал для него «присловья и прибаутки»), хотя и постоянно жаловался на их ненадежность, старался каждое слово перепроверить, а не перепроверенные помечал знаком вопроса. Тяжесть огромной работы по сбору, подготовке к печати и корректуре материала постоянно вызывала у него прорывающиеся на страницы словаря сетования (см. ниже).

Однако собранный им материал оказался в целом достоверным, достаточно полным и необходимым для современного исследователя; это свидетельство того, какими острыми были его языковой слух и чутье — при всем недостатке научных сведений.

4. Как главное дело Даля словарь был оценен только после его смерти

Даль поздно стал известен как лексикограф: в прозе он дебютировал еще в 1830 году, а первый выпуск первого тома «Толкового словаря живого великорусского языка» вышел только в 1861-м При этом, если взять переплетенный первый том первого издания, то на титульном листе стоит 1863 год. Мало кто знает, что словарь, как и многие другие издания XIX века, выходил отдельными выпусками (имевшими собственные обложки и титульные листы), которые потом переплетались в тома; при этом обложки и титулы выпусков обычно просто выбрасывали, и лишь в немногих экземплярах они сохранились. .

Несмотря на премию, которой был удостоен далевский словарь при его жизни, и обширную полемику в печати, современники, судя по мемуарам, нередко воспринимали интерес к языку и составление русского лексикона лишь как одно из разносторонних далевских талантов и чудачеств. На виду были другие, раньше проявившиеся аспекты его яркой личности — литератор, автор попу-лярных сказок и рассказов из народной жизни под псевдонимом Казак Луган-ский, военный врач, инженер, общественный деятель, эксцентрик, искушен-ный этнограф. В 1847 году Белинский писал с горячей похвалой:

«…из его сочинений видно, что он на Руси человек бывалый; воспо-минания и рассказы его относятся и к западу и к востоку, и к северу и к югу, и к границам и к центру России; изо всех наших писателей, не исключая и Гоголя, он особенное внимание обращает на простой народ, и видно, что он долго и с участием изучал его, знает его быт до малейших подробностей, знает, чем владимирский крестьянин отличается от тверского, и в отношении к оттенкам нравов, и в отно-шении к способам жизни и промыслам».

Вот тут бы Белинскому и сказать о языке далевской прозы, о народных словечках — но нет.

Даль, безусловно, входил в галерею «русских чудаков», «оригиналов» XIX сто-летия, увлекавшихся разными необычными и непрактичными вещами. Среди них были спиритизм (Даль завел «медиумический кружок») и гомеопатия, которую Даль сначала пылко критиковал, а потом сделался ее апологетом. В узком кружке коллег-врачей, который собирался у Даля в Нижнем Новго-роде, разговаривали по-латыни и играли в шахматы вчетвером. По словам коллеги-хирурга Николая Пирогова, Даль «имел редкое свойство подражания голосу, жестам, мине других лиц; он с необыкновенным спокойствием и самою серьезною миною передавал самые комические сцены, подражал звукам (жужжанию мухи, комара и проч.) до невероятия верно», а также виртуозно играл на органчике (губной гармошке). В этом он напоминал князя Владимира Одоевского — тоже прозаик, одобренный Пушкиным, тоже сказки, тоже музыка, спиритизм и эликсиры.

Что главное дело Даля — словарь, заметили, по сути, уже после его смерти Первое издание словаря было завершено в 1866 году. Владимир Иванович Даль умер в 1872-м, а в 1880-1882 годах вышло подготовленное автором второе, посмертное издание. Оно набиралось со специального авторского экземпляра первого издания, в котором в каждый разворот вшито по пустому листу, где Даль записывал свои дополнения и исправления. Этот экземпляр сохранился и находится в отделе рукописей Российской национальной (Публичной) библиотеки в Петербурге. . Так, в 1877 году в «Дневнике писателя» Достоевский, обсуждая значения слов, употребляет в почти нарицательном смысле сочетание «будущий Даль». В следующую эпоху это понимание станет общепризнанным.

5. Даль считал, что грамота опасна для крестьян

Сельская бесплатная школа. Картина Александра Морозова. 1865 год Государственная Третьяковская галерея / Wikimedia Commons

Большой резонанс у современников вызывала общественная позиция Даля: в эпоху великих реформ он видел опасность в том, чтобы учить крестьян грамоте — без иных мер «нравственного и умственного развития» и реального приобщения к культуре.

«…Грамотность по себе не есть просвещение, а только средство к дости-жению его; если же она употреблена бу-дет не на это, а на другое дело, то она вредна. <…> Позвольте человеку высказать убеждение свое, не стесняясь воз-гласами, ревнители просвещения, хотя во уважение того, что у это-го человека под рукою 37 тыс. крестьян в девяти уездах и девять же сельских училищ. <…> Умственное и нравственное образо-вание может достиг-нуть значительной степени без грамоты; напротив, грамота, без всякого умственного и нравственного образования и при самых негодных примерах, почти всегда доводит до худа. Сделав чело-века грамотным, вы возбудили в нем потребности, коих не удовлетво-ряете ничем, а покидаете его на распутье. <…>

Что вы мне ответите на это, если я вам докажу именными списка-ми , что из числа 500 чел., обучавшихся в 10 лет в девяти сельских учили-щах, 200 человек сделались известными негодяями?»

Владимир Даль. «Заметка о грамотности» (1858)

Об этой идее Даля упоминает множество публицистов и литераторов эпохи. Демократ Некрасов иронически писал: «На грамотность не без искусства / Накинулся почтенный Даль — / И обнаружил много чувства, / И благородство, и мораль», а мстительный Щедрин по своему обыкновению припоминал это неодно-кратно, например: «…Даль в оное время отстаивал право русского мужи-ка на безграмотность, на том основании, что научите, дескать, слесаря грамоте, он сейчас же начнет ключи к чужим шкатулкам подделывать». Спустя годы философКонстантин Леонтьев с сочувствием вспоминал антипедагогический пафос Даля в статье с красноречивым названием «Чем и как либерализм наш вреден?», где жаловался на либералов, отвечающих «смехом или молчанием» «человеку прямому или не боящемуся самобытной мысли».

Прижизненная репутация мракобеса замечательна и своим широким распро-странением, и тем, как она быстро забылась — уже на рубеже веков, не говоря про советское время, Даль воспринимался как просветитель и народник.

6. Слово «руский» Даль писал с одним «с»

Полное название словаря Даля достаточно широко известно, а многие вспом-нят и то, что по старой орфографии слова «живаго великорусскаго» пишутся через «а». Но мало кто замечает, что второе из этих слов Даль писал на самом деле через одно «с». Да, собиратель русского слова настаивал на том, что оно именно «руское». В самом словаре приведено такое объяснение:

«Встарь писали Правда Руская; только Польша прозвала нас Россией, россиянами, российскими, по правописанию латинскому, а мы пере-няли это, перенесли в кирилицу свою и пишем русский!»

Историко-лингвистические суждения Даля часто неверны: конечно, название Россия — исторически не польское и не латинское, а греческое, да и в древне-русском слово рус-ьск-ий , со вторым «с» в суффиксе, вполне было. Двойных согласных Даль не жаловал и в целом (как мы видим по слову кирилица ).

Лишь в начале XX века лингвист Иван Бодуэн де Куртенэ, готовивший третье издание словаря, ввел в текст нормативное написание (с двумя «с»).

7. В словаре Даля действительно есть выдуман-ные им слова, но очень мало

Среди массовых представлений о словаре Даля есть и такое: Даль всё (или мно-гое) придумал, сочинил, люди так на самом деле не говорят. Оно довольно рас-пространено, вспомним хотя бы яркий эпизод из «Моего века…» Мариенгофа:

«В библиотеке у отца, конечно, был и толковый словарь Даля. Этой кни-ге, по-моему, цены нет. Какое богатство словесное! Какие поговорки! Пословицы! Присказки и загадки! Разумеется, они примерно на одну треть придуманы Далем. Но что из того? Ничего. Важно, что хорошо придуманы. Этот толковый словарь в переплете, тисненном золотом, являлся не просто любимой книгой Настеньки, а каким-то ее сокро-вищем. Она держала его у себя под подушкой. Читала и перечитывала каждодневно. Как старовер Библию. От него, от Даля, и пошла эта Настина чудная русская речь. А когда она впервые приехала в Пензу прямо из своей саранской деревни Черные Бугры, ничего такого и в помине не было — говорила Настенька обычно, серовато, как все».

В «Докторе Живаго» Пастернака есть не столь восторженное выражение той же мысли: «Это своего рода новый Даль, такой же выдуманный, лингвистическая графомания словесного недержания».

Много ли на самом деле придумал Даль? Все ли в его словаре «живое велико-русское»? Конечно, есть в словаре и книжные неологизмы, причем совсем свежие: например, выражение в мартобре , как «говорят в память Гоголю», и слово декабрист , как «называли бывших государственных преступников». А что же сочинил сам лексикограф?

Этнографическое отделение Русского географического общества, награждая словарь Даля Золотой Константиновской медалью, попросило составителя вносить в словарь слова «с оговоркою, где и как они были сообщены соста-вителю», чтобы избежать нарекания, «что он помещает в словарь народного языка слова и речи противные его духу, и следовательно, по-видимому, вымышленные». Отвечая на это замечание (в статье «Ответ на приговор», напечатанной в первом томе словаря) Даль признался, что изредка вводит в словарь слова, «не бывшие доселе в употреблении», например ловкосилие , в качестве толкования-замены для иностранных слов (гимнастика ). Но ставит их не в качестве самостоятельных статей, а только среди толкований, причем со знаком вопроса, как бы «предлагая» их для обсуждения. Другим схожим приемом было употребление слова, реально существующего в каком-нибудь диалекте для толкования иностранного (например, живуля — автомат  ЖИВУЛЯ , живулька, ж. вологодск. плотояд-ное насекомое, блоха, вошь и пр. || Все жи-вое, но неразумное. Сидит, живая живуличка на живом стульчике, теребит живое мясцо? || Младенец. || Автомат?» ), «в таком значении, в каком оно, может быть, досель не принима-лось» (то есть придумывается новое значение для реально существующего слова — так называемый семантический неологизм). Оправдывая включение в словарь многообразных необычно звучащих отглагольных имен (посабли-ванье , пособ-ленье , пособ и пособка ), Даль ссылался на то, что они образуются «по живому составу нашего языка» и что ему не на что сослаться, как только на «русское ухо». На этом пути у него был авторитетнейший предшествен-ник — Пушкин, писавший почти так же:

«В журналах осуждали слова: хлоп , молвь и топ как неудачное нововведение. Слова сии коренные русские. „Вышел Бова из шатра прохладиться и услышал в чистом поле людскую молвь и конский топ“ (Сказка о Бове Королевиче). Хлоп употребляется в просторечии вместо хлопание , как шип вместо шипения :

Он шип пустил по-змеиному.
(Древние русские стихотворения)

Не должно мешать свободе нашего богатого и прекрасного языка».

«Евгений Онегин», примечание 31

В целом процент «придуманного» у Даля очень невысок, и исследователи выявляют такие слова без труда: Даль сам указал, к каким типам они относятся.

Большое количество слов, отмеченных Далем, не только подтверждаются современными диалектологическими исследованиями, но и убедительнейше демонстрируют свою реальность через сопоставление с древнерусскими памятниками, в том числе недоступными Далю даже теоретически. Например, в новгородских берестяных грамотах, которые находят с 1951 года (в том числе в древнейших — XI-XIII веков), есть параллели с известными по Далю слова-ми: вкупиться — стать компаньоном в деле, выжля — гончий щенок, доведка — дознание, расследование, лодьба — рыба, порода сига, повоец — женский убор, то же, что повойник, полох — переполох, попред — сначала, почтуха — почет-ный дар, прикинуть — добавить, приосведомиться — осведомиться при случае, присловье — дурная слава, сдеть — снять, способиться — устроить дело, ста-ток — имущество, тула — укромное место, черевная рыба — непотрошеная; а также с фразеологизмами пропасть из глаз , кланяйся деньгам своим (послед-ний нашелся почти дословно в письме XIII века).

8. Порядок в словаре — не строго алфавитный

В словаре Даля около 200 тысяч слов и около 80 тысяч «гнезд»: однокоренные бесприставочные слова стоят не по алфавиту, сменяя друг друга, а занимают общую большую статью с отдельного абзаца, внутри которой иногда допол-нительно сгруппированы по семантическим связям. Похожим образом, только еще радикальнее, был выстроен и первый «Словарь Академии Российской». «Гнездовой» принцип, может быть, не очень удобен для поиска слов, но пре-вращает статьи словаря в увлекательное чтение.

С другой стороны, отдельными статьями, что также непривычно для нашего вре-мени, стоят предложно-падежные сочетания, «выпавшие» из гнезда (очевид-но, Даль осознавал их как пишущиеся раздельно наречия). К ним относится и одна из самых запоминающихся статей словаря:

НА ВÓДКУ, на вино, на чай, на чаёк, подарок мелкими деньгами за услугу, сверх ряды. Когда Бог создал немца, француза, англичанина и пр. и спросил их, довольны ли они, то они отозвались довольными; русский также, но попросил на водку. Приказный и со смерти на вино просит (лубочн. картина). Мужика из воды вытащишь, он и за это на водку просит . Навóдочные деньги , начайные, данные на водку.

9. Даль был плохим этимологом

В установлении родства слов и их принадлежности к общему гнезду Даль часто ошибался. Лингвистического образования у него не было Впрочем, в ту эпоху оно еще было редкостью, да и не являлось непременным атрибутом профессионала: например, великий славист (и тоже составитель бесценного словаря, только древнерусского) Измаил Иванович Срезневский был юристом. , да и в целом науч-ный подход к языку был Далю чужд — пожалуй, даже сознательно. В «Напут-ном слове» к словарю он признавался, что с грамматикой

«искони был в каком-то разладе, не умея применять ее к нашему языку и чуждаясь ее, не столько по рассудку, сколько по какому-то темному чувству, чтобы она не сбила с толку…»

На второй же странице мы видим, хотя и со знаком вопроса, сближение слов абрек (хотя, казалось бы, помечено, что оно кавказское!) и обрекаться . Далее, Даль объединяет в одном гнезде дышло (заимствование из немецкого) и ды-шать , простор и простой и многие другие, а ряд однокоренных слов, наоборот, не сводит. Впоследствии ошибочное разбиение на гнезда было по возможности исправлено в издании под редакцией И. А. Бодуэна де Куртенэ (см. ниже).

10. Словарь Даля можно читать подряд, как художественное произведение

Даль создал словарь, который можно не только использовать как справочник, но и читать как сборник очерков. Перед читателем встает богатая этногра-фическая информация: конечно, она не относится к словарному толкованию в узком смысле, но без нее сложно представить житейский контекст самих терминов.

Вот что такое рукобитье — двумя-тремя словами и не скажешь:

«битье по рукам отцов жениха и невесты, обычно покрыв руки полами кафтанов, в знак конечного согласия; конец сватовства и начало свадеб-ных обрядов: помолвка, сговор, благословенье, обрученье, зарученье, большой пропой…»

Вот еще пример, живо рисующий атмосферу свадьбы:

«Сваха на свадьбу спешила, рубаху на мутовке сушила, повойник на пороге катала!»

Читатель может узнать про эпистолярный этикет предыдущих поколений:

«Встарь государь или осударь употребляли безразлично, вм. господин, барин, помещик, вельможа; поныне царю говорим и пишем: Всемило-стивейший Государь ; велик. князьям: Милостивейший Государь ; всем частным лицам: Милостивый Государь [отцы наши писали, к высшему: милостивый государь ; к равному: милостивый государь мой ; к низшему: государь мой ]».

Удивительная по подробности энциклопедическая статья дается при слове лапоть (которое попало в гнездо лапа ). Отметим привлечение не только «живого великорусского», но и «малорусского» (украинского, конкретнее, черниговского) материала:

ЛÁПОТЬ, м . лапоток; лаптишка, лаптища, м. постолы, юж. зап. (немецк. Ваsteln), короткая плетеная обувь на ножную лапу, по щиколодки, из лык (лычники), мочалы (мочалыжники, плоше), реже из коры ракиты, ивы (верзни, ивняки), тала (шелюжники), вяза (вязовики), березы (берестяники), дуба (дубовики), из тонких корней (коренники), из драни молодого дуба (дубачи, черниговск. ), из пеньковых оческов, разбитых ветхих веревок (курпы, крутцы, чуни, шептуны), из конских грив и хвостов (волосяники), наконец, из соломы (соломеники, курск. ). Лычный лапоть плетется в 5-12 строк, пучков, на колодке, кочедыком, коточиком (железн. крючок, свайка) и состоит из плетня (подошвы), головы, головашек (переду), ушника, обушника (каймы с боков) и запятника; но плохие лапти, в простоплетку, без обушника, и непрочны; обушник или кайма сходится концами на запятнике и, связываясь, образует оборник, род петли, в которую продеваются оборы. Поперечные лыка, загибаемые на обушнике, называются курцами; в плетне обычно десять курцев. Иногда лапоть еще подковы-ривают, проходят по плетню лыком же или паклею; а писаные лапти украшаются узорною подковыркою. Лапти обуваются на портяные и шерстяные подвертки и подвязываются оборами в переплет накрест до колена; лапти без обор для дома и двора, плетутся повыше обычного и зовутся: капцы, какоты, калти, бахилки, коверзни, чуйки, постолики, шептуны, бахоры, ступни, босовики, топыги и пр.

11. У Даля есть две статьи с картинками

Современная лексикография, особенно зарубежная, пришла к мысли, что тол-кование многих слов нельзя (или неоправданно сложно) давать без графиче-ской иллюстрации. Но полноценного авторитетного иллюстрированного русского толкового словаря пока, к сожалению, так и не появилось (можно назвать разве что «картинные словари» для иностранцев и недавние словари иностранных слов для русских). В этом Даль намного опередил не только свое, но и наше время: две статьи он снабдил картинками. В статье шляпа нарисо-вано, какие типы шляп бывают, и можно отличить по силуэту шпилек москов-ский от шпилька ровного , а кашник от верховки . А в статье говядина (гнездо говядо ) изображена задумчивая корова, разделенная на обозначенные цифрами части — среди них, кроме привычных грудины, рульки и филея, есть, напри-мер, подпашек и завиток.

Российская государственная библиотека

Российская государственная библиотека

12. Даль жаловался на тяжесть работы прямо в статьях

На страницах своего словаря Даль нередко жалуется на тяжесть предпринятого труда. Жалобы лексикографа — старый и почтенный жанр, на русской почве начатый Феофаном Прокоповичем , который перевел стихи французского гуманиста XVI века Скалигера так:

Если в мучителския осужден кто руки,
ждет бедная голова печали и муки.
Не вели томить его делом кузниц трудных,
ни посылать в тяжкия работы мест рудных.
Пусть лексики делает: то одно довлеет,
всех мук роды сей один труд в себе имеет.

Но труд Даля примечателен тем, что жалобы не вынесены в предисловие, а разбросаны по статьям (причем их количество закономерно нарастает в последних томах словаря):

Объем . Объем словаря велик, одному не подсилу.

Определить. Чем проще и обиходнее вещь, тем труднее определить ее общим и отвлеченным порядком; определите, например, что такое стол?

П . Это любимая согласная русских, особенно в начале слова (как в средине о ), и занимает собою (предлогами) четверть всего словаря.

Сообщник (в гнезде Сообща ). У Грима было много сообщников в составлении словаря.

Справить . Править набор для печати, держать корректуру. Больше листа в день этого словаря не справишь, глаз не станет.

В качестве своеобразного «приношения потомков» подвигу Даля можно рассматривать пример из составленного Г. О. Винокуром и С. И. Ожеговым четвертого тома словаря под редакцией Ушакова:

Сотрудник . Даль составил свой словарь один, без сотрудников.

13. Словарь Даля пережил второе рождение

Иван Бодуэн де Куртенэ. Около 1865 года Biblioteka Narodowa

Большую роль в истории словаря Даля сыграл Иван Александрович Бодуэн де Куртенэ, один из величайших лингвистов в истории науки Достаточно сказать, что базовые лингвистические понятия фонемы и морфемы были придуманы его сотрудником, рано умершим Николаем Крушевским (Бодуэн ввел их в научный оборот), а основоположник новой западной лингвистики Фердинанд де Соссюр читал работы Бодуэна внимательно и ссылался на них. . Иван (Ян) Александрович был поляком, семья которого дерзко претендовала на происхождение от королевского дома Капетингов: его тезка, тоже Бодуэн де Куртенэ, в XIII веке сидел на завоеванном крестоносцами константинопольском престоле. По ле-генде, когда вышедшего на политиче-скую демонстрацию профессора отвели вместе со студентами в участок, Иван Александрович написал в полицейской анкете: «Король Иерусалимский». Страсть к политике не оставила его и позже: переселившись после рево-люции в независимую Польшу, Бодуэн защищал национальные меньшинства, в том числе русских, и чуть было не стал первым президентом Польши. И хорошо, что не стал: избранного президента через пять дней застрелил правый экстремист.

В 1903-1909 годах вышло новое (третье) издание словаря Даля под редакцией Бодуэна, пополненное 20 тысячами новых слов (пропущенных Далем или поя-вившихся в языке после него). Разумеется, лингвист-профессионал не мог оста-вить на месте смелую гипотезу о родстве слов абрек и обрекаться ; этимологии были исправлены, гнезда упорядочены, унифицированы, словарь стал более удобен для поиска, а «руский» язык стал «русским». Свои добавления Иван Александрович аккуратно обозначил квадратными скобками, проявив уважение и чуткость к первоначальному замыслу Даля.

Впрочем, в советское время эта версия словаря не переиздавалась, в частности из-за рискованных добавлений (см. ниже).

14. Русский мат был хорошо известен Далю, но добавлен в словарь уже после его смерти

В массовое сознание редакция Бодуэна де Куртенэ вошла не из-за собственно научной стороны: впервые (и чуть ли не в последний раз) в истории массовой отечественной лексикографии в словарь была включена обсценная лексика. Бодуэн обосновал это так:

«Лексикограф не имеет права урезывать и кастрировать „живой язык“. Раз известные слова существуют в умах громадного большинства народа и беспрестанно выливаются наружу, лексикограф обязан занести их в словарь, хотя бы против этого восставали и притворно негодовали все лицемеры и тартюфы, являющиеся обыкновенно большими любителями сальностей по секрету…»

Конечно, и самому Далю русский мат был прекрасно известен, но из традици-онной деликатности соответствующие лексемы и фразеологизмы в его словарь не вошли. Лишь в статье поматерному Даль изложил диалектологические взгляды на этот предмет:

ПОМАТЕРНОМУ , поматерну ругаться, сквернословить, матюгать, поносить похабно. Брань эта свойственна высокому, акающему, южн. и зап. наречию, а в низком окающем, сев. и вост. она встречается реже, а местами ее там и нет вовсе .

Профессор Бодуэн подошел к сюжету более основательно и включил всю ос-новную, как он выражался, «пошлую брань» на свои алфавитные места, заме-тив, в частности, что слово из трех букв «становится почти местоиме-нием». Это стало событием, а ссылки на не переиздававшийся в СССР бодуэновский словарь — популярным эвфемизмом:

Алексей Крылов, кораблестроитель. «Мои воспоминания»

«И все эти профессора и академики стали загибать такие выражения, что никакого словаря Даля выпуска 1909 года Именно в 1909 году вышел 4-й том словаря с буквой «Х». не надо».

Михаил Успенский. «Красные помидоры»

15. По словарю Даля язык учили и русские люди, и иностранцы

Примерно с 1880-х по 1930-е годы словарь Даля (в оригинальной или в боду-эновской редакции) — стандартный справочник по русскому языку для всех пишущих или читающих. Больше «проверить слово», не считая многочислен-ных словарей иностранных слов, было особенно и негде (старые лексиконы времен Дашковой или Шишкова стали достоянием истории, а готовившийся как раз в эти годы новый академический словарь под редакцией Грота и Шах-матова остался неоконченным). Как ни удивительно, огромным словарем, не менее чем наполовину состоявшим из диалектизмов, пользовались и изу-чающие русский язык иностранцы. В 1909 году, после русско-японской войны, примирившиеся с Россией японцы с присущей им основательностью сделали заказ на партию экземпляров «Толкового словаря», которыми снабжались «все полковые библиотеки и все военно-учебные заведения в Японии».

16. Есенин и Ремизов брали «богатства народной речи» из словаря Даля

На рубеже XIX и XX веков к Далю активно обращаются писатели самых разных направлений: одни хотели разнообразить свой собственный лексикон и насы-тить его необычно звучащимисловами, другие —выглядеть близкими народу, придать своим сочинениям диалектный колорит. Еще Чехов иронически рассказывал про «одного литератора-народника», берущего слова «у Даля и Островского», впоследствии этот образ будет мелькать и у других авторов.

Сергей Есенин. 1922 год Wikimedia Commons

У мещанских и крестьянских лириков XIX века — от Кольцова до Дрож-жина — диалектизмов очень мало, они стараются писать «как господа», сдают экзамен на владение большой куль-турой. А вот новокрестьянские поэты-модернисты во главе с Клюевым и Есениным предельно сгущают лексические краски. Но далеко не всё при этом они берут из родных говоров, а важным источником для них служит, конеч-но же, Даль (за чтением которого, бывало, заставал смущенного Есенина профессор И. Н. Розанов).

Дорогу крестьянам, разумеется, ука-зывали интеллигенты. Предшествен-никами Клюева были городские стилизаторы фольклора и реконструкторы язычества Алексей Ремизов, Сергей Городецкий и Алексей Н. Толстой, вни-мательно штудировавшие «Толковый словарь». И позже «киевский Малларме» Владимир Маккавейский жалел, «что до сих пор для пыльной полки подержан-ный не куплен Даль» (упоминая тут же Ремизова и Городец-кого), а москов-ский футурист Борис Пастернак в 1914 году написал три навеянных Далем стихотво-рения про «водопьянь над згой бочага» и иногда возвращался к этому приему и в дальнейшем.

Необъявленные далевские подтексты и источники у русских поэтов и писате-лей еще предстоит полностью выявить. Возможно, не случайно в «Стихах памяти Андрея Белого» у Мандельштама слово «гоголёк» (навеянное, в свою очередь, фамилиейГоголя) соседствует со словом «щегол» — «гоголёк» трактуется у Даля как «щёголь».

17. Словарь Даля стал мифологическим символом русской культурной идентичности

Такое осмысление восходит к эпохе модернизма. В симфонии Андрея Белого «Кубок метелей» один из фантомных персонажей «схватил словарь Даля и подобострастно подал златобородому мистику», а для Бенедикта Лившица «необъятный, дремучий Даль стал уютным» по сравнению с первобытной стихией футуристического словотворчества.

Уже в годы крушения традиционной русской культуры Осип Мандельштам писал:

«У нас нет Акрополя. Наша культура до сих пор блуждает и не находит своих стен. Зато каждое слово словаря Даля есть орешек Акрополя, маленький Кремль, крылатая крепость номинализма, оснащенная эллинским духом на неутомимую борьбу с бесформенной стихией, небытием, отовсюду угрожающим нашей истории».

«О природе слова»

Для русской эмиграции, конечно же, «Толковый словарь» еще сильнее осмыс-лялся как «маленький Кремль» и спасение от небытия. Владимир Набоков дважды вспоминал, в стихах и в прозе, как студентом наткнулся на словарь Даля на барахолке в Кембридже и жадно его перечитывал: «…однажды, эту дребедень / перебирая, — в зимний день, / когда, изгнанника печаля, / шел снег, как в русском городке, — / нашел я Пушкина и Даля / на заколдованном лотке». «Я приобрел его за полкроны и читал его, по несколько страниц ежевечерне, отмечая прелестные слова и выражения: „ольял“ — будка на бар-жах (теперь уже поздно, никогда не пригодится). Страх забыть или засорить единственное, что успел я выцарапать, довольно, впрочем, сильными когтями, из России, стал прямо болезнью».

Среди эмигрантов популярностью пользовалось потерявшее авторство сенти-ментально-лубочное стихотворение гусара Евгения Вадимова (Лисовского) «Русская культура», в котором Даль становился в характерный ряд: «Русская культура — это кисть Маковского, / Мрамор Антокольского, Лермонтов и Даль, / Терема и церковки, звон Кремля Московского, / Музыки Чайковского сладкая печаль».

18. Словарь Солженицына: в основе — выписки из далевского

Издательство «Русский путь»

В советской России канонизация Даля, в том числе литераторами, только уси-лилась. Хотя в XX веке появились новые толковые словари современного лите-ратурного языка — Ушакова, Ожегова, Большой и Малый академические — «устаревший областнический» словарь все равно продолжал сохранять ореол «главного», «настоящего» и «самого полного», памятника «России, которую мы потеряли». Писатели-патриоты вроде Алексея Югова обвиняли совре-менные словари в том, что они «выбро-сили из русского языка» по сравнению с далевским порядка ста тысяч слов («забывая», впрочем, что подавляющее большинство этих слов — нелитератур-ные диалектизмы). Венцом этой тради-ции стал «Русский словарь языкового расширения » Александра Солжени-цына, представляющий собой обширную выписку редких слов из Даля, кото-рые могут пригодиться литератору (введена осторожная помета «иногда можно сказать»). К ним добавлены сравнительно немногочисленные по сравнению с основной далевской массой слова, взятые у русских писателей XIX-XX веков и из некоторых других источников. Сама языковая манера Солженицына-писателя, особенно позднего, — замена иностранных слов исконными и составленными из исконных корней неологизмами, большое количество отглагольных существительных с нулевым суффиксом вроде «нахлын» — восходит именно к Далю.

19. Советские цензоры выбросили из словаря статью жид

В 1955 году словарь Даля переиздали в СССР в виде перепечатки второго (посмертного) издания 1880-х годов. Это был один из первых примеров совет-ского переиздания (причем это был не репринт, а чрезвычайно трудоемкий полный перенабор) старой книги в почти забытой за 37 лет дореформенной орфографии, со всеми «ерами» и «ятями». Исключительность такой акции, помимо филологической точности, указывала и на особый сакральный статус, придававшийся словарю. Это воспроизведение стремилось быть максимально точным — но было все же не вполне таковым. В частности, число страниц в нем не соответствует исходному изданию, а главное — по цензурным условиям исключена часть текста.

В первом томе страница 541 имеет странный вид — на ней гораздо меньше текста, чем на соседних, и с первого взгляда видно, что строки необычно разре-жены. В соответствующем месте у Даля было слово жид и его производные (во втором посмертном издании — страница 557). Вероятно, первоначально словарь был перенабран полностью, а потом уже из готового набора гнездо жид выбросили, еще раз перенабрав страницу с увеличенным интервалом и не оста-вив для советского читателя такого откровенного указания на цензуру, как про-сто белое пятно (вдобавок из его местонахождения было бы совершенно очевидно, какое слово удалили). Впрочем, разбросанные по другим статьям словаря примеры с этим словом остались (например, «Жиды пишут и читают наоборот, от правой к левой» в гнезде оборачивать ).

Вообще говоря, названия этносов как таковые на общих основаниях Даль не включал: в его словаре нет ни англичанина , ни француза , да и собственно еврея (есть только еврейский камень ). В те времена этнонимы нередко считались вообще именами собственными, многие другие авторы писали их с большой буквы. Такая лексика проникает в словарь Даля лишь в связи с переносными значениями. Статья татарин есть, но она открывается определением растения (татарника), а в гнезде русак статья о зайце-русаке занимает примерно столько же места, сколько все переносные значения, связанные собственно с этнонимом. Вымаранная статья жид не была исключением: она начинается с определения именно переносного значения — «скупой, скряга, корыстный скупец», и в ней приводится много пословиц и поговорок, из которых встает именно такой образ еврея. Есть они и в далевских «Пословицах русского народа». Хотя если открыть, например, статью русак , то узнаем, что русский ум — «задний ум, запоздалый», русский Бог — «авось, небось да как-нибудь », а в статье татарин читаем: татарские очи — «наглый, бесстыжий плут».

Неясно, был ли сам лексикограф ярым, по меркам того времени, антисеми-том. Далю — чиновнику Министерства внутренних дел, занимавшемуся, в частно-сти, религиозными движениями, — приписывается «Записка о риту-альных убийствах», компиляция немецких и польских текстов, сочувственно изла-гающих кровавый навет на евреев. «Всплыло» это сочинение только во время дела Бейлиса в 1913 году, и принадлежность его Далю не доказана. Разумеется, ни советская национальная политика, ни даже государственный советский антисемитизм, построенные на стыдливых и лицемерных умол-чаниях, не позволяли обсуждать эти сюжеты у русских классиков хоть каким-либо образом. Сыграло роль и то, что слово «жид» со времен Даля резко усилило присутствовавшую и тогда отрицательную окраску, а в советское время стало и официально табуированным. Казалось немыслимым, чтобы сокровищница национального духа, которую высоко оценил Ленин, содержала ставшие теперь «черносотенно-погромными» (по словарю Ушакова) характе-ристики. Все это и привело к такой необычной цензуре словаря, а затем и сде-лало «русского пророка», чьи строки «большевики скрывают от народа», иконой национа-листов-антисемитов 1970-1980-х.

20. Современные словари «блатного жаргона» — это перевранный Даль

Несколько лет тому назад лингвист Виктор Шаповал, занимаясь словарями русского арго, обнаружил, что в двух больших словарях русского уголовного жаргона, вышедших в начале 1990-х, есть большой пласт диковинных слов, никакими реальными текстами не подтверждаемых, с пометкой «междуна-родное» или «иностранное». Якобы эти слова входят в состав некого между-народного жаргона уголовников и описаны в ведомственных словарях с грифом «для служебного пользования». Среди них, например, слово скрин , которое якобы значит «ночь», и слово агрегат , которое значит «слежка».

Шаповал обратил внимание, что эти слова и их толкования подозрительно совпадают со словами из двух крайних — первого и последнего — томов словаря Даля. Причем в «международные» особенно охотно берутся слова, в которых Даль сам был особенно не уверен и помечал их вопросительным знаком. То есть либо Даль, записывая и беря из других источников такие сомнительные слова, не ошибся ни разу, а потом эти слова ровно в таком виде попали в международное арго преступников, либо какой-то сообразительный составитель милицейского словаря «для служебного пользования» (может быть, сам преступник, которому за такую работу было обещано снисхождение) увидел на полке словарь Даля, вооружился двумя крайними томами и стал делать выписки, обращая особое внимание на диковинные слова с вопро-сиками. Судите сами, какая версия более вероятна.

Анонимный «ведомственный» лексикограф произвольно трактовал совершенно невинные слова как криминальные термины, а также нетвердо понимал старую орфографию и сделанные Далем сокращения. Так, слово агрегат стало значить «слежка» (в смысле полицейское наблюдение), хотя у Даля контекст такой: «что либо по внешности целое, но бессвязное, составное; сбор, избор, подбор, скоп; спай, слежка, сгнетка». Перед нами типичная для Даля попытка подо-брать среди исконных слов синонимов-замену для иностранного, и слежка (через е) здесь значит «нечто слежавшееся» (а слѣжка от слова слѣдить писа-лось через «ять»). Совсем анекдотичен мнимый арготизм скрин — «ночь»; плагиатор не понял далевской записи скрин, скринка, -ночка , то есть «скрин, скринка или скриночка». И значит это слово не «ночка», а «сундук».

Слова, выписанные кем-то из Даля, недопонятые и дополнительно фальсифи-цированные, пошли гулять по многочисленным словарям уголовного жаргона, издаваемым и переиздаваемым в наше время. Настоящие тайные языки (Даль, кстати, ими тоже занимался), в общем, довольно бедны — им нужен шифр для сравнительно ограниченного круга понятий, а публика под словом «сло-варь» понимает «толстую и основательную книжку», поэтому многочисленные лексикографические фантомы в таких изданиях всегда востребованы. 

Предварительный просмотр:

Великий собиратель слов

Сценарий праздника, посвященного Владимиру Ивановичу Далю, автору «Толкового словаря живого великорусского языка»

Оформление

Высказывания о Владимире Дале:

«Далю и многое дано, и владеет он своим талантом мастерски» И.С.Тургенев

«Для того чтобы заслужить название народного писателя, нужен не столько личный, своеобразный талант, сколько сочувствие к народу, родственное к нему расположение, добродушная наблюдательность. В этом отношении никто, решительно никто в русской литературе не может сравниться с г. Далем». И.С. Тургенев

«Он любит простого русского человека. Как хорошо он знает его натуру! Он умеет мыслить его головою, видеть его глазами, говорить его языком». В.Г. Белинский

«Мы говорим о Дале как о человеке, который делом показал и доказал любовь к России как писатель». В.Г. Белинский

Афоризмы Даля:

«Я полезу на нож за правду, за отечество, за русское слово, язык!»

«Как из полушек и копеек составляют рубли, так из крупинок прочитанного составляются знания»

«Отчизна – это зыбка твоя, хлеб насущный, вода животворная»

портреты лингвиста, выставка книг Владимира Даля.

Ведущий 1

Сколько слов в нашем языке? Тысяча? Три тысячи? Десять тысяч? Вы никогда не думали об этом? А подсчитать не пробовали?

Сегодня мы вам расскажем о человеке, который сосчитал все слова, собрав их в словарь.

Ведущий 2

«Да разве можно собирать слова? - спросите вы. - Какой в этом толк? Слова - не ягоды, не грибы, они в лесу не растут, в лукошко их не уложишь». И правда, слова в лесу не растут. Они живут в народе, в разных краях и областях нашей большой земли, они родятся и умирают, у них есть родители и дети...

Ведущий 1

Жил на нашей Земле человек, который всю свою жизнь посвятил словам. Он собирал их всю свою жизнь. Его имя - Владимир Иванович Даль.

Владимир Иванович был талантливым и трудолюбивым человеком. Он автор «толкового словаря». Этот словарь – дело всей его жизни. Даль не был языковедом по образованию, он стал им по призванию, так как любил и понимал родной язык, умел вслушиваться, вдумываться в живое народное слово. Полвека посвятил он собиранию слов. Где бы он ни был: в военном походе, в госпитале, в служебной поездке = всюду записывал слова. Трудно поверить, что гигантскую работу по составлению словаря проделал один человек.

Чтец

То ловишь отзвук древнего напева,

То говор поздних дней.

И слово состоит, подобно древу,

Из веток и корней.

Незыблема его первооснова

На много тысяч лет.

Выходит так, что у любого слова

Есть запах, вкус и цвет.

Слова и фразы нижутся, как звенья,

И так растет строка.

И можно различить сердцебиенье

Живого языка.

Сидят теперь четыре института

Над словарем одним,

А Даль все так же нужен почему-то,

А Даль незаменим. (Михаил Матусовский)

Ведущий 2

Отец Владимира Ивановича, Иоганн Даль, датчанин по национальности, великолепно знал русский, немецкий, английский, французский, латынь, древнееврейский и древнегреческий языки, хотя был простым лекарем. Мать, немка по отцу и француженка по матери, тоже была женщиной образованной. Несмотря на такое происхождение, родители сумели создать настоящую русскую семью. И отец всегда говорил: «Гордитесь, что вы русские!»

Ведущий 1

Учиться Володю отдали в Морской кадетский корпус, там у него впервые появился интерес к языку - он составил словарь кадетских жаргонов из 34 слов. Из Морского кадетского корпуса он был выпущен мичманом и отправлен на службу в Николаев.

Ведущий 2

Молоденький мичман ехал на паре почтовых лошадей. День был морозный, а новая, с иголочки, мичманская шинель грела плохо. Ямщик, поглядывая на небо, спешил. Вдруг он сказал: «Замолаживает».

То есть как замолаживает? - переспросил Даль. - Вот ведь русское слово, а непонятно.

Ямщик стал объяснять:

Значит, к теплу, у нас в Новгородской губернии так говорят о пасмурной погоде.

Даль вытащил из кармана записную книжку и, коченевшими от холода пальцами записал: «Замолаживать – иначе пасмурнеть, заволакиваться тучками, клониться к ненастью».

Ведущий 1

В этот морозный мартовский день Даль принял решение, которое изменило всю его жизнь. Он стал собирать слова, а в дороге записал своё первое слово «замолаживать».

Ведущий 2

Очень много слов записал Владимир Иванович во время русско-турецкой войны. Он служил военным врачом и жил среди солдат. Солдаты были вчерашние крестьяне со всех концов России. Они принесли с собой в армию свои слова. Тетрадки Даля быстро заполнялись.

Тетрадок и записных книжек в походе набралось так много, что они не умещались ни в один чемодан. Даль упаковал слова в тюки и навьючил ими верблюда. Однажды во время схватки с неприятелем верблюд попал в плен. Даль очень горевал: годы его жизни и труда пропали вместе с верблюдом. К счастью, через несколько дней русские отбили верблюда у врагов и возвратили его хозяину. На тетрадки противник не позарился - не велика ценность. А для Даля его записи были дороже золота.

Чтец

Ну, разве это карьера,

Ну, разве это удача?

Жизнь русского офицера

Могла бы пойти иначе.

Гром пушек, поля сражений,

Холодная сабли сталь…

Судьбы иное решенье

Выбрал Владимир Даль.

Музы поэтов без груза,

Легки, шаловливы, ей-ей!

А что за характер у музы

Составителей словарей?

Наверное, это скучно

Корпеть в тиши кабинета

Над текстами неотлучно

Вдали от шумного света.

Ты знаешь, удел твой тяжек:

На замысел годы уйдут.

Непредставимо даже,

Когда окончишь свой труд.

Подвижника жизнь сурова.

Хватило б ее одной!

…Но слово встает за словом,

Кирпичики речи родной.

И сквозь пелену столетий

Ты смотришь в туманную даль.

Недаром ты жил на свете

Владимир Иванович Даль . (Александр Акентьев)

Ведущий 1

Однажды Владимир Иванович стал сочинять сказки. Страшно было отдать их на суд читателя, но всё-таки он решил их напечатать. Только вот фамилию свою он не поставил. Придумал псевдоним - Казак Луганский.

Сказки высоко оценил А. С. Пушкин, они подружились, и именно Александр Сергеевич дал Далю совет: «Сказки - это хорошо! Но идите дальше. Занимайтесь составлением словаря.

Ведущий 2

У Даля появилась настоящая цель жизни. Он знал и верил, что её осилит, и после поддержки Пушкина с ещё большим рвением принялся за работу, которой посвятил 53 года своей жизни.

Чтец

Усердней с каждым днем гляжу в словарь.

В столбцах мерцают искры чувства.

В подвалы слов не раз сойдет искусство,

Держа в руке свой потайной фонарь.

На всех словах – события печать.

Они дались недаром человеку.

Читаю: «Век. От века. Вековать.

Век доживать. Бог сыну не дал веку.

Век заедать, век заживать чужой»

В словах звучит укор, и гнев, и совесть.

Нет, не словарь лежит передо мной,

А древняя рассыпанная повесть (С.Маршак)

Ведущий 1

«Толковый словарь живого великорусского языка» - дело всей жизни Владимира Ивановича Даля и исключительное явление в лексикологии. Он состоит из 4 томов и содержит более двухсот тысяч слов и тридцать тысяч пословиц, поговорок и загадок. Какие удивительные пословицы и поговорки собрал он!

Игра «Продолжи пословицу»

Ведущий называет первую часть пословицы, а ребята продолжают.

Кто старое помянет - тому глаз вон [а кто забудет - тому оба].
Курочка по зернышку клюет [а весь двор в помёте].
Лиха беда начало [есть дыра, будет и прореха].
Молодые бранятся - тешатся [а старики бранятся - бесятся].
Новая метла по-новому метёт [а как сломается - под лавкой валяется].
Один в поле не воин [а путник].
Пьяному море по колено [а лужа - по уши].
Пыль столбом, дым коромыслом [а изба не топлена, не метена].
Рыбак рыбака видит издалека [потому стороной и обходит].
Старый конь борозды не испортит [да и глубоко не вспашет].
У страха глаза велики [да ничего не видят].
Чудеса в решете [дыр много, а выскочить некуда].
Шито-крыто [а узелок-то тут].
Язык мой - враг мой [прежде ума рыщет, беды ищет].

Везет как [субботнему] утопленнику [баню топить не надо].
Ворон ворону глаз не выклюет [а и выклюет, да не вытащит].
Гол как сокол [а остер как топор].
Голод не тетка [пирожка не поднесет].
Губа не дура [язык не лопата].
За битого двух небитых дают [да не больно-то берут].

Игра «Таблица умножения»

Ведущий

Владимир Иванович хотел дать народу полезные для него знания и даже придумал, как легче выучить таблицу умножения.

Вот как выглядит “Таблица умножения” в изложении Даля.

Ведущий произносит строку из стихотворения, а ребята хором называют цифры.

Придет маслена – будет и блин, одиножды один – (один).

Волга Дону пошире, дважды два (четыре).

Хлеб жнем, а сено косим, дважды четыре (восемь).

Без закваски хлеб не месят, дважды пять (десять).

На руках и ногах пальцев двадцать, дважды шесть (двенадцать).

Пять пальцев долой – пятнадцать, дважды семь (четырнадцать).

Дважды девять – восемнадцать, дважды десять (двадцать).

Игра «Назови русское слово»

Ведущий

Владимир Иванович Даль считал, что почти всегда можно найти русское слово, равнозначное иностранному. Какие иностранные слова Даль предлагал заменить этими русскими словами:

Ведущий называет слова Даля, а ребята пытаются назвать слово, которое Даль предлагал заменить

Водомет (фонтан)

Стояк (пьедестал)

Насылка (адрес)

Светило (природа)

Носохватка (пенсне)

Самотник или себятник (эгоист)

Небозем (горизонт)

Колоземица (атмосфера)

Ловкосилие (гимнастика)

Мокроступы (галоши)

Тихогром (фртепьяно)

Тождеслово (синоним)

Навесец (абажур)

Хорошуха (кокетка)

Желтосливник (абрикос)

Своеручник (автограф)

Денник (газета)

Свечник (канделябр)

Рожекорча (гримаса)

Игра «Отгадай загадку»

Ведущий

Любил Владимир Иванович и русские загадки. В своем словаре он дал такое определение загадке: загадка – это «иносказанье или намеки, окольная речь, обиняк, краткое иносказательное описание предмета, предлагаемое для разгадки». Сколько он их собрал: крестьянских, солдатских, морских, детских! А теперь попробуйте отгадать загадки, составленные самим Владимиром Далем. (Ребята отгадывают загадки Даля)

День спит, ночь глядит, утром умирает, другой сменяет (свеча).

Маленько, кругленько, а за хвост не поднять (клубок)

Скоро ест и мелко жует, сама не глотает и другим не дает (пила).

Стоит Потап о четырех лап, из году в год воду пьет (рассадник).

Кланяется, кланяется - придет домой, растянется (топор).

Волк железный, хвост конопляный (иголка с ниткой).

Лежит монах в крутых горах; выйдет наружу, кормит верных и неверных (жернова).

В лесу выросло, из лесу вынесли, на руках плачет, а по полу скачут (балалайка) .

За ельником, за березничком кобылка ржет, жеребенка ждет (мельница) .

По сеням и так и сяк, а в избу никак. (дверь)

Игра «Всех скороговорок не перескороговоришь»

Ведущий

Кроме загадок В.И.Даль собирал и скороговорки. Скороговорка, чистоговорка слагается для упражнения в скором и чистом произношении, почему в ней сталкиваются звуки, затрудняющие быстрый говор - такое определение он выбрал для скороговорки и считал их не просто забавой, а средством «натореть в скором и чистом говоре». Недаром скороговорку он называл еще «трещотка», «лепетун», «частоговорка», «чистоговорка».

Ребята по очереди произносят за ведущим скороговорки . (Скороговорки можно напечатать на листках и провести конкурс)

Бежит лиса по шесточку, лизни, лиса, песочку.

Хохлатые хохлушки хохотом хохотали: Ха-ха-ха-ха.

Съел молодец тридцать три пирога с пирогом, да все с творогом.

Шли сорок мышей, несли сорок грошей, две мыши поплоше несли по два гроша.

Ведущий 2

Владимир Иванович Даль был моряком, врачом, писателем. натуралистом. Он плавал по морям, воевал, путешествовал, сочинял сказки и повести, делал сложные хирургические операции. Он умел сколотить табурет, выточить на станке шахматные фигуры, строить модели корабля, мог изготовить прекрасные украшения из стекла. Но чем бы он ни занимался, его всегда интересовало живое русское слово. «Даль – это наш Магеллан, переплывший русский язык от А до Я», - говорили современники.

Чтец

Владимир Даль, Казак
Луганский,
В отставку выйдя, пишет
сказки.
И даже сам Виссарион
Белинский
Ими восхищён.
Но в Академии имперской
Его пословицам и песням
Свободный вход
не разрешён,
Зане народу служит он.
Увы, вошло в слепую моду
Натурой называть природу
И двести тысяч слов
родных
Менять на насколько
ввозных
Слов, супротивных,
чужедальних.
О, как бы жили мы без Даля? (Алексей Решетов)

Ведущий 1

Идут годы, десятилетия. Многое в жизни изменилось. Одни слова из нашей речи исчезли, другие в ней появились. Но так же, как и раньше, мы открываем замечательную книгу - «Толковый словарь живого великорусского языка» и с благодарностью вспоминаем его автора - Владимира Ивановича Даля, - человека, который собирал слова.

Чтец

Прошло уже немало лет,
И много нами пережито.
Однако помнит ещё свет,
Что и не может быть забыто.

И 210 лет назад
Холодным утром ноября,
Под жёлтый, сильный листопад
Рождён создатель словаря!

Историк, врач, писатель- Гений!
Своим талантом поразил.
А сколько ярких впечатлений
О русском мире подарил.

Нам не забыть ни дивных сказок,
Ни словаря его мораль.
И с благодарностью мы скажем:
«Мы помним вас Владимир Даль!» (Матвеева Анна)

Владимир Иванович Даль - автор не только знаменитого «Толкового словаря живого великорусского языка». Его перу принадлежит и множество повестей и рассказов, написанных тем самым «живым великорусским». Избранные художественные произведения Владимира Даля составили книгу «Архистратиг», выходящую в серии «Библиотека духовной прозы».

«С юности православен по верованиям…»

Владимира Ивановича Даля большинство из нас знает как автора знаменитого «Толкового словаря».

Датчанин по происхождению, он всю жизнь с любовью изучал Россию, быт, религиозный, житейский опыт и язык народов, ее населяющих, открыл нам богатства родного нашего языка. Сама по себе это уже была жизнь подвиг. Даль был многосторонней личностью. Он разбирался в земледелии, в торговле, морском и инженерном деле, в медицине, коневодстве, рыболовстве, строительстве кораблей, домов и мостов.

Он прекрасно пел и играл на многих музыкальных инструментах, был хорошим хирургом, высокопоставленным чиновником и академиком, автором учебников по зоологии и ботанике, одним из учредителей и деятельных членов Русского географического общества. Он был выдающимся лексикографом, фольклористом и этнографом.

Даль участвовал в боевых действиях как врач, однако в экстремальных условиях именно он вызвался за короткий срок навести мост собственной конструкции через реку Вислу. Описание этого моста было выпущено отдельной брошюрой, которая затем была переведена на французский язык и издана в Париже.

Даль был настоящим энциклопедистом-универсалом нового времени, свое кредо он выразил в словах: «Надо зацеплять всякое знание, какое встретится на пути; никак нельзя сказать вперед, что в жизни пригодится...»

Знакомый Даля, известный хирург Н. И. Пирогов писал: «Это был прежде всего человек, что называется, на все руки. За что ни брался Даль, все ему удавалось усвоить».

Но Даль был еще и писателем. Судьба недаром свела его с такими людьми, как А.С. Пушкин, Н.В. Гоголь… Как писатель Даль, несмотря на то что формально лишь в конце жизни перешел в Православие, всегда был по духу и русским, и православным. Этого Даля мы еще очень мало знаем. Он и в своих трудах, и в быту был человеком глубокой веры, истинным христианином. Рисуя в своих многочисленных рассказах, повестях, житейских историях картинки русского быта, поведение крестьянина, помещика, чиновника, охотника, солдата, Даль не в последнюю очередь примечает духовный настрой человека, его веру в Бога, в Божий Промысл.

Многие его произведения, повествующие о русском национальном характере, прежде всего посвящены изображению исключительной религиозной крепости наших предков. Правда, Даль никогда не идеализирует своих героев: он пишет только то, что видит, хотя и не избегает сделать свой нравственный вывод или подчеркнуть какую-то важную мысль. А потому не скрывает он и недостатков и слабостей русского человека, показывает, что порою вера странным образом уживается с грехом, с нравственным уродством. И.С. Тургенев сказал об этом: «Русскому человеку больно от него досталось - и русский человек его любит, потому что и Даль любит русского человека…»

Владимир Иванович Даль родился 10/22 ноября 1801 года в городе Лугани (ныне Луганск). Его отец Иоганнн Христиан, или, как его звали в России, Иван Матвеевич, происходил «из датских офицерских детей». Мать Владимира Ивановича, Мария Христофоровна, владела пятью языками. Даль вспоминал о ней: «Мать разумным и мягким обращением своим, а более всего примером с самого детства поселила во мне нравственное начало». От своих родителей унаследовал будущий писатель необыкновенные способности к языкам. В Россию Иоганна Христиана пригласила сама императрица Екатерина II, у которой он служил некоторое время придворным библиотекарем.

После окончания медицинского факультета в одном из университетов Германии Иоганн Христиан вернулся в Россию и стал практиковать сначала в Петербурге, затем в Гатчине, Петрозаводске, Лугани. Свою медицинскую карьеру он окончил в Николаеве - главным доктором Черноморского флота.

Для датчан Далей Россия стала настоящей родиной. Между собой в семье даже говорили по-русски. Много лет спустя Даль вспоминал о своем посещении Дании во время учебного плавания: «Ступив на берег Дании, я на первых же порах окончательно убедился, что отечество мое Россия, что нет у меня ничего общего с отчизною моих предков». Недаром в конце жизни он напишет: «Ни прозвание, ни вероисповедание, ни сама кровь предков не делают человека принадлежностью той или другой народности.

Дух, душа человека - вот где надо искать принадлежности его к тому или другому народу. Чем же можно определить принадлежность духа? Конечно, проявлением духа - мыслью. Кто на каком языке думает, тот к тому народу и принадлежит. Я думаю по-русски».

Даль получил неплохое домашнее образование, а затем был отдан в Петербургский морской кадетский корпус. Здесь он обучался математике, физике, химии, геодезии, астрономии, навигации, механике, грамматике, истории, географии, иностранным языкам, артиллерии, фортификации, корабельной архитектуре. Даль был одним из лучших учеников и прекрасно сдал экзамены. В послужном списке значилось: «В службу вступил гардемарином 1816 года июля 10-го. Произведен унтер-офицером 1819 года февраля 255го. По окончании в корпусе полного курса наук произведен мичманом 1819 года марта 33го».

Прослужив некоторое время на Черноморском и Балтийском флотах, он, по его собственным словам, почувствовал «необходимость в основательном учении, в образовании, дабы быть полезным человеком». Так в 1826 году он попадает в Дерптский университет, на медицинский факультет. Нелегка была его студенческая жизнь. Он жил в тесной чердачной каморке и зарабатывал себе на жизнь уроками русского языка. Но были и утешения: во время учебы в Дерпте Даль подружился с писателями Н.М. Языковым, В.А. Жуковским, А.Ф. Воейковым. Здесь же сошелся он с будущим героем Крымской войны и знаменитым хирургом Н.И. Пироговым, который позже вспоминал: «Первое наше знакомство с Далем было довольно оригинально. Однажды, после нашего приезда в Дерпт, мы слышим у нашего дома с улицы какие-то странные, но знакомые звуки, русские песни на каком-то инструменте. Смотрим: стоит студент в вицмундире, всунул голову через окно в комнату, держит что-то во рту и играет: "Здравствуй, милая, хорошая моя”, не обращая на нас никакого внимания. Инструмент оказался органчиком (губным), а виртуоз - Владимиром Далем».

Писать Даль начал давно, еще в Морском корпусе, теперь же задумался о писательстве всерьез. Свои незамысловатые, но колоритные по языку произведения, в которых он рассказывает о реальных происшествиях, Даль подписывал чаще всего - Казак Луганский. Литературная судьба его складывалась удачно: его сразу оценили многие писатели и критики. Высокую оценку его творчеству дал В. Г. Белинский: «Из его сочинений видно, что он на Руси человек бывалый, воспоминания и рассказы его относятся и к западу, и к востоку, и к северу, и к югу, и к границам, и к центру России. Изо всех наших писателей, не исключая и Гоголя, он особенное внимание обращает на простой народ, и видно, что он долго и с участием изучал его, знает его быт до мельчайших подробностей, знает, чем владимирский крестьянин отличается от тверского и в отношении к оттенкам нравов, и в отношении к способам жизни и промыслам. Читая его ловкие, резкие, теплые типические очерки русского простонародья, многому от души смеешься, о многом от души жалеешь, но всегда любишь в них простой наш народ, потому что всегда получаешь о нем самое выгодное для него понятие».

Даль был знаком со многими писателями своего времени: Н.М. Языковым, Н.В. Гоголем, А.И. Дельвигом, И.А. Крыловым, В.Ф. Одоевским и многими другими. В 1830 году в Петербурге он познакомился с Тарасом Шевченко. Но особая страница его биографии - трогательная дружба с Александром Сергеевичем Пушкиным, начавшаяся в 1832 году. В сентябре 1833 года (он тогда служил в Оренбурге чиновником особых поручений при военном губернаторе В. А. Перовском) Даль сопровождал поэта по пугачевским местам; многие сведения, сообщенные им Пушкину, не имели цены. Пушкин же передал Далю сюжет «Сказки о Георгии Храбром и о волке» и свою «Сказку о рыбаке и золотой рыбке» с надписью: «Твоя от твоих! Сказочнику Казаку Луганскому - сказочник Александр Пушкин». Встречались они и в 1836 году в Петербурге. Пушкин был у Даля на квартире буквально за несколько дней до дуэли. Как только Даль узнал о гибельной дуэли поэта с Дантесом, он примчался в дом своего друга и неотлучно дежурил у его постели до самой смерти Пушкина.

Бережно хранил он дар жены поэта Натальи Николаевны: простреленный сюртук и знаменитый перстень-талисман.

Главным делом жизни Даля были четыре тома его «Толкового словаря живого великорусского языка», первое издание которого вышло в 1861–1867 гг.

При этом себя Даль называл не автором словаря, а вечным учеником русского языка: «Писал его не учитель, не наставник, не тот, кто знает дело лучше других, а кто более многих над ним трудился; ученик, собиравший весь век свой по крупице то, что слышал от учителя своего, живого русского языка».

Еще с юности своей любопытный и деятельный Даль начал собирать свой словарь. Учась в Морском корпусе, он стал заносить в тетрадку морские термины, народные речения, пословицы, поговорки, непонятные слова, которые слышал вокруг себя, кадетский жаргон. Во время военных походов, в которых Далю пришлось участвовать, он тоже не терял времени даром: «Бывало на дневке где-нибудь соберешь вокруг себя солдат из разных мест да и начнешь расспрашивать, как такой-то предмет в той губернии зовется, как в другой, в третьей; взглянешь в книжку, а там уж целая вереница областных речений». То же - и во время чиновничьей службы: «Все это списывалось в канцелярии... Были полосы, что все писцы занимались этим исключительно, да еще перепискою сказок, пословиц, поверий и т. п.». Словарь постоянно пополнялся даже после его издания.

Последние четыре слова Даль записал накануне своей кончины: они были услышаны от прислуги. За создание своего словаря он был удостоен Ломоносовской премии и золотой Константиновской медали. Известный историк М.П. Погодин сказал: «Словарь Даля закончен. Теперь русская Академия наук без Даля немыслима».

Литературное наследие Владимира Ивановича Даля - это наша национальная сокровищница. Причем известная лишь в своей очень малой части. Даже десятитомное издание его художественных произведений, вышедшее в 1897–1898 годах, не дает полного представления о его творчестве. В него не вошло многое: стихи, пьесы, статьи и пр. Не говорим уж о собирательской деятельности Даля, которая не ограничилась только знаменитым словарем: ведь Даль издал еще и «Пословицы русского народа» (более 30 тысяч пословиц, поговорок, народных поверий). В знаменитом сборнике сказок А.Н. Афанасьева есть и те, которые передал ему Даль. Точно так же передал Даль собранные им народные песни П.В. Киреевскому.

Как писатель Даль отличается необыкновенным вниманием к слову. Если у большинства прозаиков доминируют авторская фантазия и сюжет, а слово поставлено в зависимость от них, то у Даля как раз сюжет и вымысел зависят от слова. Иногда его даже упрекают в нарочитом щегольстве знанием русского народного языка, в том, что он без меры насыщает свои произведения (особенно ранние) пословицами, поговорками, народными словечками, зато у него мало юмора, вымысла, собственно «художества». Но нужно учесть, что Даль стоял особняком в литературе.

Много в литературе было людей, казалось бы, более талантливых в художественном отношении, но кто сегодня их знает? Значение же Владимира Ивановича Даля со временем только растет. Недаром Н.В. Гоголь писал о нем: «Все у него правда и взято так, как есть в природе. Ему стоит, не прибегая ни к завязке, ни к развязке, над которыми так ломает голову романист, взять любой случай, случившийся в русской земле, первое дело, которого производству он был свидетелем и очевидцем, чтобы вышла сама собой наизанимательнейшая повесть. По мне он значительнее всех повествователей-изобретателей». И еще: «Писатель этот более других угодил личности моего собственного вкуса и своеобразию моих собственных требований: каждая его строчка меня учит и вразумляет». Мало кто из современников Гоголя мог услышать от него такую похвалу! Слова эти актуальны и по сей день.

Первая книга Казака Луганского вышла в 1832 году и называлась весьма витиевато: «Русские сказки, из предания народного изустного на грамоту гражданскую переложенные, к быту житейскому приноровленные и поговорками ходячими разукрашенные казаком Владимиром Луганским. Пяток первый». Успех сказок был удивителен для самого автора, но закономерен: впервые русская публика познакомилась с сокровищами русской народной речи: с пословицами, поговорками, прибаутками.

«Пяток первый» понравился самому Пушкину, который писал Далю: «Что за роскошь, что за смысл, какой толк в каждой поговорке Вашей! Что за золото!» Неудивительно, что после Даля многие бросились писать «народные» произведения, вроде «Сказок» или «Пары новых русских россказней» Ивана Ваненко (псевдоним московского писателя И.И. Башмакова).

В 1840-е годы Даль начинает писать прозу с элементами художественного вымысла. Его интерес к народному быту не угасает, но несколько нивелируется под влиянием гоголевской «натуральной школы». Даль становится одним из многих очеркистов 1840-х годов, но при этом сохраняет свою оригинальную физиономию. Его очерки «Уральский казак», «Денщик», «Петербургский дворник» выделяяются в потоке очерковой литературы неподдельным знанием народного быта. В.Г. Белинский недаром отметил: «В физиологических очерках… он - истинный поэт. "Колбасники и бородачи”, "Дворник” и "Денщик” - образцовые произведения в своем роде, тайну которого так глубоко постиг В.И. Луганский. После Гоголя это до сих пор решительно первый талант в русской литературе». Пишет Даль и повести, но произведения с классической завязкой и развязкой у него не так удачны. Несколько особняком стоят в его творчестве «прикладные» произведения, написанные специально для нравственно-патриотического воспитания русского солдата и матроса. В 1843 году Даль выпускает сборник «Солдатские досуги», а вскоре, по заказу Великого князя Константина Николаевича, главы военно-морского ведомства, - сборник «Матросские досуги» (1853). Это были занимательные и нравоучительные истории, которые имели огромный успех в народе.

Даль - внимательнейший наблюдатель не только русского, но и других национальных характеров:

«Малоросс… охотнее всего прикидывается простачком, олухом, а между тем дурачит всякого, кто сам дается в обман. Русский мужик, сообразно прямому, открытому нраву своему, шутит намеками, замечаниями; но у него нет замашки вкрадываться простодушием своим в доверие ваше, а потом озадачивать замысловатыми истинами в виде вопроса, как будто невзначай предложенными; а это, воля ваша, с тупым умом несовместно». Внимательно вглядываясь в национальную физиономию цыган, поляков, болгар, турок, молдаван, румын, греков, казахов, калмыков, башкир, финнов, немцев, французов, англичан, Даль, несомненно, больше всего произведений посвящает русскому человеку (под русскими он чаще всего разумеет всех восточных славян: и великороссов, и малороссов, и белорусов); главная из его прозаических книг - «Картины из русского быта».

В отличие от «Записок охотника» И.С. Тургенева, задавшегося, как и Даль, целью передать народный характер, «Картины из русского быта» написаны строго фактографично. Обе книги воссоздают эпическую панораму России, но совершенно по-разному. Взгляд Тургенева устремлен в глубину поэтической народной души, Даль же широко охватывает своим взглядом своеобразие быта русского человека в различных уголках великого Отечества.

Тургенев создает художественный эпос русского народа, воплощенный в тонко выписанных поэтических характерах, в которых можно увидеть порою даже черты шукшинских «чудаков». Даль же описывает именно быт, но зато описывает его точно, как будто не спеша заполняет ячейки словарных статей в своем «Толковом словаре»: каждый рассказ-очерк словно иллюстрирует выдающуюся черту национального менталитета и быта, притом в его областном выражении. Попутно мы узнаем массу любопытных и важных мелочей: во что одевается русский человек в той или иной местности, в разные времена года, чем отличается его жилище, с какими орудиями выходит он на медвежью охоту, на рыбалку, как стоит в церкви, какие сказки слышит и рассказывает. Если Тургенев смотрит на русский народ как поэт, то Даль - как этнограф. Но оба они - писатели, и это их роднит.

В литературе у В. И. Даля были свои продолжатели: П.И. Мельников-Печерский, Н.С. Лесков и многие другие. Благодаря П.И. Мельникову-Печерскому мы и узнали многое о скрытой для иных духовной жизни Даля. Еще в 1848 году он выслал свой «давнишний опыт перевода Евангелия» М.П. Погодину. А в 1860-е годы, когда все заговорили о необходимости грамотности для русского народа, Даль напомнил, что грамотность неотрывно должна быть связана с нравственностью - иначе выйдет одна беда.

Он стал готовить уникальное издание для народного чтения, а именно: Библию. По воспоминаниям Мельникова-Печерского, он стал заниматься переложением «Моисеева Пятикнижия» («Бытописания») применительно к понятиям русского простонародья. «Еще в 1869 году он читал мне отрывки из "Иисуса Навина”, "Судей” и "Царств”…»

Воспоминания Мельникова-Печерского подтверждают, что Даль вполне осознанно принял Православие, так как считал, что в Православной Церкви сохраняется вся полнота Истины. В одной из бесед со своим другом-учеником В.И. Даль сказал: «Самая прямая наследница апостолов, бесспорно, ваша Греко-Восточная Церковь, а наше лютеранство дальше всех забрело в дичь и глушь. Эти раскольники (Чистое Поле и его окрестные селения населены раскольниками) несравненно ближе ко Христу, чем лютеране. Лютеране - головеры. По учению Лютера: "Веруй только во Христа, спасешься ты и весь дом твой” - добрых дел, значит, не нужно. Эдак не один благоразумный в Евангелии упоминаемый разбойник, но и всякий разбойник с большой дороги в Царство Небесное угодит, если только верует во Христа. Римское католичество в этом отношении лучше протестантства, но там другая беда, горшая лютеранского головерия, - главенство папы, признание смертного и страстного человека наместником Сына Божия. Православие - великое благо для России, несмотря на множество суеверий русского народа.

Но ведь все эти суеверия не что иное, как простодушный лепет младенца, еще неразумного, но имеющего в себе ангельскую душу. Сколько я ни знаю, нет добрее нашего русского народа и нет его правдивее, если только обращаться с ним правдиво... А отчего это? Оттого, что он православный... Поверьте мне, что Россия погибнет только тогда, когда иссякнет в ней Православие... Расколы - вздор, пустяки; с распространением образования они, как пыль, свеются с русского народа. Раскол недолговечен, устоять ему нельзя; что бы о нем ни говорили, а он все-таки не что иное, как порождение невежества... Пред светом образования не устоять ни темному невежеству, ни любящему потемки расколу. Суеверия то же пройдут со временем.

Да где же и нет суеверий? У католиков их несравненно больше, а разве протестантство может похвалиться, что оно совершенно свободно от суеверий? Но суеверие суеверию - рознь. Наши русские суеверья имеют характер добродушия и простодушия, на Западе не то; тамошние суеверия дышат злом, пахнут кровью. У нас непомерное, превышающее церковный закон почитание икон, благовещенская просфора, рассеянная вместе с хлебными зернами по полю ради урожая, скраденная частица Святых Даров, положенная в пчелиный улей, чтобы меду было побольше, а там - испанские инквизиции, Варфоломеевские ночи, поголовное истребление евреев, мавров, казни протестантов!»

Скончался Даль, уже окрестившись в Православие. Мельников-Печерский сразу после смерти Даля вспоминал, как это случилось: «Помню раз, года четыре тому назад, прогуливались мы с ним по полю около Ваганькова кладбища. Оно недалеко от Пресни, где жил и умер Владимир Иванович.

Вот и я здесь лягу, - сказал он, указывая на кладбище.

Да вас туда не пустят, - заметил я.

Пустят, - отвечал он, - я умру православным по форме, хоть с юности православен по верованиям.

Что же мешает вам, Владимир Иванович? - сказал я. - Вот церковь...

Не время еще, - сказал он, - много молвы и говора будет, а я этого не хочу; придет время, как подойдет безглазая, тогда... - И тут же поворотил на шутку: - Не то каково будет моим тащить труп мой через всю Москву на Введенские горы, а здесь любезное дело - близехонько».

Осенью 1871 года с Владимиром Ивановичем случился первый легкий удар. После этого он пригласил православного священника, принял православное крещение и причастился Святых Христовых Таин по православному обряду. В.И. Даль скончался 22 сентября/4 октября 1872 года и был похоронен на Ваганьковском кладбище. Как он и предполагал.

Переход Владимира Ивановича Даля под кров Православной Церкви закономерен и логически завершает его яркую и до сих пор мало оцененную судьбу. В самом деле, трудно представить себе, что автор «Толкового словаря» и «Пословиц русского народа», автор «Ильи Муромца» и «Архистратига» не мыслил и не чувствовал как истинно русский и православный человек.

В настоящем издании опубликованы те произведения В.И. Даля, в которых проявляется его православное мировоззрение, патриотизм, любовь к народу и русскому языку. Многие из них публикуются впервые после выхода десятитомного собрания сочинений (1897–1898).

Произведения Даля наполнены диалектными и устаревшими выражениями, поэтому они нуждаются в комментариях. Комментарии расположены в конце книги. Авторские же дополнения и замечания к текстам даны под знаком звездочки - в самом тексте. Орфография дана в современном варианте, за исключением тех случаев, которые подчеркивают авторскую индивидуальность В.И. Даля.

Владимир Мельник

Доклады и сообщения по русскому языку

К теме: ИСТОРИЯ РАЗВИТИЯ РУССКОГО ЯЗЫКА

"Он открыл рудник словесный"

В историю нашей культуры Владимир Иванович Даль прежде всего вошёл как создатель "Толкового словаря живого великорусского языка", отразившего с исключительной полнотой словарный состав языка XIX века. Богатством материала труд Даля превышает всё, что когда-либо было сделано силами одного человека. Без всяких преувеличений можно сказать, что Даль совершил подвиг в науке, создав за 50 лет словарь, для составления которого потребовались бы "целая академия и целое столетие" (Мельни-ков-Печёрский). А ведь Даль был ещё писателем, этнографом, медиком, ботаником, географом, моряком, инженером, а называл себя (в высшей степени скромно) "учеником, собиравшим весь свой век по крупице то, что слышал от учителя своего, живого русского языка".

"Русского человека он знает, - говорил о Дале Тургенев, - как свой карман, как свои пять пальцев".

Всюду, где бы ни бывал, Даль жадно хватал на лету слова и обороты, когда они срывались с языка в простой беседе людей всех сословий, всех окраин... И собрал - 30 тысяч пословиц (почти в 6 раз больше, чем в известном тогда сборнике Княжевича), 200 тысяч слов (на 83 тысячи больше, чем в только что изданном Академическом словаре).

Словарь Даля - это не только лексикон, словник, это единственная в своём роде энциклопедия широкой народной жизни. Это книга для изучения: в ней - такая масса сведений из самых разнообразных областей жизни, человеческой деятельности, быта.

Даль прожил 71 год. Из них более 50 лет отдано исследованию языка. Жизнь этого удивительного человека не была спокойной. Он участвовал в 2 военных кампаниях: турецкой и польской, был чиновником, хирургом-окулистом, ветеринаром, писателем, даже автором учебников "Ботаника" и "Зоология", но более всего любил русское слово. В эту огромную копилку складывал он живые русские слова, а вместе с ними - пословицы, поговорки, песни, сказки, легенды, верования, предания, присказки, побасёнки, даже игры. Жизнеописание Даля не укладывается ни в какие рамки, потому что напоминает настоящий роман путешественника и неутомимого труженика.

Из биографии В. Даля

Владимир Иванович Даль родился 10 ноября 1801 года в России, в маленьком городке на Украине, в Лугани (сейчас - город Луганск), в семье врача, выходца из Дании. Его отец приехал в Россию по приглашению императрицы Екатерины II и принял русское подданство. Любовь к своей второй родине, к России, он передал и сыну. Мать - обрусевшая немка, дочь известной переводчицы и писательницы М. Фрейтаг. Родители Даля знали много языков и были образованными людьми. Даль тоже получил хорошее домашнее образование. В 13 лет он был определён в Морской кадетский корпус в Петербурге, и уже через 2 года (в 1816) произведён в гардемарины. Это было его первое воинское звание. В то время чин гардемарина считался офицерским. В числе 12 лучших юношей на бриге "Феникс", вместе с П. Нахимовым и Д. Завалишиным (будущим декабристом), он побывал на родине отца, в Дании (в Копенгагене), но уже тогда пришёл к выводу, что родина у него одна - Россия.

В 1818 году Даля произвели в мичманы. Закончив обучение, молодой мичман направился на службу во флот, в город Николаев. В том же году он начал собирать слова, которые позднее вошли в его "Толковый словарь живого великорусского языка".

Первое слово

Юный Даль окончил Петербургский морской корпус и ехал служить на Черноморский флот. Сани легко катились по снежному полю. Ветер гудел. Ямщик, закутанный в тяжёлый тулуп, понукая лошадей, через плечо поглядывал на седока. Тот жался от холода, поднял воротник, сунул руки в рукава. Новая, с иголочки, мичманская форма греет плохо. Ямщик ткнул кнутовищем в небо, пробасил, утешая:

Замолаживает...
- Как это "замолаживает"?

Пасмурнеет, - коротко объяснил ямщик. - К теплу. Даль вытащил из кармана записную книжку, карандашик, подул на закоченевшие пальцы и вывел старательно: "Замолаживает, замолаживать - иначе пасмурнеть в Новгородской губернии, значит заволакиваться тучками, говоря о небе, клониться к ненастью".

Этот морозный мартовский день оказался главным в жизни Даля. На дороге, затерянной в новгородских снегах, он принял решение, которое перевернуло его жизнь. С тех пор, куда бы ни бросала его судьба, он всегда находил время записать услышанное где-нибудь меткое слово, выражение, песню, сказку, загадку.

Во флоте Даль прослужил 7 лет (этот срок был обязательным для выпускников Морского корпуса). Всё это время он увлечённо занимался литературой и собиранием слов. Отслужив положенный срок и получив повышение, Даль ещё полтора года служил на Балтике, в Кронштадте, и подал в отставку: он решил идти по стопам своего отца и поступил в Дерптский университет на медицинский факультет (Дерпт - бывший русский город Юрьев, теперь Тарту). Этот период жизни Даль называл "временем восторга". Среди людей, с которыми он общался в Дерпте, - поэты Н. Языков, В. Жуковский, сыновья Н. Карамзина. В доме своего наставника и друга, профессора хирургии А. Мойе-ра Даль собирал друзей, они думали о будущем, читали стихи А. Пушкина. В Дерпте Даль впервые опубликовал свои стихи в журнале "Славянин". Друзья вспоминали о нём как об остроумном юноше, блестящем рассказчике, жизнерадостном балагуре. Учёба в университете прервалась начавшейся русско-турецкой войной. Даль досрочно защитил диссертацию и отправился на берег Дуная, в самую гущу военных действий, где он оперировал раненых, боролся с чумой и холерой. Общаясь с солдатами, собранными со всех концов России, военный врач Даль не забывал и о своём увлечении - собирал слова.

На войне. "Золотой" верблюд

Запасы Даля росли не по дням, а по часам. Он всякую свободную минуту на войне проводил среди солдат - скоро тетрадок с записанными словами оказалось так много, что они не умещались ни в один чемодан. Даль сложил тетради в тюки и навьючил ими верблюда. Как-то после одной из стычек с неприятелем верблюд оказался во вражеском стане. Даль очень горевал: сколько его трудов пропало вместе с ним! К счастью, через несколько дней наши солдаты отбили верблюда у врага и возвратили хозяину. На Далевы тетрадки противник не позарился. Не велика ценность - слова! А для Даля его записи были дороже золота.

Весной 1831 года корпус, где служил Даль, направили в Польшу для подавления восстания. Для переправы через Вислу нужно было навести мост и затем сразу же его разрушить (чтобы не дать пройти противнику). Тогда вспомнили о другой профессии Даля и поручили ему эту операцию. За её отличное исполнение Даль получил орден Святого Владимира и перстень с бриллиантом.

С 1832 года Даль работал в военном госпитале в Петербурге, приобрёл известность хирурга-окулиста (успешно делал операции на глазах как правой, так и левой рукой).

Начало литературной деятельности

Начало литературной деятельности Даля относится к 1830 году. Его первая повесть "Цыганка" была названа издателем "превосходным сочинением", но широкая публика её не заметила. Сочинения Даля появлялись под псевдонимом Казак Луганский (взят по месту рождения), а известность Казаку Луганскому принесли "Русские сказки". Вот как назывался этот известный сборник: "Русские сказки, из предания народного изустного на грамоту гражданскую переложенные, к опыту житейскому приноровленные и поговорками бродячими разукрашенные Казаком Владимиром Луганским. Пяток первый".

В этих сатирических сказках Даль высмеивал "блюдолизов придворных", тупость чиновников, используя известные фольклорные сюжеты. Сборник запретили и изъяли из продажи - его расценили как "насмешку над правительством". Автор скандальных сказок был даже взят под арест в Третье отделение, однако в тот же день освобождён: император Николай I вспомнил о заслугах Даля в польской кампании, также за него просил и В. Жуковский. Читающая публика встретила сказки с восторгом, никогда ещё не было книг, написанных таким сочным русским говором, с таким обилием пословиц и поговорок. Эта история принесла Далю известность среди литераторов. Однако переизданы сказки были лишь через 30 лет.

Встречи с А. Пушкиным

Сказки стали поводом для знакомства Даля с Пушкиным, оно произошло в 1832 году. Даль пришёл к Пушкину со своим сборником как литератор к литератору. О чём говорили Пушкин и Даль? Точных сведений об этой беседе нет, но известно, что "Первый пяток" Пушкину понравился, особенно его восхитил язык Даля.

В 1833 году произошла ещё одна памятная встреча Пушкина и Даля в Оренбургской губернии. Пушкин шёл дорогами Пугачёва, собирая материалы для "Капитанской дочки". Даль сопровождал его. Он вспоминал оренбургские годы как "золотое время для заготовки слов". Это нетрудно объяснить: край был заполнен переселенцами и в 1 уезде были собраны бывшие жители 20 губерний! Пушкин в дороге рассказал Далю сказку о Георгии Храбром и волке (позже Даль напечатал её), а Даль в ответ - сюжет "Сказки о рыбаке и рыбке". Через месяц Пушкин прислал своему другу Далю рукопись этой сказки с надписью: "Твоя от твоих! Сказочнику Казаку Луганскому - сказочник Александр Пушкин".

Однажды, в январе 1837 года, Пушкин заглянул к Далю, с весёлым нетерпением рылся в его записях, громко радовался всякому слову, занятному выражению. Кто бы мог подумать? Уже через несколько дней Даль был на Мойке, 12, сидел у постели смертельно раненного на дуэли поэта, старался облегчить его страдания, давал лекарства, менял компрессы, слышал предсмертные слова Пушкина. В память о Пушкине Далю был отдан простреленный на поединке чёрный сюртук и перстень поэта с лучистым зелёным изумрудом, его талисман. Даль часто повторял, что принялся за словарь по настоянию Пушкина.

Жизнь продолжается

Даль много работал, он - чиновник особых поручений при губернаторе Оренбурга. В Оренбургском крае Даль организовал зоологический музей, собирал коллекции местной флоры и фауны, публиковал статьи по вопросам медицины, писал учебники "Ботаника" и "Зоология" для военных учебных заведений. В 1838 году Академия избрала Даля членом-корреспондентом по отделению естественных наук.

С 1841 года Даль - начальник канцелярии министра внутренних дел. Чиновник Даль был занят службой. Казак Луганский писал рассказы. А как же словарь? Пополнялись ли словами заветные тетрадки? Даль продолжал собирать слова. Подсчитано, что при равномерной работе над еловарём Даль записывал 1 слово в час. Это очень много. Но пока все слова прятались у него в тетрадках, бесценное сокровище Даля принадлежало ему одному. Но он хотел сберечь живой язык народа для всех. Свой труд Даль назвал "Толковый словарь живого великорусского языка". Он шутил: "Словарь не оттого назван „толковым", что мог получиться бестолковым, а оттого, что он слова объясняет, растолковывает". Заметки в этом словаре - маленькие рассказы о жизни народа, его трудах, о народных обычаях, поверьях и нравах. Из этих заметок мы узнаём сегодня, какие дома строили русские люди, какую одежду носили, какие печи складывали и как их топили, как поле пахали, как хлеб убирали, как невест сватали, как детей учили, как кашу варили.

Про кашу (из Далева словаря)

"КАША, - толкует Даль, - густоватая пища, крупа варёная на воде или на молоке. Крутая каша, гречневая, пшённая, полбеная, ячная, овсяная, ржаная... готовится в горшке и в печи, запекаясь сверху; жидкая, кашица; размазня, по густоте, между крутою и кашицей" (орфография и пунктуация XIX века. - Прим. ред.). Но кашей называют не только пищу. Это ещё и артель, которая собирается для общей работы (артельщики иногда говорят: "Мы с ним в одной КАШЕ"). Во время жатвы крестьяне помогают друг другу, такая помощь тоже порой именуется кашей. Наконец, все мы понимаем, что пословица сам заварил кашу, сам и расхлёбывай тоже не про еду: здесь каша - беспорядок, суматоха, недоразумение.

"Человек рождён на труд"

За 50 лет один человек собрал в словарь из 4 томов более 200 тысяч слов. Если эти слова просто выписать столбиками, понадобится 450 ученических тетрадей в линейку. А в словаре Даля каждое слово объяснено, к каждому приводятся примеры. Кроме постоянной работы со словами, Даль мастерил деревянные ларцы, вырезал рогатые мотовила для пряжи, трудился на токарном и слесарном станках.

Даль не отличался покладистым характером, был человеком независимым, никогда не искал влиятельных покровителей. Он вставал рано и сразу же принимался за работу. До полудня Даль работал над словарём, не отрываясь, в час обедал и независимо от погоды выходил на прогулку. После отдыха снова садился за письменный стол, по вечерам уже не писал, а лишь вносил исправления. Ровно в 11 вечера он шёл спать. Поневоле, узнав о распорядке Даля, вспомнишь пословицу: "Человек рождён на труд".

Говорят, до последних дней он вносил в словарь поправки и дополнения гусиным пером, чтобы буквы были круглее и чётче, при этом бормотал: "А когда досуг-то будет? А когда нас не будет". Даже перед смертью Даль просил дочь записать новое слово.

Одно только слово разумеется

Когда Даль служил чиновником в Петербурге, служба занимала у него много времени, но всё-таки он успевал писать. Однажды в журнале появился его рассказ "Ворожейка". Рассказ был о том, как ловкая гадалка обобрала доверчивую крестьянку и об этом происшествии заявили начальству. По словам Даля, "тем, разумеется, дело и кончилось". Да не кончилось. Слово разумеется возмутило начальство, ведь это значило, что начальство всегда бездействует и не хочет ни в чём разбираться. Опасный рассказ Даля прочитал царь. Министр внутренних дел вызвал писателя и передал ему слова царя: "Писать - так не служить, служить - так не писать". Выбора у Даля не было. Служба приносила заработок, семья у него была большая (11 душ!), к тому же без жалованья не завершить работу над словарём. Пришлось Далю пообещать, что впредь рассказов сочинять не станет. Вот так дорого обошлось ему одно только слово разумеется.

"Пословица - всем делам помощница"

С 1849 по 1859 год Даль служил управляющим удельной конторой в Нижнем Новгороде. Город этот много чем славился, но одним из самых ярких событий здесь была ежегодно проводимая ярмарка. Вот как описывали современники Даля эту ярмарку: "Месяц и 10 дней движется, гудит, переливается красками ярмарка. Идёт по ярмарке худой носатый человек, нижегородский чиновник Даль. Ничего не покупает. Слушает ярмарочный гул. Выдёргивает из гула слова, прибаутки, пословицы - точно золотых рыбок из омута. И каждый день приносит Даль домой несметные сокровища, единственные, за которые на ярмарке не берут денег, - только подбирай. Дома он раскладывает слова по полочкам в своих хранилищах. Каждую пословицу переписывает дважды на узких полосках бумаги (Даль называет их "ремешками"). Один „ремешок" пойдёт как пример для пояснения слов, другой - вклеивается в тетрадь, предназначенную для сбора пословиц. Таких тетрадей уже 180..."

Примерами едва не к каждому слову своего словаря Даль брал народные пословицы. Их тоже собрано было очень много - больше 30 тысяч. В 1853 году Даль представил в Академию наук свой сборник "Пословицы русского народа". На титульном листе стоял эпиграф: "Пословица несудима". В предисловии автор обращался к своим читателям: "Что если бы каждый любитель языка нашего, пробегая на досуге сборник мой, делал заметки, поправки и дополнения... и передавал бы их собирателю - не правда ли, что следующее издание, если бы оно понадобилось, могло бы оставить далеко за собой первое? Дружно - не грузно, а один и у каши загинет".

Но цензура воспротивилась изданию сборника, заявив, что он "посягает на развращение нравов". "Пословицы русского народа" были напечатаны лишь в 1861-1862 годах, после смерти императора Николая I.

Живое слово дороже мёртвой буквы - Даль любил эту пословицу и на протяжении всей своей жизни собирал слова, народные выражения, стремясь показать богатство живого языка, а через него - полнее и ярче раскрыть различные стороны народной жизни.

"Спущен на воду мой корабль!"

Ни служба, ни занятия наукой и литературой не могли прервать настойчивой и кропотливой работы Даля над составлением "Толкового словаря живого великорусского языка". Но полностью отдаться этому главному делу своей жизни Даль смог только после выхода в отставку. В 1859 году из-за конфликта с новым министром он подал в отставку и поселился в Москве, выслужив чин действительного статского советника. Здесь, в Москве, Даль завершил свой великий труд.

Первый том словаря был издан в 1863 году. Император Александр II взял расходы по выпуску всех следующих томов (всего их 4) и пожаловал Далю орденскую ленту.

Последний том словаря вышел в 1866 году. Академия наук присудила Далю за словарь Ломоносовскую премию и избрала его в почётные члены. Географическое общество наградило автора золотой Константиновской медалью, а Дерптский университет прислал диплом и премию. Даль радовался: "Спущен на воду мой корабль!" Но работу над словарём он не считал законченной - в последующие годы готовил его второе издание.

Итак, "корабль", "Словарь живого великорусского языка", ушёл в российское плавание, а сегодня уже и в мировое - есть словарь Даля и в Интернете.

Два дома-музея В. Даля

Память о Дале хранят 2 дома-музея: один - в котором он родился, другой - в котором жил последние годы. Дом, где родился Даль, хорошо сохранился. Он находится в городе, часто менявшем название: Луганск - Ворошиловград. Впрочем, в то далёкое время (вот уже более 2 веков назад) городок на Украине назывался Луганью, а дом под номером 12 стоял на Английской улице (затем она стала называться улицей Юного Спартака). Сегодня в городе все знают и почитают Даля. С 1983 года регулярно проводятся Далевские чтения. Местная интеллигенция собирается в литературной гостиной домика-музея. Областное телевидение проводит Далевские "четверги". В 1981 году в городе был торжественно открыт первый в стране памятник Далю, а на территории больницы (ведь он ещё и врачом был замечательным!) установили его бюст.

А дом, в котором Даль жил последние годы, стоит на Большой Грузинской в Москве (здесь он прожил почти 13 лет). Дом обновлён, отреставрирован, в нём открыт мемориальный музей Даля. Старый кривой тополь, вековые липы наверняка помнят этого человека. Рассказывают, что в 1941 году перед домом упала фашистская бомба, но не взорвалась. Когда сапёры раскрыли её, то вместо детонатора обнаружили... чешско-русский словарь. Провидение рукою рабочего-антифашиста сохранило для нас этот замечательный дом великого Даля.

"Доклады и сообщения по русскому языку" В.А. Крутецкая. Дополнительные материалы, полезная информация, интересные факты. Начальная школа.

В 1859 году Даль вышел на пенсию (точнее, на 2/3 пенсии) и перебрался в Москву. Четверть века он копил, “откладывал все остатки и заработки”, чтобы можно было заняться исключительно словарем.
В. И. Даль сумел завершить главное дело своей жизни - составил Словарь - Толковый словарь живого великорусского языка.
Трудно переоценить значение словарей (толковых, энциклопедических, двуязычных, терминологических, синонимических, фразеологических, этимологических и др.) для человеческой культуры. Словарь, по образному выражению В. Порудоминского, биографа Даля, - это “волшебный сундук, в который можно уложить сокровище и, бессчетно умножив с помощью печатных станков, отдать людям. Каждый может стать владельцем золотой горы, перекованной в книгу”.
Но первый такой “волшебный сундук”, без которого все печатные станки стоят недвижимы, - надо было создать. Ему предназначалось стать вместилищем русской народной речи.
Какие исторические причины, какие, пользуясь сегодняшним клише, объективные факторы благоприятствовали Далеву делу?
Победа в Отечественной войне 1812 года пробудила в российском обществе интерес к собственной истории, литературе, к языку народа-победителя. Будущий член революционного “Союза благоденствия” Федор Глинка писал в ту пору: “Имя Отечества нашего сияет славою немерцающею, а язык его безмолвствует!.. Мы русские, а говорим не по-русски!..” Ему вторил Вильгельм Кюхельбекер: “Из слова русского, богатого и мощного, силятся извлечь небольшой, благопристойный, приторный, искусственно тощий, приспособленный для немногих язык”. Молодой Пушкин, уже написавший “Руслана и Людмилу”, призывал: “Есть у нас свой язык; смелее! - обычаи, история, песни, сказки и проч.”, а когда в 1832 году встретился с Далем, надоумил Владимира Ивановича собранные запасы объединить в словарь.
Даль остро чувствовал отрыв книжно-письменного языка своего времени от народной речевой стихии. Это чувство в нем соединилось с долгом, с собственным влечением и определило его жизненный путь.
Нет, не о влечении - о страсти надо говорить. Только страсть как “субъективный фактор” могла вызвать к жизни такой гигантский словарь. Очень верно сказал об этом лингвист А. Сухотин: “Отношение Даля к языку было активное. Не будь у Даля этой любви, этой страсти к языку, этого творческого проникновения в самую сущность его, он никогда бы не выполнил своего великого труда... Есть что-то трогательное в этом затерянном среди 200 тысяч слов, 30 тысяч пословиц крике человеческой души: “Разве помру, а то кончу словарь свой” (пример на слово “разве”)”.
Даль отметает фатальный взгляд на развитие языка: нам, дескать, “вовсе нечего заботиться о родном слове своем: оно-де выработается в свое время, как ему суждено”. Неверно! - считает он, - литературный язык надо развивать, совершенствовать, сознательно строить. “Если мы станем вводить пригодные русские слова исподволь, у места, где они ясны по самому смыслу, то нас не только поймут, но станут даже у нас перенимать”.
Что же это за “пригодные русские слова”, способные обогатить литературный язык? Это народные слова, “ими должно дорожить, искать их и вводить снова в письмо, чтобы пошлое и слабое заменить свежим, ясным, живым и сильным... Язык не пойдет в ногу с образованием, не будет отвечать современным потребностям, если не дадут ему выработаться из своего сока и корня, перебродить на своих дрожжах”.
Демократическая идея - идея народности и национальной самобытности - стала определяющей, путеводной для дворянина и “выходца” Даля. Противопоставляя народное (“простонародное”) - “образованному” и национальное - “иноземному”, Даль видел свою задачу не в сталкивании этих начал, а в том, чтобы вывести народное, в его широком - социальном и культурном - понимании, из “тени”, из безвестности, из несправедливого забвения.
Даль не избежал крайностей: поначалу реформа литературного языка на базе народного мыслилась им как радикальная. Он готов был предпочесть многие диалектные формы книжно-письменным, литературным. Однако это не вызвало сочувствия у русских литераторов. В. А. Жуковский (в 1837 году, в Уральске) возразил Далю, что краткость и выразительность предложенной диалектной фразы (сравнительно с литературной) не может перевесить ее непонятность. Эти же фразы сопоставил в одной из статей (1842 г.) В. Г. Белинский: “Казак Луганский утверждает, что не должно говорить так: “Казак оседлал лошадь свою как можно поспешнее, посадил товарища своего, у которого не было коня, к себе на круп и следовал за неприятелем, имея его постоянно в виду, чтоб при благоприятных обстоятельствах на него кинуться”, а должно вместо того говорить: “Казак седлал уторопь, посадил бесконного товарища на забедры, следил неприятеля в назерку, чтоб при спопутности на него ударить”. Воля его казацкой удали, а мы, люди письменные, равно не понимаем ни уторопи, ни назерки, ни забедр, ни спопутности”.
Темпераментный, целеустремленный языковый политик, каким был В. И. Даль (а не просто добродушный собиратель), вынужден был, хотя и не сразу, признать справедливость писательской критики, осуждения общественностью его крайнего пуризма, радикального реформаторства. В дальнейшем высказывания Даля становятся более взвешенными, и он предпочитает говорить, как важно знать народный язык, его “драгоценную руду” - говоры, которые открывают нам “происхождение и средство поколений” и “много способствуют уразумению и обогащению языка”. И писателям, использующим просторечные и областные слова, он дает благоразумный совет: “Изучать нам надо народный язык, спознаться через него с духом родного слова, и принимать или перенимать с толком и чувством, с расстановкой”.
В “Напутном слове” к своему "Словарю" В. И. Даль говорит: “...слова, речи и обороты всех концов Великой Руси, для изучения живого языка, должны войти в словарь, но не для безусловного включения их в письменную речь, а для изучения, для знания и обсуждения их, для изучения самого духа языка и усвоения его себе, для выработки из него постепенно своего, образованного языка. Читатель, а тем паче писатель, сами разберут, что и в каком случае можно принять и включить в образованный язык”.
Даль был человеком глубоко нравственным. В письме к издателю А. И. Кошелеву (1856 г.) он призывал “принимать образованность и просвещение в добром направлении его, а не в дурном - (можно быть умным и ученым негодяем)... принимать его не бессознательно, а применяя и приурочивая к своей почве...”. Даль был провидцем, он предостерегал, что цивилизация без нравственности приведет народы к пропасти. Он писал, что “для доброго, полезного приложения изобретений... [и называл нож, топор, порох, пар, грамоту, а мы бы добавили танки, ракеты, атомную энергию в виде бомб и АЭС]... нужно быть приуготовленным, приспособленным... нужно понять опасность обращения с таким товаром и не только умом и сердцем желать добра, но и не заблуждаться насчет последствий...”.
Даль в свое время подвергся резкой критике со стороны прогрессивно мыслящих публицистов за то, что он не разделял всеобщей эйфории по поводу распространения грамотности (“...грамота не есть просвещение, а относится к одному внешнему образованию...”). Некоторые высказывания Даля в той дискуссии были категоричны, неточны (грамота как бы становилась “виноватой”: “грамота вытесняет совесть... совесть заменяется грамотой”). Но в наш век - век Хиросимы и Нагасаки, век Чернобыля - мы осознаем глубокую правоту Даля: цивилизация, оставившая “на задворках” нравственность, крайне опасна.
Таким средством “приурочить” образование и просвещение к родной почве, срастить их с духом, бытом и жизнью нации Даль считал народный язык. В нем видел он важную часть “воспитания внутреннего”, “нравственного образования”.
Иностранные слова, заимствования, “чужесловы” для народной идеи, для нравственного воспитания, по Далю, не годятся (“сознавая весь вред и все зло от наводнения и искажения языка чужими речениями, всяк должен противиться этому по своим силам”). И всю жизнь он вел с ними активную борьбу, нередко впадая в крайности.
Далю были не по душе “прыткие набиратели и усвоители всех языков запада”, но тем не менее “чужесловы” он из языка и словаря не исключал: “Мы не гоним общей анафемой все иностранные слова их русского языка, мы больше стоим за русский склад и оборот речи... От исключения из словаря чужих слов, их в обиходе конечно не убудет; а помещение их, с удачным переводом, могло бы иногда пробудить чувство, вкус и любовь к чистоте языка”. (В “Толковом словаре” - немалое количество заимствований: только тех, которые сопровождаются указанием на язык-источник, - 1420; подавляющее же большинство усвоенных “чужесловов” ссылок на источник не имеет).
Идея “удачного перевода”, обязательного национального соответствия заимствованию “пульсировала” в Дале постоянно. Он с повышенной чувствительностью - в серьезной или шутливой форме - реагировал на присутствие иностранных слов в литературном тексте. Однажды не без ехидства и удовольствия он заметил славянофилу И. С. Аксакову, прочитавшему ему подготовленную к печати свою статью: “При всем своем презрении к Европе, дорогой Иван Сергеевич, вы употребляете в своих произведениях чрезмерное количество иностранных слов”.
Порой Даль терял чувство реальности, “преследуя” прочно укоренившиеся в русском языке заимствования. В 1868 году он стал горячо попрекать историка М. П. Погодина за употребление таких слов, как феодальный , аристократия , эпоха , система , форма , характер , пропаганда , сцена . Погодин закончил полемику словами: “Наш спор становится смешным”. Действительно, еще полвека назад отбушевали споры по поводу использования иностранных слов. Их “тотальное” исключение из русского языка, за которое ратовал адмирал Шишков, было квалифицировано (Пушкиным, Белинским, Бестужевым-Марлинским, другими писателями) как несостоятельное. И читатели предпочитали карамзинистов шишковистам.
Даль, хотя и отмежевывался от некоторых “ошибочных убеждений шишковских времен”, (“Напутное слово”), отдал дань “шишковизму”. В своем словаре он “обезвреживает” иностранные слова с помощью реально существующих просторечных, областных или придуманных им самим слов. Даль немного “хитрил” и “прятал” изобретенные им слова среди народных. Это обнаружилось. И автору пришлось выслушать немало упреков по поводу помещенных в словарь “слов вымышленных или, по крайней мере, весьма сомнительного свойства”. По данным А. С. Боровко, сочиненных Далем русских эквивалентов - не более 245. Среди них: небозем, глазоем (горизонт), мироколица, колоземица (атмосфера), ловкосилие (гимнастика), живуля, живыш, самодвига (автомат), насыл, насылкла (адрес), самоистина (аксиома), соглас (гармония), самотность (эгоизм), носопрятка (кашне), носохватка (пенсне), пичужить (любезничать), грязевики (галоши). Даль оправдывался: они занимают в словаре скромное место, “в красной строке или в числе объясняемых слов, сочиненных мною слов нет”. Кроме того, некоторые из приписываемых Далю слов есть в говорах, он их только употребил в новом значении: “Если я, например, предложил вместо автомат более понятное русскому слово живуля , то оно не выдумано мною, хотя и не употреблялось в сем значении; оно есть, например, в загадке: Сидит живая живулечка на живом стулечке, теребит живое мясцо (младенец сосет грудь)”.
Сам Даль предостерегал против неумелого конструирования новых слов и неоправданного переноса значений: “...где только, в применении малоизвестного слова, видна натяжка, а тем более во вновь образованном погрешность против духа языка, там оно глядит рожном”, и где новое образование “противно духу языка или самому смыслу, там язык наш упорно от сего отказывается, а будучи изнасилован, дает слова тяжелые, противные слуху и чувству, без всякой силы и значенья”.
Сам Даль верил в собственные неологизмы и предложенные им новые значения (например, настаивал на том, что обыденный должно значить “суточный”, “однодневный”, литературный же язык распорядился по-другому).
Даль (как и последующие реформаторы) был, конечно, прав, что огромные словообразовательные и другие ресурсы русского языка вполне оставляют надежду на нескончаемое словотворчество - “в духе языка”. Да и некоторые придуманные Далем слова (несправедливо все им сочиненное отвергнуто) способны конкурировать с заимствованиями в иносказательном, экспрессивно-художественном контексте: например, пустогруз (балласт), самоистина (аксиома), душистость (аромат), царь-жила (аорта), беложилье (нервы), художник-строитель (архитектор), безыменник (аноним), бьючий колодец (артезианский колодец). Да и вот молодой поэт, чье языковое воспитание вполне книжное, пишет в фальшиво-бравурный предвоенный год: “Вот подойди, губами тронь - И станет трудный “горизонт” Таким понятным - “глазоем”. Так Даль сказал. И много тут Спокойной мудрости” (Павел Коган).
Но и заимствования, и придуманные к ним “тождесловы” составляют очень незначительную часть Толкового словаря, главное же его богатство - язык народа, просторечные и областные слова “всея Руси”.
Даль начинал, разумеется, не на пустом месте. В своей работе он использовал предшествующие лексикографические труды, и прежде всего “Словарь Академии Российской” (вышел двумя изданиями в 1789–1794 и 1806–1822 годы), “Словарь церковнославянского и русского языка” (1847 г.) и “Опыт областного великорусского слова” (1852 г.). Из этих словарей и разных малых словариков и списков он включил в свой Толковый словарь 120 тысяч слов и прибавил 80 тысяч собранных им самим. К своей части Даль сделал существенное замечание: “Не воображайте однако, чтобы прибавка эта состояла вся из слов коренных или неслыханных доселе областных выражений; напротив, девять десятых из них простые, обиходные слова, не попавшие только доселе в наши словари именно по простоте, по безвычурности и обиходности своей...”. Из чего вытекает, что удельный вес противоречия в Словаре очень высок (традиционно он исследователями значительно “занижается” сравнительно с диалектизмами).
Итого в словаре Даля 200 тысяч слов: книжно-письменных, просторечных, диалектных, профессиональных, “чужесловов” и “тождесловов” к ним. Среди литературных слов - немало церковнославянизмов (по свидетельству П. И. Мельникова-Печерского, Даль усердно изучал русские летописи, отыскивая в них старинные слова и толкования к ним). Кроме того, словарь богат фразеологическим материалом - здесь тысячи устойчивых оборотов речи.
Исключительно ценный в словаре - терминологический фонд: слова, связанные с крестьянским бытом, с ремеслами, промыслами, народной медициной, флорой и фауной. Разбросанный по разным изданиям этот материал он свел воедино. Даля по праву называют замечательным, никем не превзойденным знатоком языка и быта русского крестьянства, его склада ума и характера, его творчества, фольклора. Превосходно знал Даль и городской быт, среду мещан. Толковый словарь - это в большой мере и этнографическая энциклопедия, неоценимый источник сведений о народной психологии и быте России XIX века. Даль равно хорошо знал и свадебные обряды, и детали парусного оснащения судов, и конскую масть (приводит до 50 названий), и рыбную снасть. Словарь Даля по своей сути вполне мог бы иметь и другое название: “Язык и народ”, “Язык и жизнь народа”, “Лексико-этнографический словарь”.
Собрав огромный языковой материал, Даль стал размышлять, как его расположить в Словаре. Привычный азбучный порядок был им отвергнут: “Самые близкие и сродные речения, при законном изменении своем на второй и третьей букве, разносятся далеко врозь и томятся тут и там в одиночестве; всякая живая связь речи разорвана и утрачена...”. Действительно, родственные слова, к примеру звать и зов будут разделены словами звенеть, звезда, зверь, здоровье, зебра, зелье, земля, зерно, зерцало и еще десятками и десятками других, между мука и мучной станут мулат, мультипликатор (астрономический прибор), мундир, муха и проч. Нет, это не годится! Алфавитный словарь крайне растянут и утомителен, это не зеркало живого языка с его разнообразными, богатыми связями, а справочник. “Мертвый список слов не помощь и утеха”.
Даля не устраивает и корнесловный способ группировки материала, когда объединяются однокоренные слова, часто совершенно разные по смыслу (так был составлен “Словарь Академии Российской”) группу “ведет” общий корень или более или менее произвольно устанавливаемое слово. Даль пишет: “...не только брать, бранье, бирка и бирюлька войдут в одну общую статью, но тут же будет и беремя , и собирать, выбирать, перебор, разборчивый, отборный ...”. И составитель словаря не на шутку встревожен: “...в каждую статью, под общий корень, войдет чуть ли не вся азбука... Второй способ, корнесловный, очень труден на деле, потому что знание корней образует уже по себе целую науку и требует изучения всех сродных языков, не исключая и отживших...”.
Даль выбирает “семейный”, или гнездовой, порядок расположения слов, чтобы легче можно было постигать “утраченный нами дух языка”. Он берет термины из любимой им природы: слова - “птенцы”, и он помещает в “гнездо”, все “одногнездки” - в одно “гнездо”, слова он располагает “целыми купами”, как деревья в роще, производные слова - “отростки”. С “натуральным” взглядом на язык переплетается антропоморфический: в словах Даль видит “очевидную семейную связь и близкое родство”, в слове “не менее жизни, как и в самом человеке...”.
Словарные статьи, построенные по гнездовому способу и “возглавляемые” именем или глаголом, располагаются, естественно, в алфавитном порядке. Далю, однако, пришлось пожертвовать некоторыми “родственниками”: в словарную статью не включаются приставочные образования (давать , к примеру, в одной статье, выдавать - в другой). Даль нарушил свой принцип группировки вынужденно: словарная статья - благодаря колоссальной продуктивности префиксального словопроизводства в русском языке (“наплодили такое обильное потомство”) - разрастается колоссально.
Гнездовой способ (с оговоркой для приставочных образований) позволил автору дать впечатляющую картину смысловых и словообразовательных связей в русском языке.
Даль, разводя слова по “гнездам”, допустил ряд оплошностей, на что указали критики. Так, он в одно гнездо поместил простой и простор , тлеть и тло и в разные гнезда - дикий и дичь, знак и значок , круг и кружок . Впрочем, сам он в “Напутном слове” призывал указывать ему на ошибки, помогать совершенствовать "Словарь".
Даль назвал его толковым не потому, что он мог получиться бестолковым, а потому, что в нем растолковываются слова (так он шутил, а на титульном листе 1 тома дал строгое объяснение). Толкование у Даля включает три момента: определение понятия, синонимы к слову и сведения о предмете, часто весьма подробные. Даль избегал развернутых определений, полагая, что они ведут “длинной дорогой” к пониманию слова: “При объяснении и толковании слова вообще избегались сухие, бесплодные определения, порождения школярства, потеха зазнавшейся учености, не придающая делу никакого смысла, а, напротив, отрешающая от него высокопарной отвлеченностью”. Даль предпочитает объяснять одно слово другим, “тем паче десятком других”. Порой выстраивается целый ряд синонимов, “тождесловов”. В каждом из них есть свой, отличный оттенок значения, но их большое число помогает читателю составить верное представление о предмете. Получается еще одна “семья” - на этот раз смысловая. За синонимами следуют иллюстрации употребления слова - пословицы, поговорки, краткие авторские речения, реже - строки из народных песен, из летописей. “Примеров книжных у меня почти нет”, - признавался Даль в ответ на упреки, что он пренебрегает авторитетными литературными источниками, но объяснял это тем, что у него “не достало времени рыться за ними и отыскивать их”. И соглашался, что это недостаток словаря.
Небезупречным признается и толкование слов у Даля через синонимику. Полнота раскрытия значений слова здесь оказывается случайной: отдельные присущие слову значения остаются нераскрытыми, не разграничиваются четко значения и оттенки значений, порой известное слово “переводится” на диалект, т.е. выстраиваются рядом синонимы из говоров, это расширяет палитру средств выражения в национальном языке, но не способствует раскрытию значения толкуемого слова. Порой в толкование входит и придуманное Далем слово (например, к слову вода : “...испарения водные... наполняют мироколицу, в виде облаков, тумана, росы, дождя, снега и пр.”. В другом месте Даль вводит в толкование слово стояло , не делая оговорки, что оно придумано). “...неразграничение объективно существующего и субъективно желаемого - едва ли не главный недостаток словаря”, - считает А. Сухотин.
Можно сказать, что богатство в словаре получило явное предпочтение перед строгостью . Очевидно, совместить и то и другое одному человеку было невозможно при объеме словаря в 200 тысяч слов, а, кроме того, Даль был прежде всего писателем, любящим слово, а не языковедом, знающим тонкости грамматической теории, все “закоулки” лексикологии. Да и порой Даль сознательно или вынужденно шел на какие-то издержки. Так, он не считал нужным и по-настоящему полезным приводить грамматические указания: собранный им материал был шире формальной грамматики, не укладывался в ее правила.
Даль с пониманием, без обиды, хотя и огорчаясь, реагировал на критические замечания. Он писал академику Я. К. Гроту, с наибольшей тщательностью отрецензировавшему его словарь: "Рад, рад, что много занимались мною или “Словарем”. Вы находите свой разбор строгим - но взгляд мой на это дело одинаков с вашим: легонький разбор показал бы небрежение к труду, а правда равно бреет в обе стороны...".
Вот еще один пример солидарности радетелей русской словесности, преданности общему делу. При подготовке словаря к печати Даль с благодарностью принимает “подсказки” Н. И. Греча, писателя, журналиста, автора “Практической русской грамматики” (1827): “Заметки этого заслуженного уставщика грамоты были мне крайне полезны, охранив меня от многих промахов...”. “Правочные листы” курсировали между Москвой и Петербургом. Даль совестился затруднять 75-летнего человека таким нескончаемым трудом, а тот отвечал: “Дайте мне умереть за этой работой!”
Но было бы неверно и несправедливо видеть в Дале только практика-собирателя и самоучку-филолога. Его обширные знания в области языка явно “возвышаются” над его ошибками, частными промахами. В предисловии к Толковому словарю (издание 1955 г.) А. М. Бабкин писал: “...обстоятельный и серьезный разбор, которому подверг В. И. Даль выпущенный Академией наук “Опыт областного словаря”, целый ряд критических замечаний, попутно высказанных им по поводу русской грамматики, русского правописания и особенно диалектологические суждения В. И. Даля показывают, что по своему научному кругозору и уровню, во всяком случае в области лексикографии и диалектологии, он был не ниже многих признанных ученых, его современников. Мнение В. И. Даля о новом издании русского словаря, который проектировала Академия наук в 1854 году, показывает широту его лексикографических представлений наряду с их практичностью”.
Даль собирал слова, ему их присылали, но составлял словарь он сам, в одиночку. И в одиночку правил гранки, держал 14 корректур, 14 раз скрупулезно, внимательнейшим образом перечитал 2485 больших страниц сплошного текста. И объяснял причины медленного выхода словаря: “...правка такой книги, как словарь, тяжела и мешкотна, тем более для одной пары старых глаз... но, что зависит от составителя, то конечно одна только смерть или болезненное одряхление его могли бы остановить начатое”.
Не остановили. Когда он кончил словарь (издан в 1863–1866 гг.), похвастался, с усмешкой: “Меня теперь шестом не достанешь!” Тогда же академик М. П. Погодин выступил с заявлением, которое взволновало современников: “Словарь Даля кончен. Теперь русская Академия без Даля немыслима. Но вакантных мест ординарного академика нет. Предлагаю: всем нам, академикам, бросить жребий, кому выйти из Академии вон, и упразднившееся место предоставить Далю. Выбывший займет первую, какая откроется, вакансию”.
Выйти из Академии наук никому не хотелось, но это и не понадобилось: Даль, оказывается, не мог стать ее действительным членом по той важной причине, что жил не в Петербурге, где она располагалась, а в Москве. Даля избрали почетным членом Российской Академии наук и от ее имени присудили Ломоносовскую премию. Рецензент словаря академик Я. К. Грот писал. “Можно с уверенностью сказать, что никакой другой труд не был бы приветствован самим Ломоносовым с такою задушевной радостью, как именно словарь, поставивший себе задачей обнять все неисчерпаемое богатство родного языка и содействовать чистоте его”.
Русское Географическое общество наградило Даля золотой медалью, Дерптский университет удостоил автора Толкового словаря, своего бывшего питомца, премией, Общество любителей российской словесности избрало его своим почетным членом.
Едва завершив словарь, Даль приступил к подготовке его второго издания, которое он собирался дополнить новыми материалами, внести поправки (“Эту работу я без устали продолжаю”). Появление словаря вызвало новый поток лестных слов его автору. Для второго издания Даль успел сделать около пяти тысяч поправок и дополнений, включил в словарь свыше полутора тысяч “подошедших” слов.
22 сентября (4 октября по н. ст.) 1872 г. Владимир Иванович Даль умер.
Второе издание словаря, исправленное и дополненное, вышло в 1880–1882 годы. Третье издание готовил к печати известный лингвист И. А. Бодуэн де Куртенэ. Оно весьма отличалось от второго, о нем говорили - “Бодуэновское издание”, “Бодуэновский словарь Даля” и даже “Бодуэновский Даль”. Редактор стал “соавтором” составителя не случайно: объем словаря в 3-м и 4-м стереотипном издании (1903–1909 и 1912–1914 гг.) увеличился - благодаря добавлению редактором многих новых слов, толкований, примеров - на 16 процентов (по подсчету самого Бодуэна де Куртенэ - даже на 20 процентов).
Бодуэн де Куртенэ сделал многое, чтобы облегчить пользование словарем, - производные слова разнес по своим алфавитным местам, но при этом, конечно, “разорил” гнезда. Для Даля же было главное не удобство пользования словарем, а компактное (“семейное”) гнездовое расположение материала. Редактор образовал новые гнезда, произвел перестановку внутри гнезд, изменил и дополнил грамматические пометы, глаголы, открывающие словарную статью, перевел из несовершенного в совершенный вид, значительно изменил Далево правописание, включил в словарь (безусловно, неоправданно) лексику политической полемики 1905–1906 годов, ввел и “неприличные” слова (Даль их тоже знал, но решил обойтись без них).
Редактор - замечательный лингвист - понимал, что эти многочисленные дополнения, уточнения, изменения все более отдаляют словарь от Даля. Все время пополнять словарь? Все время изменять? Но до каких пор? Почему можно включить в него слова “ближайших” 30–40 лет и не продолжить с “отдаленными”? Вопрос стоял так: превратить Словарь Даля лишь в материал, в источник для новых словарей или оставить как замечательный памятник русской словесности, лексикографический тезаурус? Но, может быть, не исправляя его, выпускать к нему все новые дополнительные тома? Нет, и это нецелесообразно: слишком непохожими они будут на Далевские, чем дальше, тем более непохожи. Бодуэн де Куртенэ поставил под сомнение свое столь обширное редактирование.
“Соперничая” с Далем, правя, “опровергая” его, Бодуэн де Куртенэ в то же время не скрывал своего восхищения гражданским, художническим, лексикографическим (при всех оговорках) подвигом Даля: “Составителя “Толкового словаря” можно упрекать в разных прегрешениях: в недостаточной научности, в дилетантстве, в нецелесообразном упорядочении материала, в необоснованных этимологических сопоставлениях, в крайнем, почти до смешного доходящем языковом пуризме, но нельзя не преклоняться перед громадностью труда, перед энтузиазмом собирателя, перед усидчивостью и добросовестностью в упорядочении материала, перед творческим проникновением в сущность языка. Даль был не ученый, не аналитик, а созерцатель, художник”.
Время распорядилось в пользу “одного Даля” со всеми его недочетами и неудобством для чтения, в пользу иллюстрации богатства языка, изобилия на его семантико-структурных полях. Бодуэновские издания (3-е и 4-е) больше не воспроизводились. 5-8 издания “Толкового словаря” Даля (1935, 1955, 1978–1982 гг., 1994) повторили 2-е издание, в которое, по сравнению с 1-ым, были внесены другими лицами лишь незначительные поправки.
Эхо
Далю не нравилось слово эхо тем, что оно не склоняется (должно быть, в ту пору еще “робели” его склонять). Даль поставил в ряд с греческим “чужесловом” 11 русских соответствий (отголосок, вторье, отгул, зык и др.). Но эхо все эти реальные и придуманные “тождесловы” все-таки оттеснило.
Эхо Далева "Словаря" и спустя 130 лет не ослабевает. Оно разлетелось сразу - в 60-е годы XIX в. по всей читающей России. Отклики были полны восхищения грандиозностью труда и благодарности автору. Они зазвучали на страницах печати, в аудиториях. Это была золотая пора для русской культуры: примерно в одно время вышли в свет “История России с древнейших времен” С. М. Соловьева, “Народные русские сказки” А. Н. Афанасьева, “Песни” П. В. Киреевского, “Былины” П. Н. Рыбникова, “Пословицы русского народа” и “Толковый словарь живого великорусского языка” В. И. Даля.
Академик Я. К. Грот тогда писал: “Словарь Даля - книга не только полезная и нужная, это - книга занимательная: всякий любитель отечественного слова может читать ее или хоть перелистывать с удовольствием. Сколько он найдет в ней знакомого, родного, любезного, и сколько нового, любопытного, назидательного! Сколько вынесет из каждого чтения сведений драгоценных и для житейского обихода, и для литературного дела”.
Сам Даль говорил о себе предельно скромно: он всего лишь выполнял работу “подносчика при постройке великолепных палат русского слова”. Что ж, верно, десятилетиями он был неутомимым подносчиком, но стал и строителем, и зодчим: величественное здание Словаря затмило “недоделки”.
Хорошие отзывы на “Толковый словарь” опубликовали И. И. Срезневский, П. И. Савваитов, А. А. Котляревский. Кроме специалистов, откликнулись писатели, учителя, журналисты. Вот некоторые из благодарных строк:
“Этот словарь нечто небывалое на святой Руси”.
“...Это подвиг изумительный - относительно его исполнителя, почти непонятный в наше мелкое время, это книга, как говорил Карамзин, “для всякого русского важная и необходимая”.
“В этой книге вырастает наше самосознание”.
“Внешней громадности этого Словаря соответствует внутренняя громадность материала, в нем помещенного”.
“Даль один сделал то, чего до сих пор не могли сделать у нас целые общества - ученые и даже переученые...”.
“Толковый словарь” Даля возбудил большой интерес в обществе к говорам русского языка, к народной речи.
Писательское эхо, зазвучавшее тогда, не умолкает. Это понятно: язык ведь орудие литератора, плоть его мыслей и чувств. От Пушкина, восхитившегося языком далевских сказок, до таких разных наших современников - русские писатели славят Даля.
И. С. Тургенев так отозвался на его смерть: “Он оставил за собой след: “Толковый словарь” - и мог сказать: “Exegi monumentum”.
Лев Толстой обратился к “Толковому словарю” в 70-е годы, остро ощущая разрыв между литературным языком и народной речью. Писатель скрупулезно изучает словарь, читает каждый том с начала до конца и с конца до начала, подбирает синонимы к литературным словам, определяет оттенки значений. Так же внимательно он штудирует “Пословицы русского народа”. Отсюда он черпает для своих произведений. Пословицы, собранные Далем, помогали писателю работать над образом Платона Каратаева. В текст романа “Война и мир” он включил 9 пословиц (а приготовил 70).
А. Н. Островский много лет собирал материалы для словаря народного языка (они позднее вошли в “Словарь русского языка”, составленный Вторым отделением Академии наук), сверялся и “спорил” с Далем.
Ф. М. Достоевский очень дорожил “подобранным” им в юности в Инженерном училище и введенным в литературу словом стушеваться , он подробно рассказывает об этом - “для какого-нибудь будущего Даля... будущий Даль меня поблагодарит”.
Чувство меры - “водитель” настоящего писателя. Истинный вкус, по замечательному определению Пушкина, “состоит не в безотчетном отвержении такого-то слова, такого-то оборота, но в чувстве соразмерности и сообразности”.
“Человек живет словами”, - говорил Н. С. Лесков, тонкий знаток народного языка. Рассказы и повести Лескова пронизаны образной речью, в них свежая выразительная лексика. Писатель был последователем и единомышленником Даля, но он предупреждал против неуместного и неумеренного употребления народных слов. Многое из того, говорил он, что было навязано литературе, что неорганично внедрилось в ее языковую ткань, “выплюнуто и высмеяно по заслугам”.
М. Е. Салтыков-Щедрин, А. П. Чехов, И. А. Бунин предостерегали против “списывания с Даля”.
М. Горький так прокомментировал совет К. Чуковского переводчикам - читать Даля: “Совет - опасный. Лексиконы Даля, Успенского, Лескова прекрасны, но представьте себе Виктора Гюго, переданного языком Лескова, Уайльда на языке Мельникова-Печерского, Анатоля Франса, изложенного по словарю Даля”. Горький говорил: “Познакомьтесь со словарем Даля... вслушивайтесь в живую речь”. Но тут же: “Не надо брать пример с Ремизова, который, видимо, пишет, держа перед собой раскрытым Далев словарь”.
“Выбор принадлежит писателю”, - не раз говорил Даль. Сам писатель должен определить свое отношение к языковому материалу. Безоглядное черпание из словарей неразумно. Чтение “Даля” не может заменить писателю, журналисту собственного опыта. Но оно в то же время развивает языковое чутье, обостряет его. Поэты с острым чувством языка - Хлебников, Есенин, Маяковский - замечательно “перекликались” с Далем (десятки их неологизмов словно выписаны из “Толкового словаря”).
Значение “Толкового словаря живого великорусского языка” для русской словесности емко и точно определил академик В. В. Виноградов: “Словарь Даля, стремясь направить литературный язык “в природную его колею, из которой он у нас соскочил, как паровоз с рельсов”, указывал обществу пути синтеза книжных форм речи с простонародными”.
И не потеряли актуальности слова Даля, адресованные будущим поколениям: “Много еще надо работать, чтобы раскрыть сокровища вашего родного слова, привести их в стройный порядок и поставить полный, хороший словарь...”.
Передний заднему мост (любимая поговорка Даля).
Я видел: у русских писателей четырехтомник Даля стоит совсем близко от письменного стола. В библиотеках “Толковый словарь” и “Пословицы русского народа” являются неотъемлемой частью справочно-библиографического аппарата, к ним обращаются люди самых разных профессий. Словарь, изданный 9 раз, по-прежнему остается библиографической редкостью. Далевские материалы вливаются в издаваемый ныне многотомный “Словарь русских народных говоров”.
Замечательный памятник русской лексикографии, одно из богатейших собраний человеческой речи - Далев "Словарь" зовет нас “не опускать планку”, неутомимо искать и раскрывать “сокровища нашего родного слова”, осмысливать их и приводить в “стройный порядок”, помнить, что русский литературный язык живет прежде всего от собственных истоков, и в этом его сила и пластическая выразительность.
Передний заднему мост. Даль бессмертен!
Нить жизни В. И. Даля

22 (10) ноября 1801 г.	Родился в г. Лугани (совр. Луганск на Украине)
1814 г.	Поступил в Морской корпус г. Петербурга
1819 г.	Окончил Морской корпус, выпущен мичманом на Черноморский флот
1823 г.	Военный суд над В. И. Далем за эпиграмму на командующего флотом
1824 г.	Перевелся в Кронштадт
1826 г.	Вышел в отставку и поступил в Дерптский (совр. Тарту) университет на медицинский факультет
1829 г.	Получил звание лекаря и был отправлен в действующую армию
1830 г.	Напечатан рассказ “Цыганка” в ж. “Московский телеграф”
1832 г.	Определен ординатором Военно-сухопутного госпиталя в г. Петербург
1833 г.	Первая книга “Русские сказки”, женился на Юлии Андре, перевелся в Оренбург чиновником особых поручений при губернаторе
1838 г.	Избран членом-корреспондентом Российской академии наук, смерть жены
1840 г.	Женился на Е. Л. Соколовой
1841 г.	Перевелся в Петербург
1845 г.	Открытие Русского географического общества (18 авг.), одним из учредителей которого был В. И. Даль
1849 г.	Перевелся в Нижний Новгород управляющим Удельной конторой
1859 г.	Вышел в отставку и поселился в Москве
1861 г.	Присуждение Золотой Константиновской медали за первые выпуски словаря, вышло Полное собрание сочинений в II томах
1862 г.	Вышел сборник “Пословицы русского народа”
1863–1866 гг.	Вышел “Толковый словарь живого великорусского языка”
1868 г.	Единогласно избран почетным членом Академии наук
1869 г.	Присуждена Ломоносовская премия за “Толковый словарь живого великорусского языка”
1870 г.	Присуждена премия Геймбюргера за Словарь
1872 г.	Смерть жены 21 (9) февраля
22 сентября (4 октября) 1872 г.	Скончался В. И. Даль. Похоронен в Москве на Ваганьковском кладбище

Высказывания о Дале

“Давно уже в русской литературе не было явления в такой мере достойного общего внимания и признательности, как этот словарь... Это вместе с тем одно из тех произведений, которые своим появлением действуют на ход образованности народной тем более, чем их самих более, и чем более лиц, умеющих ими пользоваться”.
(И. И. Срезневский)
[Словарь] “должен сделаться настольною книгою.., что в современной русской лексикографии это без всякого сравнения самый полный и многообъемлющий словарь, притом это труд, задуманный смело и оригинально, выполненный самостоятельно”.
(Я. К. Грот)
“Книга призвана служить народу и в конце концов написана для русского народа. Славянским языковедам представлен настоящий и чисто русский словарь”.
(A. Schleicher, W. I. Dahls. Russischer Wцrterbuch
und einige andere neuere russische Werke)
“К особенностям его любви к Руси принадлежит то, что он любит ее в корню, в самом стержне, основании ее, ибо он любит простого русского человека, на обиходном языке нашем называемого крестьянином и мужиком. Как хорошо он знает его натуру! Он умеет мыслить его головой, видеть его глазами, говорить его языком. Он знает его добрые и его дурные свойства, знает горе и радость его жизни, знает болезни и лекарства его быта...”.
(В. Г. Белинский)
“После Гоголя это до сих пор решительно первый талант в русской литературе”.
(В. Г. Белинский)
“Из людей умных должны выступать на поприще только те, которые кончили свое воспитание и создались как граждане земли своей, а из писателей только такие, которые, любя Россию так же пламенно, как тот, который дал себе названье Луганского Казака, умеют по следам его живописать природу, как она есть, не скрывая ни дурного, ни хорошего в русском и руководствуясь единственно желаньем ввести всех в действительное положение русского человека”.
(Н. В. Гоголь)
“Ум твердый и дельный виден во всяком его слове, а наблюдательность и природная острота вооружают живостью его слово. Все у него правда и взято так, как есть в природе. Ему стоит, не прибегая ни к завязке, ни к развязке, над которыми так ломает голову романист, взять любой случай, случившийся в русской земле, первое дело, которого производству он был свидетелем и очевидцем, чтобы вышла сама собой наизанимательнейшая повесть. По мне, он значительней всех повествователей-изобретателей... каждая его строчка меня учит и вразумляет, продвигая ближе к познанью русского быта и нашей народной жизни; но зато всяк согласится со мной, что этот писатель полезен и нужен нам в нынешнее время. Его сочинения - живая и верная статистика России”.
(Н. В. Гоголь)
“Одним из первых бесстрашных охотников, который, не боясь ни грязи, ни смрада, отточенным пером стал преследовать свою дичь вплоть до канцелярий и трактиров, среди попов и городовых, - был Казак Луганский (псевдоним г. Даля). Он не испытывал симпатии к чиновнику; одаренный выдающимся талантом наблюдения, он прекрасно знал свой край и еще лучше свой народ”.
(А. И. Герцен)
“Русскому человеку больно от него досталось - и русский человек его любит, потому что и Даль любит русского человека...”.
(И. С. Тургенев)
“Произведения г. Даля, переведенные, едва ли могли бы понравиться иностранцам: в них уж чересчур пахнет русским духом, они слишком исключительно народны...”.
(И. С. Тургенев)
“Русского человека он знает как свой карман, как свои пять пальцев”.
(И. С. Тургенев)
“Луганский чрезвычайно мне полюбился... Перечел я Луганского “Бакея и Мауляну”: славная вещь, хотя и не повесть... Луганский и Вельтман, право, самые даровитые из нынешних наших писателей”.
(В. К. Кюхельбекер)
“Это был замечательный человек. За что ни брался Даль, все ему удавалось...”.
(Н. И. Пирогов)
“Далю запрещали писать. Как? Далю, этому умному, доброму, благородному Далю! Неужели и он попал в коммунисты и социалисты?”
(А. В. Никитенко)
“Даль - “человек добрый, разумный, могущий”.
(Т. Г. Шевченко)
“Одно слово: человек - душа. И всяку крестьянску нужду знает, равно родился в бане, вырос на полатях. И говорит-то по-нашему, по-русски то есть, не как иные господа, что ихней речи в толк не возьмешь”.
(П. И. Мельников-Печерский, устами героя рассказа
“Медвежий угол” - Гаврилы Матвеевича)
“Даль - демократ, он глубоко чувствует свою связь с народом... у него можно было учиться многому, но не учились ничему”.
(М. Горький)
“Его очерки... имеют огромную ценность правдивых исторических документов, и если бы мы захотели детально изучать жизнь крестьян 40–50-х годов, для этой цели сочинения Даля - единственный и бесспорный материал”.
(М. Горький)
“Недавно мне пришлось - к сожалению и к стыду моему, впервые ознакомиться с знаменитым словарем Даля. Великолепная вещь, но ведь это областнический словарь и устарел. Не пора ли создать словарь настоящего русского языка, скажем, словарь слов, употребляемых теперь и классиками , от Пушкина до Горького”.
(В. И. Ленин, из письма А. В. Луначарскому, от 18 января 1920 года)
“...перед Далем стояла задача - указать средства народного обновления русской литературной речи XIX века и пути освобождения ее от чужеродных заимствований, открыть русскому обществу “неисчерпаемый родник или рудник живого языка русского”.
(В. В. Виноградов)
“Нужно, чтобы переводчики всячески пополняли свой мизерный запас синонимов. Пусть они воспользуются знаменитым советом Теофиля Готье и возможно чаще читают словарь. Даль - вот кого переводчикам нужно читать”.
(К. Чуковский)
“Как сокровищница меткого народного слова "Словарь" Даля всегда будет спутником не только литератора, филолога, но и всякого образованного человека, интересующегося русским языком”.
(В. В. Виноградов)
Высказывания В. И. Даля
“Я полезу на нож за правду, за отечество, за русское слово, язык!”.
“Жизнь дана нам на радость”.
“Молодому поколению предстоит сильная борьба за правду, вместо которой нам, старикам, только показывали кукиш”.
“Одна только гласность может исцелить нас от гнусных пороков лжи, обмана и взяточничества и от обычая зажимать обиженному рот и доносить, что все благополучно”.
“Язык народа, бесспорно, главнейший и неисчерпаемый родник или рудник наш, сокровищница нашего языка...”.
“Если мы станем вводить пригодные русские слова исподволь, у места, где они ясны по самому смыслу, то нас не только поймут, но станут даже у нас перенимать”.
“Я хотел научиться уважать и ценить человечество”.
“Не верьте, чтоб счастье было извне, оно в вас, внутри вас, это воля ваша, сила души”.
“Всякая несправедливость казалась мне дневным разбоем, и я выступал против нее”.
“Такая у нас обязанность - вырывать у грабителей хотя бы по малому клочку и возвращать обиженному”.
“Назначение человека именно то, чтоб делать добро”.
“Я смотрю на язык простонародный как на главный запас. Изучать надо нам народный язык. Освоившись с духом родного слова, мы облагородим и перенесем на родную, но более тучную и возделанную почву все то, что стоит пересадки”.
“Мы не гоним общей анафемой все иностранные слова из русского языка, мы больше стоим за русский склад и оборот речи”.
“...если уж мы взяли иностранное слово, не надо ставить его в бог весть какие необыкновенные условия. Пусть подчиняется правилам нашей грамматики и произносится так, чтобы для русского человека оно не было диковато на слух”.
“Чем более приставлено, для порядку, чиновников, тем дело идет хуже и тем оно тягостнее для народа; одного легче накормить, чем десятерых. Чем более степеней подчиненности, для более строгого надзора, тем более произвола и гнета, тем менее можно найти суд и расправу. Один и отвечает один; а семеро на бумаге как на бобах разведут, и во имя закона совершаются безнаказанно всякие беззакония”.
“Губернатор пишет Палате, Палата окружному, окружной помощнику, помощник волостному правлению, волостное - сельскому, - и в этой переписке письмо ходит по урядью целые годы, прежде чем что-либо исполнится на деле”.
“...кажется, если не сделаешь на то письменного распоряжения, то и солнышко завтра не выйдет...”.
“...Живой народный язык, сберегший в жизненной свежести дух, который придает языку стойкость, силу, ясность, цельность и красоту, должен послужить источником и сокровищницей для развития образованной русской речи...”.
“Язык не пойдет в ногу с образованием, не будет отвечать современным потребностям, если не дать ему выработаться из своего сока и корня, перебродить на своих дрожжах. От нас требуют, чтобы мы удержали речь свою на природном ее пути, дали ей простор и раздолье в своем, коренном русле”.
“Писателям нашим необходимо проветриваться от времени до времени в губерниях и прислушиваться чутко направо и налево”.
Словарь - “труд целой жизни, который сбережет будущему на сем же пути труженику десятки лет. Передний заднему мост”.
“...вовсе не утверждаю, будто вся народная речь, ни даже все слова речи этой должны быть внесены в образованный русский язык; я утверждаю только, что мы должны изучить простую и прямую русскую речь народа...”.
“...прокармливая казенного воробья, прокормишь и свою коровушку...”.
“...Мы должны изучить простую и прямую русскую речь народа и усвоить ее себе, как все живое усвояет себе добрую пищу и претворяет ее в свою кровь и плоть”.
“А как Пушкин ценил народную речь нашу, с каким жаром и усладою он к ней прислушивался, как одно только кипучее нетерпение заставляло его в то же время прерывать созерцания свои шумным взрывом одобрений и острых замечаний и сравнений - я не раз был свидетелем”.
“...пришла пора подорожить народным языком и выработать из него язык образованный”.
“Но с языком, с человеческим словом, с речью безнаказанно шутить нельзя...”.
Библиография
Основные труды В. И. Даля:

Цыганка. - СПб., 1830.

Уральский казак. Петербургский дворик. Денщик. Очерки и рассказы 30–40 гг. XIX в.

О русском словаре (читано в Обществе любителей Российской словесности в 1860 г.) // “Толковый словарь живого великорусского языка”, т. I. М., 1955.

О наречиях русского языка // “Вестник Императорского Русского географического общества”, кн. V за 1852 г. - СПб., 1852.

Напутное слово (читано в Обществе любителей Российской словесности в Москве в 1862 г.) // “Толковый словарь живого великорусского языка”, т. I. М., 1955.

Пословицы русского народа. М., 1862.

Толковый словарь живого великорусского языка в 4-х т. М., 1863–1866; II-е изд. 1880–1882; III-е изд. 1903–1909; IV-е изд. 1913; V-е изд. 1935; VI-е изд. 1955; VII-е изд. 1978–1982; VIII-е изд. 1994.

Полное собрание сочинений в 10-ти томах. СПб., 1897.
Литература о В. И. Дале:

Бабкин А. М. Толковый словарь В. И. Даля. Предисловие к Словарю. М., 1955.

Канкава М. В. Даль как лексикограф. Тбилиси, 1958.

Бессараб М. Я. Владимир Даль. М., 1968.

Порудоминский В. Владимир Даль. М., 1971.

Порудоминский В. Повесть о толковом словаре. М., 1981.

Смолицкая Г. П. В. И. Даль (1801–1872) // Русская речь. 1981, № 6.

Седов А. В. Нижегородский подвиг Даля. Н.-Новгород, 1993.

Смолицкая Г. П. И. И. Срезневский и В. И. Даль // Сб. “Славянские языки, письменность и культура”. Киев, 1993.